Последний еврей Багдада (СИ) - Кратер Макс (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗

— Я подумаю над этим, — произнес Дэвид, — но мы отклонились от главного. Как же быть с Анисой. Невинное создание, зачем было убивать ее?

— Ты, я вижу, хотя и неглуп, но вообще ничего не понимаешь в людях. Она могла знать об ограблении, так как только с ней Латиф и был до конца откровенен. Зачем рисковать? Вот с тем же Дарвишем, я ведь вовсе не собирался его убивать. Своими же руками все едва не испортил. Я кстати, наводил справки, его отец — тоже большой специалист по истории Месопотамии — был убит, когда отказался даже попытаться расшифровать текст таблички. Это произошло в сорок первом году во время еврейского погрома. Как знать, сделай он тогда все, чего от него требовали, может быть и не сидели мы сейчас с тобой здесь и не мечтали о сокровищах Эгиби. Кто-нибудь их давным давно бы уже выкопал.

— Я не мечтаю, — произнес Дэвид.

— Что?

— Не мечтаю о сокровищах. Они мне не нужны.

— Не говори глупости. Ты просто не знаешь, что там на самом деле спрятано. Неужели тебе Дарвиш не рассказал? Шифр — это завещание Офира Эгиби — последняя воля главы крупнейшего торгового дома древности. Его богатству завидовали цари. Он обладал не только золотом и серебром — бесчисленными талантами золота и серебра, накопленного за столетия его предками. Старый прохвост также завладел огромной коллекцией изумрудов, собранной еще царями Бактрии. Она была похищена персами, привезена в Вавилон и отдана банкиру на хранение. С тех пор этих камней никто не видел. Мне даже трудно представить, во сколько можно оценить это богатство: пещера Аладдина только не в сказке, а наяву. Я многое об этом знаю из источников, о существовании которых ни ты, ни другие люди даже представления не имеют.

— Зубари, если я правильно понимаю, был убит, так как именно по его приказу артефакт оставили в музее, а не перевезли в хранилища Центрального банка, — уточнил Дэвид, который торопился завершить это импровизированное интервью до того, как Элиз доберется до отеля, и не был заинтересован выслушивать пространные отступления.

— Вовсе не поэтому. Этот идиот собирался сдаться американцам. Большой крови, в отличие от других первых лиц прежнего режима, на нем не было. Так — птица-говорун. Ты знал, что он был христианином? Одним из немногих в правительстве Хуссейна. Зубари справедливо рассудил, что может рассчитывать на снисхождение. Поэтому и сидел до последнего в «Палестине». Пришлось его выманить оттуда. Попади он в руки союзников, про меня разболтал бы в первую очередь.

Бельгиец прямо об скатерть вытер жирные пальцы и принялся поглощать один из другим куски копченой бараньей ноги. Дэвид был вынужден повременить со следующим вопросом: над поместьем на низкой высоте пролетел военно-транспортный самолет. Его серый силуэт был хорошо виден на фоне звезд.

— Полиция считает, что министр Зубари был задушен чем-то массивным, сжавшим его грудную клетку, — произнес журналист, когда шум двигателей стих.

— Так и есть. Его умертвила огромная змея. Пусть скажет спасибо, что только задушила, а не проглотила живьем и не переварила. А ведь могла!

Дэвид лишь недоверчиво покачал головой. Из сторожки у ворот вышли три бандита. Они встали на крыльце и закурили.

— А кто тебе сказал, что я устранял всех этих людей своими руками? — задал вопрос Кельц. — Их убивал мушрушу.

— Прикидываетесь сумасшедшим?

— Я совершенно нормален. Только крайне ограниченные люди считают, что это мифическое животное с ворот Иштар. Вавилоняне точно знали, чье изображение они помещают на них. Они поклонялись ему, как божеству, также как теперь ему поклоняюсь я. А оно мне служит. В нем моя сила. Щенок у музея был разорван в клочья его мощными львиными лапами. Девка сброшена с минарета ударом его орлиных когтей. Зубари задушен его змеиными кольцами, а старикашка-профессор пробит его рогом единорога. Мушрушу может превращаться в разных существ, составляющих с ним единое целое.

— Я прям-таки в растерянности, кто больший псих — вы или этот ваш рыгающий во сне борец с евреями, персами и американцами, — заявил репортер, махнув головой в сторону третьего, крайне пассивного участника трапезы.

