Кругосветное путешествие юного парижанина - Буссенар Луи Анри (читать книги полные .txt) 📗

— Вы желаете умереть. Не хочу предвосхищать приговор, вы его скоро услышите; однако постарайтесь понять: никто уже не поможет погибшим. Мы не стремимся к мести. Но мы — защитники слабых — хотим предотвратить новую беду.

— Вы не понимаете, что среди нас, отверженных, существует солидарность более прочная, чем у людей добродетельных; это круговая порука связанных общим преступлением. Более прочной связи не существует.

— Значит, по-вашему, возврат к честной жизни невозможен? И если человек становится на путь истинный, разве он этим не искупает заблуждения прошлого?

— О! — грустно проговорил обвиняемый. — Мне и так мало осталось жить.

— Почему вы так думаете?

— Потому, что я никогда не совершу малодушного поступка, а купить жизнь ценой предательства считаю бесчестьем.

— Вижу: вы человек незаурядный, и хочу понять, какое стечение загадочных и ужасных обстоятельств заставило вас стать соучастником преступлений. Умоляю вас вспомнить о чести прежних дней. Я свободен от гнева и ненависти к вам. Перед вами судья, и судья беспристрастный.

— Я не способен просить вас о помиловании. Вы прекрасно понимаете, капитан: мое доброе имя может спасти только смерть. Я готов умереть позорной смертью пирата. Это будет достойным завершением позорной жизни. Пусть меня повесят.

— Вы храбрый человек, и, будете ли вы говорить или молчать, в любом случае это будет поступок храброго человека. Если суд приговорит вас к смертной казни, то вы умрете солдатской смертью, а не на веревке.

Неизвестный побледнел и резко встал.

— Я умру стоя… встречая грудью ветер?.. Я увижу смерть в лицо?.. И буду командовать огнем?

— Даю вам слово!

— Капитан, господа, благодарю! Ваше великодушие безгранично!.. Пусть решает правосудие.

Обвиняемого вывели в коридор. Ждать пришлось минут пять. Когда его ввели снова, судьи стояли на ногах и были в фуражках.

— Вам нечего сказать в оправдание? — спросил капитан.

— Нечего.

Тогда был произнесен смертный приговор.

— Капитан, — приговоренный отдал честь, держась твердо и с достоинством, — я знаю: приговоры военно-полевого суда подлежат немедленному исполнению, но прошу отсрочку на несколько часов. Мне хотелось бы оставить подробную записку, которая помогла бы вам уничтожить тех, кто объявил ужасную войну человечеству.

— Будет сделано так, как вы пожелаете.

ГЛАВА 2

Завещание бандита. — Из хроники происшествий. — Что случилось с офицером морской пехоты на приеме у парижского финансиста. — Уничтожение корабля. — Как приобретенное нечестным путем дает многократную прибыль. — Воровской банкир. — Военный совет морских разбойников. — Заговор, от которого нет спасения. — Ужасное сходство. — Что же представляет собой «корабль-хищник». — Одна душа, четыре тела. — Корабль, умеющий гримироваться, переодеваться, перевоплощаться, подобно комедианту. — Наука на службе у бандитизма. — Результат сжижения водорода, не менее странный, чем неожиданный. — Средство, использованное для создания трехмачтовой шхуны. — Машина без передач. — Убирающаяся пушка. — Ремонт пиратского судна.

Казнь свершилась на рассвете.

Приговоренный встретил смерть просто и смело, без бахвальства и рисовки. Не всегда бывает так легко свести счеты с жизнью не слишком чистой, особенно когда речь идет не о гибели во имя благородной идеи, а об уходе из жизни врага человечества.

Смерть его была лучше, чем жизнь. Труп, завернутый в кусок ткани, опустили за борт…

И воды сомкнулись над ним.

Покойный выполнил обещание; когда к нему пришел офицер, чтобы объявить о наступлении урочного часа, неизвестный передал ему объемистый пакет и произнес:

— Когда все кончится… отдайте капитану. Теперь я в вашем распоряжении.

