Штрафбат везде штрафбат. Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Эрлих Генрих Владимирович (книги без регистрации txt) 📗
Они уже подняли ноги, чтобы сделать шаг вперед, их правые руки полетели к каскам, но их опередил лейтенант Кучера.
— Полагаю, что я более простых солдат подготовлен для выполнения этого задания, — сказал он, — в военной школе я прошел курс артиллерийской стрельбы. Кроме того, это моя идея, — с чисто австрийским упрямством сказал он. — Разрешите выполнять? — спросил он.
— Выполняйте! — приказал Россель.
Едва ли не впервые на их памяти лейтенант Кучера проявил твердость, и это не пошло ему на пользу. Он взял с собой пятерых солдат. Они подтащили премиальную пушку к выходу из тоннеля и стойко встретили мчащийся на них танк. Он остановился и загорелся посреди тоннеля, как и планировал лейтенант Кучера. Несколько русских автоматчиков проскочили вперед и были убиты. Остальным пришлось отойти, спасаясь от удушливого дыма. Чего не учел лейтенант Кучера, так это того, что танки пойдут не колонной, а разойдутся в линию перед воротами. Второй танк беспрепятственно прошел по второму тоннелю, вырвался на внутренний двор крепости и раскатал немецкую пушку вместе с лейтенантом Кучерой и всем его расчетом. Потом он выпустил три снаряда по церкви и стоявшей рядом зенитке, мстя за гибель товарища. Этого времени хватило Юргену, чтобы взять фаустпатрон и пристроить его в разбитой бойнице. Он прицелился и влепил заряд прямо в бок танка, в основание башни. Может быть, чуть ниже, потому что он порвал еще и гусеницу. Русские танкисты попытались выбраться из танка, их расстреляли практически в упор.
Пехота, проскочившая во двор под прикрытием танка, прижалась к стенам казармы. Иваны стреляли вверх, не причиняя им вреда, и пытались забросить в бойницы гранаты. Это была русская рулетка. Не попал — получи гранату на собственную голову. Похоже, так и происходило, во всяком случае, они услышали, как внизу разорвалось несколько русских гранат. Они подбросили до кучи своих. Крики, стоны. Тогда русские попытались ворваться на лестницу, ведущую на второй этаж. Ворвались и дошли почти до самого верха. Потом покатились обратно. Юрген с товарищами преследовали их. В рукопашной во дворе они добили остатки русского отряда. Их оставалось немного.
Во дворе они увидели, что иваны стреляли не только вверх, и поняли, где взрывались русские гранаты. В хозяйственном отсеке, превращенном в полевой госпиталь, лежали на полу тела их раненых товарищей, кровь из свежих ран пропитывала соломенную подстилку. Поверх раненых лежали санитары, красные кресты на белых нарукавных повязках выглядели как рваные раны. Им пришлось быстро вернуться назад в казарму, потому что иваны предприняли новую атаку с внешней стороны крепостной стены. Они выплеснули на нападавших всю свою ярость.
Возобновился артиллерийский обстрел. Один из снарядов ударил в стену возле бойницы, где стоял Юрген. У него потемнело в глазах. Он закрыл их, потряс головой, вновь открыл. Темнота не пропала. Темнота была за окном. Это была ночь.
Никто не думал об отдыхе, никто не думал о сне. Русские прекратили стрельбу, но это ничего не значило. Они непременно что–нибудь предпримут. Юрген ждал, сидя на полу и привалившись спиной к стене каземата. Он позволил расслабиться только мышцам. В наступившей тишине со стороны северного укрепления ясно доносились слова: «Немецкие солдаты! Вы окружены! Сдавайтесь!»
Вдруг раздалась слаженная стрельба с противоположной стороны. Это стрекотали немецкие автоматы. Небо на западе осветилось несколькими ракетами. Ударили русские пулеметы и автоматы. Картина боя была ясна: какое–то подразделение попыталось вырваться из центрального укрепления, перейти по мосту на западный берег Буга. Но русские уже заняли западное укрепление. Похоже, они не лукавили, крепость действительно была окружена. Стрельба стихла, погасли осветительные ракеты. Там все было кончено.
— Крысы бегут с корабля! — раздался преувеличенно бодрый голос капитана Росселя. — Корабль — это наши позиции, наша крепость. Непотопляемый корабль! Мы не покинем его! Мы выстоим! Ни шагу назад! Мы перемелем здесь русские войска и погоним противника обратно на восток! А крысы, трусливо бегущие с корабля, понесут заслуженное возмездие от русской или немецкой пули.
