Морской ястреб - Sabatini Rafael (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— Но противник уже совсем близко! — крикнул Виджителло.
И он был прав. Высокий корпус галеона рос на глазах, его нос медленно рассекал воду под прямым углом к носу галеаса. Через несколько секунд суда уже стояли борт о борт, и под победный клич английских моряков, толпившихся у фальшбортов галеона, его абордажные крючья с лязгом зацепили нос, корму и шкафут галеаса. Как только их закрепили, поток людей в кирасах и шлемах хлынул на носовую палубу мусульман. Забыв о возможности взрыва, корсары сорвались с мест, готовые оказать нападающим приём, какой всегда встречали у них неверные. Через мгновение на носовой палубе галеаса кипела яростная схватка, освещаемая мрачными красноватыми всполохами факелов, горевших на борту «Серебряной цапли». Первыми на палубу галеаса бросились Лайонел и сэр Джон Киллигрю. Их встретил Джаспер Ли, чья сабля проткнула Лайонела, едва его ноги коснулись палубы.
Прежде чем властный голос Сакр аль-Бара остановил сражение и корсары наконец повиновались его приказу, с обеих сторон уже было по дюжине убитых.
— Стойте! — крикнул Сакр аль-Бар своим морским ястребам на лингва-франка. — Назад, и положитесь на меня. Я сам всё улажу.
Затем он заговорил по-английски и призвал своих соотечественников прекратить сражение.
— Сэр Джон Киллигрю! Опустите оружие и выслушайте меня! Удержите тех, кто рядом с вами, и прикажите другим остаться на галеоне. Стойте, говорю я. Выслушайте меня, а там поступайте как знаете.
Сэр Джон, увидев Розамунду рядом с Сакр аль-Баром у грот-мачты, понял, что, продолжая наступление, он подвергнет её жизнь немалой опасности, и остановил своих людей.
Таким образом, бой закончился так же внезапно, как и начался.
— Что вы желаете сказать мне, гнусный изменник? — высокомерно спросил сэр Джон.
— Всего лишь то, сэр Джон, что если вы не прикажете вашим людям вернуться на галеон, то я, не тратя времени даром, прихвачу вас с собой в ад. Я брошу вот этот фонарь в порох, и мы все вместе пойдём ко дну, поскольку наши суда намертво сцеплены вашими абордажными крючьями. Но если вы примете мои условия, то получите то, за чем пришли. Я выдам вам леди Розамунду.
Сэр Джон задумался и, стоя на юте, не сводил с корсара свирепого взгляда.
— Хоть в мои намерения и не входило вступать с вами в переговоры, — наконец заговорил он, — я приму ваши условия, но только в том случае, если сполна получу всё, за чем пришёл. На галеасе находится гнусный преступник, и я поклялся честью рыцаря захватить его и повесить. Когда-то он звался Оливером Тресиллианом.
— Его я также выдам вам, — без колебаний ответил корсар, — но вы должны поклясться, что покинете галеас, никому не причинив вреда.
У Розамунды перехватило дыхание, и она вцепилась в руку корсара, которой тот держал фонарь.
— Осторожно, сударыня, — предупредил он, — иначе вы всех нас погубите.
— Так было бы лучше, — ответила Розамунда.
Сэр Джон дал Сакр аль-Бару слово, что, как только тот выдаст ему Розамунду и сдастся сам, он немедленно покинет галеас, не тронув никого из команды.
Сакр аль-Бар повернулся к корсарам, нетерпеливо ожидавшим конца переговоров, и рассказал им про соглашение с капитаном английского судна.
Затем он обратился к Асаду и попросил его дать твёрдое обещание соблюдать условия договора и, со своей стороны, не проливать крови. В ответе паши излился не только его собственный гнев, но гнев всей преданной капитаном команды.
— Раз ты нужен ему для того, чтобы тебя повесить, то он только избавит нас от хлопот, поскольку ничего другого ты и от нас не заслужил за своё предательство.
— Итак, я сдаюсь, — объявил сэру Джону Сакр аль-Бар и бросил фонарь за борт.
Лишь один голос прозвучал в его защиту — голос Розамунды. Но он был слишком слаб. Розамунда слишком много перенесла и не выдержала этого последнего удара. Она покачнулась и без чувств упала на грудь Сакр аль-Бара. В ту же секунду сэр Джон и несколько английских моряков бросились к грот-мачте, подхватили Розамунду на руки и крепко связали пленника.
