Александр Македонский. Пределы мира - Манфреди Валерио Массимо (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Как ты хочешь, чтобы с тобой обращались?
И тот ответил:
— Как с царем.
И с ним обращались как с царем: Александр позволил ему править всеми индийскими землями, что он завоевал до сих пор, и оставил ему его дворец.
Но радость от столь тяжелой и доставшейся с таким трудом победы, вырванной, если можно так выразиться, у почти сверхчеловеческого врага в бою со страшными чудовищами, омрачилась печальным событием, ввергшим царя в глубочайший ужас. Букефал, раненный во время битвы и захромавший после столкновения со слоном, через четыре дня мучений умер.
Царь оплакивал его, словно близкого друга. Он оставался с конем, пока тот не испустил последнее дыхание. Я присутствовал при этом и видел, как царь нежно гладил коня и что-то тихо говорил ему, вспоминая все перенесенные вместе испытания, а Букефал слабо ржал, как будто хотел ответить. По лицу царя текли слезы — он сотрясался от рыданий, когда его верный конь вздохнул в последний раз и затих.
Александр велел возвести для Букефала каменную гробницу и основал в его честь город, названный Александрия Букефалея. Такой чести не удостаивался ни один конь, даже самые знаменитые победители на состязаниях колесниц в Олимпии. Но ты знаешь, что в этой гробнице Александр похоронил часть своего сердца и самый счастливый период ушедшей молодости.
Близ поля боя, где он разбил Пора, Александр основал еще один город под названием Александрия Никея, в память о победе. Там он устроил игры и принес жертвы богам. Оттуда мы направились на восток, воодушевленные Пором, который дал нам пять тысяч своих солдат, и вышли на берег Акесина, второго притока Инда, весьма быстрого и бурного. Вода здесь пенится, вскипая на камнях. Многие из наших лодок разбились о скалы и пошли на дно вместе с находящимися на борту людьми. Но потом нашлось место, где река расширяется и течение замедляется, и нам удалось перейти. Мы захватили шестьдесят городов, из которых, по крайней мере, половина имеет свыше пятидесяти тысяч жителей, и, наконец, остановились под стенами города Сангалы, стоявшего на берегах Гидраота.
Не знаю, что ждет нас дальше, если мы возьмем и этот город и перейдем и эту реку. Далее расстилается пустыня, а за ней начинается непроходимый лес; а за ним — другие могучие царства с сотнями тысяч воинов. Наши устали уже невыносимо. В лесах ползают змеи ужасающих размеров, настоящие чудовища; одну из них Леоннат убил ударом топора, и ее длина оказалась шестнадцать локтей.
Аристотель горестно вздохнул. Шестнадцать локтей! Он встал на ноги, чтобы измерить эту длину шагами, и ему пришлось выйти за дверь, так как помещение, где он находился, оказалось недостаточно длинным. Потом он вернулся и продолжил чтение.
Здешние земли очень плодородны, но со всех сторон их окружает лес, и в некотором смысле они как будто в осаде. Повсеместно водится большое количество обезьян всевозможных размеров; они обладают любопытным обыкновением подражать всему, что видят. У некоторых взгляд настолько выразительный, что представляется человеческим, как можешь видеть сам.
Рядом с этими словами Птолемей поместил сделанный угольком рисунок одной из тех обезьян — вероятно, работу выполнил искусный художник, так как взгляд обезьяны действительно глубоко поразил философа и его охватило странное, неспокойное чувство.
Здесь есть деревья невероятных размеров, индийцы называют их баньян. Высотой они достигают шестидесяти локтей и такие толстые, что пятьдесят человек не могут обхватить ствол. Один раз я видел, как более пятисот человек скрывались от солнца в тени такого гиганта.
Здесь также водятся змеи. Некоторые похожи на бронзовую ветку, другие темного цвета и расширяются у шеи в виде капюшона с двумя пятнами, похожими на глаза. Если такая укусит, умрешь почти сразу же в страшных мучениях, покрывшись кровавым потом. Встретившись с этими тварями в первый раз, мы не спали всю ночь, боясь, что они укусят нас во сне, но потом стали разводить огонь вокруг лагеря, а местные жители научили нас пользоваться определенными травами в качестве противоядия.
