Корсары Ивана Грозного - Бадигин Константин Сергеевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
26 мая Девлет-Гирей расположился на Воробьевых горах. Здесь было безопасно от огня и хорошо видна дымящаяся в развалинах Москва.
Больше ста тысяч русских пленных шли по кровавой дороге в Крым. Много награбленного добра нагрузил хан на тысячи телег. Он не стал осаждать Московский Кремль. Добыча была и так велика. С другой стороны, Девлет-Гирей опасался неожиданного нападения русских. Через два дня слуги разобрали ханский шатер, нагрузили его на арбу.
Ханские орды двинулись в Крым, разграбив по пути юго-восточные области Русского государства; они разорили четыре десятка городов к югу от Оки и захватили огромные табуны лошадей. В Рязани хан разграбил и сжег Епифанский монастырь, старых монахов убил, а молодых взял в плен. Весь скот крымчаки угнали. Только свиньи, запрещенные кораном, остались нетронутыми и дичали без людей.
Москва еще горела, а к воеводе Михаилу Ивановичу Воротынскому прискакал царский гонец с повелением преследовать крымского хана. Воротынский бросился в погоню, но хан успел переправиться через реку Оку, увернувшись от русского войска.
Москва представляла печальное зрелище. Из-за множества мертвых тел вода в реках не текла и выступала из берегов. Мертвые были везде: в подвалах домов, в церквах, на улицах, грудами лежали обгоревшие, обезображенные трупы.
В своем подворье на Варварке сгорели двадцать четыре английских купца и с ними товаров на десять тысяч рублей. В Китай-городе погиб лекарь Арнольд Линдзей.
Воины главного воеводы Ивана Бельского с трудом пробрались в Кремль на его подворье. Они проникли в подвал. Там были все мертвы и от огня обуглились, хотя воды было по колено. Едва стихли пожары, на улицы выползли оставшиеся в живых горожане и принялись рыться в трупах погибших, разыскивая драгоценности. К ним присоединились пришлые из других мест. Доставали кольца, золотые блюда, мешки с золотом и серебром, золотые цепи и браслеты. Многие обогатились.
Смрадный дух от разлагавшихся мертвых тел, человеческих и лошадиных, поднялся над Москвой и отравил воздух. Дышать стало невозможно. По приказу великого государя, сидевшего в Ярославле, в Москву гнали людей из окрестных городов для похорон умерших. Рыли общие глубокие ямы. Наполненные трупами реки не проносили мертвых. Люди с баграми и шестами стояли по берегам и спускали трупы по течению.
В этот год хорошо вызрели хлеба на Московской земле. Ветер поднимал волны в пожелтевших нивах. Но не было сил, чтобы скосить спелые, тяжелые колосья. И снова голод распростер над русскими людьми свои костлявые руки.
Глава двадцать восьмая. «И ЛЕТО И ЗИМУ НА ТЕБЯ УЧНУ ХОДИТЬ…»
Ханский гонец Течибай все еще чувствовал в ноздрях запах дыма. Он участвовал в походе Девлет-Гирея на Москву, немало награбил добра в горящем городе и немало захватил пленных. Он был уверен, что московскому царю нанесен сокрушительный удар, от которого нельзя оправиться, и жаждал встретить его униженным и покорным.
Гонец Течибай ехал не один. Его сопровождал небольшой отряд отборных воинов. Кони под татарами были породистые. Воины были одеты в овчинные кафтаны, на головах теплые бараньи шапки. У каждого за плечами лук, у седла колчан со стрелами, сбоку на поясе дорогая сабля.
Татары ехали к царю в Ярославль по Троицкой, ямской дороге. Она пролегала среди темного леса, стеной стоявшего по сторонам. День был ненастный. Сильный ветер гнул деревья: они скрипели, стонали, сучья трещали и ломались. А внизу на дороге — затишье.
Невольный страх пал в души татарам. Им казалось, что даже их голоса изменились в лесу, сделались глухими, незнакомыми…
Ханский гонец Течибай показал на деревья с недавно ободранной корой, истекавшие пахучим соком.
— Мне говорил отец, — озираясь по сторонам, произнес он, — что огромный свирепый зверь сдирает когтями кору с деревьев. Русские называют его медведем. Он в десять раз больше волка… Наши воины не заходили в эти леса, в них водится много нечистых духов.
