Роб Рой - Скотт Вальтер (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

— Веселей, веселей, мой друг, рано унывать! Неужели, вы думаете, я пришел сюда среди ночи и чуть было не нарушил воскресенья только ради того, чтобы попрекнуть оступившегося его ошибкой? Ой, нет! У бэйли Никола Джарви это не в обычае, как не было бы в обычае и у его отца, почтенного декана. Что вы, друг мой, что вы! У меня первое правило — никогда не думать в воскресный день о мирских делах; но хотя я всеми силами старался выкинуть из головы ваше письмецо, которое мне передали утром, все же я весь день больше думал о нем, чем о проповеди. У меня правило: ровно в десять я ложусь в свою кровать с желтым пологом, если только не зайду к соседу отведать вахни или сосед ко мне — вот спросите эту красотку, она вам скажет, правда ли, что такой в моем доме заведен порядок, — а тут, понимаете, я просидел весь вечер, читал хорошие книги и зевал так, точно хотел проглотить церковь святого Еноха, пока наконец не пробило двенадцать — законный час, чтоб раскрыть гроссбух и посмотреть, как у нас с вами обстоят дела; потом, так как время и морской прилив не ждут, я велел моей девушке взять фонарь и потихоньку-полегоньку отправился сюда потолковать, нельзя ли нам что-нибудь сделать. Бэйли Джарви имеет право входить в тюрьму в любую пору дня и ночи; тем же правом пользовался в свое время и мой отец, декан, почтенный человек, — светлая память ему!

Хотя Оуэн застонал при упоминании о гроссбухе, наведя меня тем на печальное опасение, что и здесь сальдо было не в нашу пользу, и хотя в речи достойного бэйли звучало изрядное самодовольство и недобрая радость по поводу собственной проницательности, однако в его словах чувствовалось какое-то искреннее, прямое добродушие, которое возбуждало у меня некоторую надежду. Он изъявил желание просмотреть кое-какие названные им бумаги, торопливо выхватил их из рук Оуэна и присел на кровать, «чтобы дать отдых своим окорокам», как он изволил выразиться, соблазнившись таким комфортом. Служанка держала фонарь, а мистер Джарви, посапывая, пофыркивая и ворча то на слабый свет, то на содержание документов, внимательно читал.

Видя, что он углубился в свое занятие, незнакомец, приведший меня сюда, решил бесцеремонно удалиться. Он сделал мне знак молчать и переменой позы показал, что хочет проскользнуть к дверям по возможности незаметно. Но проворный блюститель закона (очень не похожий на моего старого приятеля, мистера Инглвуда) тотчас раскрыл и пресек это намерение:

— Что вы смотрите, Стэнчелз? Прикройте дверь, заприте на замок и караульте снаружи.

Незнакомец насупил брови и, казалось, думал уже, не проложить ли дорогу силой, но не успел он принять решение, как дверь захлопнулась и загремели тяжелые засовы. Он что-то пробормотал на гэльском языке, зашагал по комнате, потом с видом непреклонного упорства, словно решив досмотреть спектакль до конца, уселся на дубовом столе и начал насвистывать стратспей.

Мистер Джарви, по-видимому, легко и быстро разбиравшийся в делах, скоро и тут уяснил себе все подробности и обратился к мистеру Оуэну в таком примерно тоне:

— Так, мистер Оуэн, так. Ваша фирма в самом деле должна некоторую сумму Мак-Витти и Мак-Фину. (Посовестились бы, свиные рыла! Ведь ее в десять раз перекрывают барыши, которые они от вас получили на деле по скупке глен-кайлзихатских дубовых лесов, которые они вырвали у меня изо рта. И вы еще тогда, мистер Оуэн, напомню вам, замолвили за них словечко! В десять раз и больше! Так вот, сэр, ваша фирма должна им известную сумму, поэтому — и в обеспечение других своих контрактов с вами — они посадили вас на хлеба к доброму мистеру Стэнчелзу. Так, сэр, вы им должны и, может быть, должны кое-что кому-нибудь еще — может быть, вы кое-что должны мне самому, бэйли Николу Джарви.