Корсары молча наблюдали за происходящим. Предательство Сакр аль-Бара, приведшее к нападению английского галеона, вырвало из их сердец былую преданность своему доблестному капитану, за которого они прежде были готовы отдать всю кровь до последней капли. И всё же, когда они увидели, как его, связанного, поднимают на борт «Серебряной цапли», их настроение изменилось. Раздались угрожающие крики, над головами засверкали обнажённые сабли. Если он и изменил им, то он же устроил так, что они не пострадали от его измены. Это было достойно того Сакр аль-Бара, которого они знали и любили. В глубине души они чувствовали, что так поступить мог только он, и оттого их любовь и преданность своему предводителю вспыхнули с прежней силой.
Но голос Асада напомнил корсарам про обещание, данное от их имени; и, поскольку этого могло оказаться недостаточно, откуда-то сверху, словно для того, чтобы погасить искру мятежа, прозвучал голос самого Сакр аль-Бара и его последний приказ:
— Помните, что я дал за вас слово! Не нарушайте его! Да хранит вас Аллах!
В ответ он услышал горестные стенания своих бывших товарищей по оружию, под которые его быстро поволокли в трюм, где ему предстояло подготовиться к близкому концу.
Английские матросы перерезали абордажные канаты, и галеон растаял в ночи. На галеасе заменили покалеченных в схватке рабов, и он поплыл в Алжир, отказавшись от нападения на корабль испанского казначейства.
На юте под навесом сидел Асад. Паша словно пробудился от страшного сна. Уронив голову на руки, он горько оплакивал того, кто был ему вторым сыном и кого он потерял из-за собственного безумия. Он проклинал женщин, проклинал судьбу, но более всего проклинал самого себя.
Когда забрезжил рассвет, корсары бросили за борт трупы погибших, вымыли палубу и даже не заметили, что на галеасе недостаёт одного человека и, следовательно, английский капитан или его матросы не совсем точно выполнили условия соглашения.
В Алжир корсары вернулись в трауре, но не по «Испанцу», которому они позволили мирно следовать своим курсом, — в трауре по отважному капитану, самому отважному из всех, кто когда-либо обнажал саблю на службе исламу. В Алжире так и не узнали подробностей этой истории. Никто из участников событий не осмеливался рассказывать о них, поскольку все они до конца дней своих стыдились этих воспоминаний, хотя и признавали, что Сакр аль-Бар сам навлёк на себя постигшую его участь. По крайней мере, одно было ясно всем — он не пал в битве, и, следовательно, не исключено, что он жив. Так сложилась своего рода легенда, что когда-нибудь он вернётся.
Даже через полвека после описанных событий выкупленные из рабства пленники, вернувшись из Алжира на родину, рассказывали, что каждый мусульманин по-прежнему ждёт и свято верит в возвращение Сакр аль-Бара.
Глава 23
СИМВОЛ ВЕРЫ
Сакр аль-Бара заперли в тёмной конуре на баке «Серебряной цапли», где в ожидании рассвета ему предстояло подготовить душу к смертному часу. С момента его добровольной сдачи между ним и сэром Джоном не было сказано ни слова. Со связанными за спиной руками его подняли на борт английского галеона, и на шкафуте он на несколько секунд оказался лицом к лицу со своим старым знакомцем и нашим хронистом лордом Генри Годом. Я так и вижу раскрасневшуюся физиономию наместника королевы и грозный взгляд, которым он смерил отступника. Из писаний лорда Генри мне известно, что во время той мимолётной встречи ни он, ни Сакр аль-Бар не проронили ни звука. Корсара поспешно увели и втолкнули в тесную каморку, пропахшую дёгтем и трюмной водой.
Сакр аль-Бар довольно долго пролежал там, уверенный, что находится в полном одиночестве. Время и место как нельзя более располагали к философским раздумьям над положением, в котором он оказался. Хотелось бы надеяться, что по зрелом размышлении он пришёл к выводу, что ему не в чем упрекнуть себя. Если он и поступал дурно, то полностью искупил свою вину. Едва ли кому-нибудь придёт в голову обвинять его в предательстве по отношению к его верным мусульманским сподвижникам; но если даже и придёт, то нелишне будет вспомнить, какой ценой он заплатил за это предательство. Розамунда была в безопасности, Лайонел получил по заслугам, что же до него самого, то стоило ли об этом думать, поскольку одной ногой он уже стоял в могиле… Жизнь его была разбита, и мысль о том, что он заканчивает её далеко не худшим образом, несомненно, приносила ему известное удовлетворение. Правда, если бы он не поддался мстительному порыву и не пустился в злосчастное плавание к берегам Корнуолла, то ещё долго мог бы бороздить моря со своими корсарами, мог бы даже стать пашой Алжира и первым вассалом Великого Турка. Но подобный конец был бы недостоин христианина и дворянина. Его ожидала лучшая участь.
