Многосказочный паша - Марриет Фредерик (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
— Как называется эта река? — спросила она носильшиков.
— Река эта, о, царица, отделяет Татарию от Китая и называется Рекой Черного Дракона.
— Пророчество сбылось! — воскликнула бесценная жемчужина. — Судьба хотела этого. Кто же может противиться ей?
Тут подняла она руки к небу, вскрикнула и стремглав бросилась в ревущие волны. Несравненная Чаукынь, бесценная жемчужина исчезла навеки.
Так исполнилось пророчество Брат солнца и луны женился, красота была повергнута к золотому подножью его высокого престола, бесценная жемчужина была отыскана и опять потеряна. Радость и горе были при жизни, горе — при смерти. Черный Дракон был врагом Поднебесной Империи, потому что поглотил бесценную жемчужину.
Тейтум, тилли-лилли, тейтум, тилли-лилли, тейтум, тей!
Резкие звуки варварского инструмента разбудили пашу.
— Что, Мустафа, кончил ли собака свою повесть? — спросил он, протирая глаза.
— Кончил, Ваше Благополучие, и предсказание исполнилось.
— Бисмиллах! Точно? Очень рад. За десять минут перед этим я предсказывал тебе, что засну, следовательно, и мое предсказание исполнилось.
— Не благоугодно ли будет Вашему Благополучию предсказать судьбу этой двухвостой собаки?
— Двухвостой?.. Ах, да, я забыл об этом. Завтра он расскажет нам еще что-нибудь. По крайней мере, его рассказы усыпляют. Аллах велик!
Глава XX
— Мустафа, — сказал паша, — мне что-то тяжело, как халифу Гарун-аль-Рашиду в истории Юсуфа. Душа мой истомлена, сердце сожжено, как изжаренное мясо.
Мустафа тотчас смекнул, что ему предстоит играть роль визиря Джаффара. Он сказал:
— О паша! Велики и тяжки заботы правителя. Если подлейшему из рабов твоих дозволено будет сообщить его мнение, то прикажи мне позвать сюда двухвостую китайскую собаку, которая недавно рассказывала нам одну историю.
— Нет, — сказал паша, — у меня и теперь еще звенит в ушах от этих бесконечных «тейтум, тилли-лилли». Придумай что-нибудь другое.
— Алем пенах! Прибежище мира! Не благоугодно ли будет Вашему Высокомочию приказать выстроить войска и смотреть на их джерид? Месяц стоит высоко, и теперь так же светло, как и днем.
— Нет, — сказал паша, — мне уже приелась война и все, что ею пахнет. Оставь солдат в покое!
— Не прикажете ли Ваше Благополучие рабу своему принести несколько фляжек огненной воды гяуров, и мы будем пить и курить, пока не почувствуем себя перенесенными на седьмое небо?
— Нет, добрый визирь, это последнее прибежище, потому что запрещено заповедью пророка. Подумай еще, и если ты не арбуз, то непременно должен в этот раз предложить то, что бы могло принести мне облегчение.
— Раб ваш живет для того только, чтобы слушать вас. и слушает, чтобы повиноваться, — сказал Мустафа. — Не благоугодно ли будет моему владыке, переодевшись, походить по улицам Каира? Луна светит ярко, и гиена не воет на улицах; голос ее, сливаясь с голосом шакала, раздается в отдалении.
— Совет твой умен, Мустафа, он мне нравится. Достань платье, и мы отправимся.
Визирь нарочно выбрал одежду купцов; он знал, что сходство с великим аль-Рашидом польстит паше. Два черных раба, вооруженные саблями, следовали за пашой и визирем в отдалении.
Улицы были совершенно пусты; им не попадалось ни души, разве кое-где какая-нибудь собака, которая ворчала или кусалась.
Эта ночь не обещала ничего. Паша был в довольно худом расположении духа, когда Мустафа заметил через щелку в ставнях одной хижины огонь и услышал звук голоса. Он заглянул туда. Между тем паша стоял подле него. Через несколько секунд визирь дал знак рукой паше, чтобы и он взглянул. Паша вытянул свое дородное тело сколько мог и поднялся на цыпочки, чтобы достать до щелки. Внутри хижины, на глиняном полу, лежал ковер и, казалось, служил столом и постелью, потому что стены были совершенно голы. Подле маленького, сложенного из кусков глины камелька, на котором лежало несколько углей, ежилась какая-то старуха, живое изображение дряхлости, нищеты и голода. Она грела над золой свои костлявые руки и по временам терла их одна о другую, приговаривая: «Было время, было время! »
— Что она хочет этим «было время» сказать? — спросил паша Мустафу.