— Не стану отрицать, сэр, что на сегодня сальдо может оказаться не в нашу пользу, — сказал Оуэн, — но я прошу вас учесть…

— Сейчас, мистер Оуэн, мне некогда учитывать. Сейчас, когда воскресенье едва отошло и когда я тут сижу среди ночи, в сырую погоду, за пять миль от своей теплой кровати, сейчас не время заниматься подсчетами. Но, сэр, как я вам сказал, вы должны мне деньги — отрицать не приходится: много ли, мало ли, но вы мне должны, на этом я настаиваю. А раз так, мистер Оуэн, я не понимаю, каким образом вы, энергичный и толковый делец, распутаете то дело, ради которого вы сюда приехали, и со всеми нами рассчитаетесь (на что я твердо надеюсь), ежели вы будете валяться тут, в глазговской тюрьме. Так вот, сэр: если вы представите поручительство judicio sisti, — то есть в том, что вы не удерете из Шотландии и по первому требованию явитесь в суд, не подводя своего поручителя, — вас сегодня же утром можно будет выпустить на свободу.

— Мистер Джарви, — проговорил Оуэн, — если найдется такой друг и поручится за меня, мое освобождение, бесспорно, пойдет на пользу нашей фирме и всем, кто с нею связан.

— Хорошо, сэр, — продолжал Джарви, — и такой друг, бесспорно, может ожидать, что вы явитесь на вызов и освободите его от взятого им на себя обязательства?

— Явлюсь по первому требованию, если только не заболею и не умру. Это верно, как дважды два — четыре.

— Хорошо, мистер Оуэн, — закончил гражданин города Глазго, — я вам доверяю, и это я докажу, сэр, докажу. Я человек, как известно, аккуратный и трудолюбивый, как может засвидетельствовать весь наш город, и я могу зарабатывать свои кроны, и беречь кроны, и сводить счеты с кем угодно — на Соляном ли Рынке или на Гэллоугейте. И я человек осторожный, каким был в свое время и мой отец, почтенный декан; но допустить, чтоб честный, добропорядочный джентльмен, понимающий толк в коммерции и готовый обойтись по справедливости с каждым, допустить, чтоб такой джентльмен валялся тут в тюрьме и не мог ничего сделать ни для себя, ни для других, — нет, скажу по совести, я лучше сам возьму вас на поруки. Но прошу не забывать: я даю поручительство judicio sisti, как выражается наш городской секретарь, judicio sisti, а не judicatum solvi note 64, прошу не забывать. Это огромная разница.

Мистер Оуэн заверил его, что при сложившихся обстоятельствах он не смеет и надеяться на поручительство за действительную уплату долга, но что его поручителю нечего опасаться: по первому же вызову он, Оуэн, не преминет явиться в суд.

— Верю вам, верю. Довольно слов. К утреннему завтраку вы будете на свободе. А теперь послушаем, что скажут в свое оправдание ваши товарищи по камере: каким беззаконным путем попали они сюда в ночную пору?

ГЛАВА XXIII

Почтенный бэйли взял из рук служанки фонарь и приступил к осмотру, уподобясь Диогену, когда тот со светочем в руке брел по афинской улице; и, может быть, мистер Джарви не больше, чем великий циник, надеялся натолкнуться в своих поисках на какое-либо ценное сокровище. В первую очередь подошел он к моему таинственному проводнику, который сидел, как сказано, на столе, уставив в стену неподвижный взгляд. Ничто не дрогнуло в его застывшем лице, руки он скрестил на груди не то с вызывающим, не то с беспечным видом, и, отстукивая каблуком по ножке стола такт мелодии, которую насвистывал, он выдержал испытующий взгляд мистера Джарви с таким невозмутимым спокойствием и самоуверенностью, что прозорливому следователю изменили на мгновение его проницательность и память.

— Аа, ээ, оо! — восклицал бэйли. — Честное слово! .. Это невозможно… И все же… Нет! Честное слово, быть того не может! .. А все-таки… Черт меня побери, я должен сказать… Грабитель ты, разбойник, сущий дьявол, неужели это и взаправду ты?

— Как видите, бэйли, — был лаконичный ответ.