Через несколько минут после казни де Вальпре взял бесценный документ, заперся в каюте и стал изучать завещание казненного.

В конверте находилось пятнадцать листков, исписанных твердым и в то же время изящным почерком.

Автор сразу же подчеркнул, что он излагает правдивую историю, не имеющую ничего общего с вымыслом романиста. Вот эти страницы. Воспроизвожу их слово в слово. Бессмысленно выпячивать неправдоподобное и превращать в обыденную драму. Вот глава из книги ада, рассказанная мертвецом:

«Если это вас интересует, капитан, началом послужит газетная хроника происшествий, а концом — драма.

Многие газеты напечатали сообщение о происшествии, случившемся однажды вечером:

«В городе Бремене [360] произошла ужасающая катастрофа. Трехмачтовое торговое судно «Мозель» взлетело на воздух в результате взрыва ящика с миной, о существовании которой никто и не подозревал. Через день корабль должен был выйти в море, и погрузка к этому времени уже завершилась. Число убитых и раненых превышает сто человек.

Собственником груза был немец Томас, уроженец Дрездена [361]. Узнав о катастрофе, несчастный попытался покончить жизнь самоубийством.

Находясь в исступлении, он сделал совершенно неожиданные признания, проливающие новый свет на происшествие.

Будучи владельцем партии груза, Томас застраховал ее на сумму, в двадцать раз превышающую истинную. Если бы судно в пути затонуло, он получил бы чистую прибыль в размере трехсот тысяч франков.

Чтобы достичь желаемого результата, Томас заложил нечто вроде адской машины с вмонтированным часовым механизмом, который бы по истечении нескольких дней заставил сработать ударный механизм детонатора. Взрыв запальной трубки поджег бы несколько килограммов динамита.

Трехмачтовик погиб, когда рабочие порта нечаянно уронили ящик».

Это сообщение, написанное в репортерском стиле, то есть на убогом французском, потрясает ужасающей банальностью [362].

Мне показалось, что я слышу говорящего в нос Сивиньена Арпакса, ловкого, желающего всем угодить журналиста.

Граф де Жаверси, преуспевающий финансист, которого вы наверняка знаете, устроил большой бал. Я там был. Арпакс, передавший сообщение, имел огромный успех. Происшествие вызвало взрыв гнева и ужаса в огромном салоне, где собрался весь Париж.

Естественно, каждый клеймил позором преступные устремления Томаса. Одни настаивали на том, что он был членом огромной организации морских разбойников и представлял собой всего лишь слепое орудие; другие, напротив, полагали, что он — ловкий мошенник, работавший только на себя; нашлись и такие, кто выдвигал ряд весьма правдоподобных версий; иными словами, был представлен самый широкий спектр мнений.

Каждый, однако, исходил из предположения, что виновник происшествия признался во всем перед смертью, но тут один из присутствующих с деланной небрежностью произнес:

— Нет, господа, Томас не заговорил. Несколько минут назад я получил телеграмму из Бремена, где говорится: он умер, так и не раскрыв тайны. Боюсь, правосудие никогда не узнает последних слов участника загадочного преступления.

Это сказал я.

Блестящий офицер морской пехоты, тронувший меня за локоть, с дрожью произнес:

— Если судьям не удастся узнать подробности преступления, я обязательно их выясню, как и многое другое. Неужели, господа, вы верите, что это всего лишь факт обыденной хроники уголовных происшествий? Не заблуждайтесь, господа; правы те, кто полагает: Томас — мелкий статист [363] в разыгравшейся драме. Он слепо повиновался людям, занимающим высокое положение. Доказательством служит сама его смерть! Так его наказали за небрежность. Некоторые говорят, что это самоубийство, а я утверждаю: его убили.

Подошли люди, прекратилась даже карточная игра, решили повременить и с ужином; все окружили говорившего офицера. Он стал «great attraction» [364].