Все встало на свои места. Юрген недоумевал, с чего это вдруг капитан заговорил в стиле Геббельса. Все эти красивости не для фронта, здесь в ходу слова попроще и покрепче. Но в конце он не случайно упомянул немецкую пулю. Капитан Россель недвусмысленно напомнил солдатам, кто они есть — штрафники, смертники, «бригада вознесения». Вероятно, так он хотел укрепить их боевой дух. «Майор Фрике нашел бы на его месте другие слова, — подумал Юрген. — И укрепил бы».
Похоже, русские не ожидали от них никаких активных действий. Они даже не запускали осветительных ракет, как это обычно бывает на передовой, и лишь все громче и настойчивее предлагали сдаться. Чем дальше, тем меньше это нравилось Юргену. Он испытывал всевозраставшее беспокойство. Он поднялся и принялся расхаживать по казематам, поднимаясь к закрытым люкам, ведущим в чердачное помещение. Собственно, никаких помещений там уже не было, все выгорело еще днем. Металлические люки пыхали жаром. И вдруг — тихий хруст, как будто головешка рассыпалась под чей–то ногой. Да нет, не как будто. Так и есть.
Юрген тихо свистнул. Солдаты повернули головы в его сторону. Красавчик схватил автомат и бросился к нему. То же и Брейтгаупт. Казалось, что он, единственный из всех, дремал, уронив голову на грудь, но вот он уже бежит, оборачивая на ходу руку тряпкой. Они понимали его как никто.
Брейтгаупт схватился обернутой рукой за раскаленную ручку люка.
— Давай! — тихо сказал Юрген.
Брейтгаупт откинул крышку. Юрген с Красавчиком высунулись по пояс и тут же открыли огонь в разные стороны, посылая очереди вдоль крыши. Они не стали тратить ни одного мгновения на то, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Это всегда успеется.
Вишнево–красная плоскость крыши была подернута рыхлой серой пленкой золы. Там и тут взлетали вверх фонтанчики искр, вздымаемые сапогами русских диверсантов, бросившихся врассыпную. Они не могли залечь на этой сковородке, укрываясь от огня товарищей. Вот один из иванов упал, настигнутый пулей. Взметнулся столб искр и почти сразу — факел огня. Иван истошно закричал. Запахло горелой тряпкой, горящей человеческой плотью. А Юрген с Красавчиком, сменив магазины, продолжили поддавать огоньку, зажигая новые факелы. Загорелся огромный огненный шар. Он мелькнул на мгновение перед их глазами и тут же исчез. Вернее, это они исчезли. Движимые интуицией или опытом, Юрген с Красавчиком нырнули в люк до того, как взорвалась взрывчатка, которую несли с собой диверсанты. Осколок ударил Юргену в шею, точно под каску. Он выпустил автомат, схватился рукой за шею, запрокинул голову назад, громко вскрикнув. Это был уголек Он не сразу это понял.
Брейтгаупт смазывал ему ожог каким–то снадобьем. Стонал солдат — ему раздробило плечо каменной глыбой, рухнувшей с потолка при взрыве. В каземате было светло как днем — иваны запустили осветительные ракеты, им теперь нечего было скрывать.
— Отличная работа, ефрейтор Вольф! — сказал лейтенант Шёнграбер, командир третьего взвода.
— Рад стараться, лейтенант, — ответил Юрген.
Ему нравился Шёнграбер. Он был справедливый офицер и храбрый парень, он никогда не прятался за спинами солдат.
Иваны пошли в очередную атаку. Юрген понял, что наступило утро.
Их территория ограничивалась уже только вторым этажом. Они не помышляли о вылазках на двор, они не могли спуститься ни в складские помещения первого этажа, ни тем более в подвал. Внизу были иваны, и они упорно рвались вверх.
— Ефрейтор Вольф! В башню! Там становится жарко! — раздался голос капитана Росселя.
— Есть! — ответил Юрген. — Хюбшман, Брейтгаупт! За мной!
— Нет, — сказал Россель. — Возьмете других солдат. Рядовые Хюбшман и Брейтгаупт останутся со мной. Я не могу разбрасываться опытными солдатами. Есть не менее опасные участки.
В чем–то Россель был прав, у него осталось не так много солдат, а уж опытных — еще меньше. Но Юргену показалось, что он делает это нарочно. Даже в этой критической ситуации командир стремится разъединить их, старых товарищей, чтобы они погибли поодиночке. Но он подчинился, у него не было выбора.