И все же эти змеи более опасны, чем тигры, которыми также изобилуют здешние непроходимые леса, потому что от последних, говорят, можно защититься хорошим мечом и дротиком. Тигр больше льва, и шкура у него великолепных цветов, с желтыми и черными полосами, а его рыканье по ночам сотрясает воздух на огромном расстоянии. Я никогда не встречал ни одного, но видел шкуру и потому могу описать этого зверя.
Сейчас я должен остановиться: из-за проливного дождя писать невозможно — от сырости все гниет. Люди болеют. Иные заканчивают свой век в пасти крокодилов — эти твари кишат повсюду, поскольку реки выходят из берегов и их воды затопляют деревни на тысячи и тысячи стадиев. Сам я не знаю, когда смогу пожить, как человек, а не как последняя скотина.
Только он словно не знает ни усталости, ни уныния, ни страха перед чем-либо. Он всегда идет впереди всех, прокладывая путь мечом среди зарослей, поддерживая тех, кто упадет, подбадривая уставших. И во взгляде его горит лихорадочный блеск, как давным-давно, когда я видел его выходящим из храма Амона в Ливийской пустыне.
Здесь рассказ Птолемея прерывался. Аристотель свернул свиток и положил на полку.
Он подумал о Каллисфене, и глаза его увлажнились. Эта его авантюра бесславно закончилась где-то на краю света, и, возможно, еще прежде яда его убил страх. Философ пожалел о племяннике, зная, насколько его мысли были сильнее его духа и как сильно не хватало ему мужества. Хотелось бы в последний момент оказаться рядом с ним и напомнить ему последние слова Сократа: «А теперь пора уходить: мне — чтобы умереть, а вам — чтобы жить…» Впрочем, возможно, охваченный ужасом, он бы даже не стал слушать.
Аристотель погасил лампу и, вздохнув, стал укладываться в пустой комнате, освещенной бледными лучами осенней луны. И ему подумалось: а испытывает ли жалость Александр?
ГЛАВА 53
Поднимая грязные брызги, Гефестион под проливным дождем подбежал к царскому шатру. Стража впустила его, и он приблизился к дымящейся, пышущей теплом жаровне. Александр вышел ему навстречу, а Лептина подала сухой плащ.
— Сангала сдается, — объявил Гефестион. — Евмен заканчивает подсчет убитых и раненых.
— Много?
— Увы. От тысячи до полутора. Несколько командиров. И ранен Лисимах, но, кажется, не очень тяжело.
— А у них?
— Семнадцать тысяч убитых.
— Побоище. Они оказали упорное сопротивление.
— Мы взяли множество пленных. А, кроме того, захватили триста боевых колесниц и шестьсот слонов.
Вошел Евмен, совершенно промокший.
— Окончательный итог: у нас пятьсот убитых, из которых сто пятьдесят македоняне и греки, и тысяча двести раненых. Лисимах серьезно ранен в плечо, но, судя по всему, опасности для жизни нет. Есть еще какие-либо распоряжения?
— Да, — ответил Александр. — Завтра отправляйся в два других города, что между Сангалой и рекой Гифасом. Возьми с собой нескольких пленников, пусть расскажут, что случилось в Сангале. Если в этих городах признают мою власть, новых убитых и новой резни не будет. А мы с остальным войском тем временем двинемся за тобой.
Евмен кивнул и, накрывшись плащом, вышел наружу. Весь лагерь озарялся вспышками молний, а гром гремел как будто над самым царским шатром.
— Пойду посмотрю за перемещением пленных, — сказал Гефестион. — Если получится, до ночи зайду еще раз — доложить.
Он приблизился к окружавшему лагерь частоколу, держа над головой щит, и увидел вереницу пленных, тащившихся между двумя рядами педзетеров, неподвижно стоящих под проливным дождем. Два всадника вели их к обширному огороженному участку у западных ворот. За загородкой стояли шатры, способные вместить чуть больше половины всего количества людей. Гефестион проследил, чтобы сначала приют нашли все женщины и дети, а потом велел разместить мужчин, которые в страшной тесноте, мокрые и грязные, сбились в кучу.