Окончательно впавший в пьяную дремоту главарь бандитов приподнял голову и промычал что-то неразборчивое. Кельц схватил с вершины рисовой пирамиды распаренный чеснок и выдавил его на край блюда, туда где уже лежал размятый в красную кашицу стручок жгучего перца. Щепоть жирного плова с кусочками мяса была вывалена в этой массе и отправлена в рот ненасытного бельгийца.

— Тебе, человеку, воспитанному западной цивилизацией, трудно это понять и принять, — ничуть не обидевшись произнес Кельц, — а мушрушу виден лишь тому, кто верит в него.

Глаза бельгийца горели безумным блеском.

Рация ожила. Прерываемый треском голос произнес несколько слов на арабском.

— Элиз в отеле. Можешь звонить, — пояснил Кельц и ответил в рацию также по-арабски.

Один из боевиков подал телефон. Дэвид позвонил на номер «Шератон-Иштар». Ответил не служащий, а Элиз.

— Я в безопасности, что мне делать? — проговорила она скороговоркой.

Репортер тут же дал отбой.

— Помехи на линии, — пояснил он, — из-за этой войны телефонная связь еле работает.

Дэвид стал заново нажимать на кнопки с цифрами, но вместо номера отеля, набрал номер Фаруха.

— Даже я слышал отсюда ее голос, — недоверчиво произнес Кельц, — чего тебе еще надо? Она в гостинице. Я выполнил обещание, теперь — твоя очередь.

— Просто хотел сказать ей пару слов.

— Скажи пару слов мне. Тех самых слов, которые я так жду. Что рассказал тебе старик?

Репортер убедился, что сигнал прошел и отложил трубку.

— Он сказал, что у последнего главы торгового дома Эгиби был наследник. На глиняных табличках той эпохи ему удалось отыскать сведения о рождении мальчика, которому дали не совсем обычное для Вавилона греческое имя — Феникс. В год гибели Офира Эгиби ему должно было исполниться десять лет. Текст, зашифрованный в табличке, мог быть не договором с Александром Великим, а посланием к сыну.

— Про сына я знал. В чем тут смысл? А впрочем…

В руках у Кельца оказался обернутый тканью сверток. Он развернул тряпицу, и на зеленом бархате блеснула золотая дощечка. Она легко умещалась на ладони. Искусно выдавленные, скругленные символы образовывали ровные строки, покрывая почти всю ее поверхность.

— Ты ведь не собираешься оставлять меня в живых? — равнодушно спросил Дэвид. — Поэтому так откровенен.

— Ты сообразителен, — также равнодушно ответил бельгиец, — оставить тебе жизнь — это нерационально. Ты слишком шустрый. Мало ли чем еще сможешь мне помешать. Ну и это не в моих правилах — проявлять милость к тем, кто причинил мне неудобство. Милость — удел слабых. А что касается помощников, то когда у меня будут несметные сокровища Эгиби, найти людей не составит труда. Почти все они — продажные, мелочные особи. Презираю человечество. А ты не переживай, я попрошу Шакала, кто-нибудь из его людей умертвит тебя самым безболезненным образом. Он правду говорил: каффой по горлу — быстрая смерть. Ты даже ничего не почувствуешь.

Произнося все это, Кельц не смотрел на журналиста. Он впился глазами в табличку. Еще через секунду бельгиец стал набрасывать на блокнотной странице в столбик знаки, которые мог бы, наверное, уже идеально начертить и с закрытыми глазами.

— Ринулся вслед он врагам, как орел, напрягшись всем телом, — начал по памяти читать последние слова из «Одиссеи» Дэвид, — Молнией серною с неба тогда громовержец ударил [92].

— Ага. Самое время призвать Зевса на помощь, — в задумчивости пробормотал Кельц, — пусть явится и покарает меня.

Много раз Дэвид видел кадры того, как самонаводящиеся ракеты попадают в цель. Армейские пресс-службы время от времени не без гордости делились ими с его коллегами-телевизионщиками, предварительно стерев все символы и цифры, которые могли бы представлять военную тайну. Записи не блистали разнообразием. На сером экране пилот бомбардировщика долго держит в белёсом прицеле какой-то объект. Самолет плавно перемещается, как бы облетая цель по размашистой спирали. В большинстве случаев можно было разглядеть, как ракета влетает в кадр: бледная вытянутая болванка. Затем следовал взрыв — аккуратное курчавое облако, расширявшееся сначала очень быстро, а затем замедлявшееся. Бывало, что военные делились и кадрами, снятыми камерами, установленными на самих боеголовках. В этих случаях цель приближалась, становясь все крупнее и заметнее, а затем запись просто прерывалась.