— Это требует объяснения, — сказал визирь.
— Ты прав, Мустафа. Постучимся и войдем. Мустафа начал стучать в двери хижины.
— Здесь нечего украсть, и потому проваливайте своей дорогой! — закричала старуха. — Но, — продолжала она, говоря сама с собой, — было время, было время!
Паша приказал Мустафе стучать сильнее. Мустаф»1 снова «тал стучать в двери рукояткой кинжала.
— Стучите, стучите! Вы теперь можете стучался, сколько угодно. Туфли султана не стоят уже у дверей, — сказала старуха. — Но, — продолжала она как и прежде, — было время, было время!
— Туфли султана! И было время! — воскликнул паша. — Что хочет сказать этим старая ведьма? Постучи еще, Мустафа.
Мустафа повторил удары.
— Стучите, стучите! Дверь мою, как и мой рот, отворяю я, когда мне вздумается, и держу закрытыми тоже, когда вздумается; это было некогда всем известно. Было время, было время!
— Мы стоим здесь вот уже сколько времени; мне наскучило ждать. Мустафа, кажется, лучше выломать дверь. Попробуй-ка!
Мустафа стал толкать дверь ногами, но она противилась его усилиям.
— Я помогу тебе, — сказал паша, и они с Мустафой всеми силами навалились на дверь. Дверь распахнулась, и незванные гости полетели в хижину на землю. Старуха наскочила на пашу, вцепилась ему в горло и закричала: «Воры! Разбойники!» Мустафа бросился на помощь к своему властителю с двумя черными невольниками, прибежавшими на крик, и наконец, после долгих усилий, им удалось освободить горло паши от когтей старой Гезавели. Паша был вне себя от гнева.
— Ланет би шайтан! Проклятие дьяволу! — воскликнул он. — Вот это прекрасный прием паше.
— Знаешь ли ты, несчастная, что вцепилась когтями в самого пашу и чуть не задушила властителя жизни? — сказал Мустафа.
— Ну так что же? — спокойно сказала старуха. — Было время, было время!
— Проклятая ведьма, что ты подразумеваешь под своим «было время»?
— Я подразумеваю то, что было время, когда я муштровала кого-нибудь и побольше паши. Да, — продолжала она, садясь на пол и ворча про себя, — было время! Бешенство паши теперь немного поуменьшилось.
— Мустафа, — сказал он, — прикажи построже караулить эту старуху; завтра после обеда мы услышим от нее значение этого чудного «было время». Надеюсь, что тут заключается какая-нибудь хорошая история. Сперва мы выслушаем ее, а там, — продолжал он вспыльчиво, — долой ей голову!
Когда старуха услышала приказ, по которому должно было взять ее под стражу, она сказала снова:
— Да, да! Было и этому время!
Невольники хотели взять ее, но старуха так храбро защищалась зубами и ногтями, что они принуждены были связать ей руки и ноги, после чего подняли ее себе на плечи и отправились во дворец.
Мустафа и паша следовали за невольниками; последний приходил в восхищение при одной мысли о завтрашнем вечере.
На следующий день, по закрытии дивана, паша велел привести старуху. Так как сама она идти не хотела, то и принуждены были четверо из стражи принести ее на плечах и положить на пол.
— Как смеешь ты не слушаться моих приказаний? — строго спросил паша.
— Как смею я не слушаться? — закричала старуха пронзительным голосом. — Какое право имеет паша вытаскивать меня из убогой хижины, и чего он хочет от такой старухи, как я? Не думаю, чтобы я была нужна ему для гарема.
При этих словах паша и Мустафа не могли удержаться от смеха. Но потом, приняв прежний важный вид, Мустафа сказал:
— Должно быть такой старой гадине, как ты, никогда и в голову не приходило о наказании, как, например, о палках?
— Ошибаешься, визирь, я испытала и палки, попробовала и шнурка.
— Шнурка!.. Святой пророк! Что за старая обманщица! — воскликнул паша.