На пути часто встречались мостки через болота и реки. В речках и ручьях татары заметили бобровые плотины.
Дорога тянулась извилистой лентой шириной в три сажени.
В лесу темнело быстро. Всадникам казалось, что они видят в кустах огненные волчьи глаза, лошади фыркали и прядали ушами. На душе сделалось легче, когда темную ель сменила белоствольная веселая береза. Лес стал редеть. Показались луга и пашни. А вскоре из темноты выступили бревенчатые избы.
Подъехали к заставе села Братовщины.
На заставе татар задержали стрельцы. И прием был оказан совсем не такой, как думал Течибай.
В холодной избе, где поместили гонцов, окна забили досками, поставили у каждой стены по стрельцу. Вместо постелей бросили на пол подгнившую солому. Крымцев кормили вонючим лошадиным мясом. Не давали ни пива, ни хлеба. Их бесчестили грубым обращением. Татары все выносили молча, с презрением, словно не замечая ни вонючего мяса, ни гнилой соломы, ни страшных рыжих тараканов.
Царь Иван, приехав в село Братовщину, не сразу принял ханского гонца. Несколько дней он провалялся в беспамятстве, потрясенный позором разгрома. Он выкрикивал проклятья, дрожал в бессильной ярости, словно овца, на глазах у которой волк терзает ягненка. Придя в себя, царь неделю ходил ежедневно в церковь. Он стал думать, что разрушение и пожар Москвы — божье наказание за грехи, и старался вымолить у небес прощение.
Царь подарил древнюю икону святого Николая и пожертвовал на починку церкви двадцать пять рублей. А сельский поп получил десять рублей на праздничные ризы.
Наконец царь решил принять ханского гонца. Накануне вечером опричники принесли Течибаю голубой кафтан с царского плеча, расшитый серебряными и золотыми травами. Надели ему на голову соболью шапку. Гонец был доволен подарками и торжествовал победу. Однако, когда допустили к царю и Течибай увидел железную решетку, перегораживающую шатер, он взвыл от ярости и попятился к двери. Царские телохранители взяли его под руки и насильно подвели к решетке. За решеткой в двух шагах сидел царь Иван. Он был в черной длинной одежде опричника. Так же были одеты и приближенные, толпившиеся за его спиной.
Течибая подвергли небывалому оскорблению — он видел царя сквозь решетку. Скрипя зубами, гонец передал в руки дьяка Василия Щелкалова ханскую грамоту и, отбросив вежливость, сказал охрипшим от гнева голосом:
— Мой государь и господин Девлет-Гирей, великий государь всех государств, послал спросить своего голдовника Ивана Васильевича, по ханской милости великого князя всея Руси, как понравилось ему наказание огнем, мечом и голодом… Мой государь посылает ему подарок, — закончил посол и вынул из-за пояса простой нож. — Великий хан Девлет-Гирей носил его на бедре своем. Пусть этим подарком царь перережет себе горло. Великий хан еще хотел послать коня, но кони наши утомились на земле твоей…
— Убрать пса шелудивого! — закричал царь Иван, замахиваясь посохом. — В погреб, пусть сидит, пока волосы до пупа отрастут!
Царские слуги бросились на гонца и его товарищей и вытащили из шатра. На улице они хотели снять с Течибая голубой кафтан, но крымские воины дружно встали на защиту, и кафтан остался на нем, хотя и основательно изодранный.
Оскорбленный гонцом Течибаем, царь Иван в бешенстве скрипел зубами, рвал на себе волосы.
— Повели, государь, крымских собак в куски изрубить! — обнажив саблю и сделав зверское лицо, вскричал Малюта Скуратов. — Али другое что с ними учинить за царское бесчестье?
Но царь, поразмыслив, не разрешил казнить гонцов. Положение государства было тяжелое и осложнять его не имело смысла. Выпив кубок поднесенного Бомелием лекарства и немного успокоившись, царь Иван велел повыступить из шатра лишним людям. Он хотел читать ханскую грамоту только в присутствии думных бояр.
Чуть приоткрыв рот, царь внимательно слушал чтение дьяка Василия Щелкалова. Иногда, чтобы лучше разобрать слова, он поворачивал голову и прикладывал правую ладошку к уху.
