Русские куртизанки - Арсеньева Елена (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Вернуть потерянного к мирской жизни было само собой понятно кому поручено. Однако Потемкин дом свой держал на запоре и никого туда не пускал, дверей никому не отворял. Но слаб человек, а зов плоти силен. Потемкин был от природы одарен мощным мужским началом (да и концом, каким надо, добавим от себя, стыдливо потупясь!) и бороться с собственной натурою долго не мог. Графиня Прасковья Брюс справедливо рассудила, что всякая крепость рано или поздно сдается, а потому по ночам, когда бес искушает человека всего сильнее, принялась ездить мимо дома Потемкина взад и вперед, и бомбардировала его нежными записочками, и высаживала десант на крылечко, и приникала к двери, сладострастно мурлыча в щелку и умоляя отворить, отворить, отворить…
Ну да, слаб человек, а бес силен! Потемкин в несчитано который раз подтвердил сию истину, однажды открыв-таки дверь Прасковье и немедленно очутившись в ее объятиях. Придя в неописуемый восторг при знакомстве с могучей оснасткой сего Циклопа, а пуще – от галантности и неутомимости его, графиня Брюс чуть живая воротилась утром во дворец и немедленно рухнула на первое попавшееся канапе: ноги ее не держали. Поглядев на ее нацелованный рот и заглянув в счастливые, затуманенные глаза, Екатерина принялась хохотать:
– О, вижу, что ты довольнехонька!
– Ты тоже будешь довольнехонька! Я ему не нужна, что я, так, блуд почесать. Он к тебе имеет склонность не токмо телесную, но и сердешную! – смело посулила Прасковья, которая была в своем роде очень недурным психологом, – и оказалась пророчицей.
Страсть вспыхнула пуще огня-пламени, и недоброжелатели сулили Прасковье скорую отставку с ее приятной и полезной должности пробир-статс-дамы: мол, никто, кроме Потемкина, Екатерине не нужен и впредь не понадобится. Однако графиня Брюс только хихикала да щурилась: она как никто другой знала свою дорогую подругу Като! Это была совершенно особая женщина. Как выразится в свое время превеликий знаток женской природы и психологии, матерщинник и охальник, глумец и кощунник, мудрец и стихоплет Иван Семенович Барков:
Вместо многоточия можно вставить, к примеру, слово «смешливой». Или – «счастливой». А впрочем, возможны варианты…
Короче говоря и говоря короче, Прасковья прекрасно понимала, что у такой женщины, как императрица Екатерина, у женщины ее лет и ее аппетитов, сердце не всегда в ладу с телом. То есть душой женщина может принадлежать одному, а тело ее запросто найдет превеликое удовольствие в общении со всяким, кто способен даровать ей телесное наслаждение. А значит, должность «первой отведывательницы блюд дворцовой кухни» еще долго будет значиться, хоть и негласно, в придворном регламенте!
И конечно, многоопытная графиня не ошиблась!
Но, между прочим, ошибется тот, кто оценит роль Прасковьи Александровны Брюс однозначно постельно. Барон Сольмс в донесениях Фридриху II сетовал на то, что невозможно прибегнуть к женскому влиянию на императрицу, что она никому не доверяет, прекрасно понимая, что женщины – это всегда соперницы, а такое понятие, как женский ум, для нее не существует вообще, является просто нонсенсом. «Государыня хорошо расположена только к графине Брюс, которая никогда не осмеливается говорить с ней о делах».
Барон ошибался. Осмеливалась, и еще как! Прасковья и в самом деле была конфиденткой императрицы – то есть доверенным лицом. Доверенным во всех тайных и секретных делах – нет, о том, допускала ли ее Екатерина до международного шпионажа, у нас никаких сведений не сохранилось (да и вряд ли могло случиться такое, слишком аж влюбчива была драгоценная Прасковьюшка, слишком оголтело – какое слово! вот уж воистину, оголяя тело! – увлекалась мужским полом), – однако никто не знал столько, сколько графиня Брюс, о тайной войне, которая развернулась в семействе Екатерины между сентябрем 1773 – и апрелем 1776 года. В сентябре 73-го праздновалась свадьба цесаревича Павла Петровича с восемнадцатилетней принцессой Гессен-Дармштадтской Вильгельминой, в апреле 76-го – похороны великой княгини Натальи Алексеевны. Это было одно и то же лицо, и лицо это причинило столько сердечных мук и тревог своему мужу и свекрови, что просто удивительно, как они вышли живыми и здоровыми из этой истории. Хотя, впрочем, Павел Петрович не отделался легким испугом, подобно его более крепкой и закаленной в семейных сражениях матушке, а повредился-таки рассудком, и именно с тех пор он вел себя, выражаясь языком современной психологии, неадекватно, что и привело его к преждевременной кончине.
Несколько слов об этой истории.
Принцесса Вильгельмина была, как это водится, сосватана заглазно и прибыла в Россию на смотрины в сопровождении одного из ближайших друзей цесаревича – капитан-лейтенанта графа Андрея Кирилловича Разумовского. Это был выбор Павла – послать за невестой именно Разумовского, своего верного и искреннего друга, как он называл графа Андрея. Императрица Екатерина благоволила к молодому красавцу, обладавшему не только точеными чертами лица и великолепной статью, но и невероятным, просто-таки бесовским обаянием, вспоминала при взгляде на него свой прелестный, хотя и платонический, роман с его отцом, графом Кириллом Григорьевичем Разумовским, и охотно согласилась утвердить Андрея (шалунишку Андре, как она его называла) на роль посланника Купидона.
Однако и графиня Прасковья тоже благоволила к молодому Разумовскому! Ходили слухи, будто она в свое время настолько восхитилась его изысканной и в то же время мужественной красотой, что взяла на себя труд впервые объяснить пригожему наследнику знаменитых Разумовских, чем, строго говоря, отличается мужчина от женщины, и весьма преуспела в своей задаче. Не с ее ли легкой руки (ну ладно, не с руки, не с руки, но так ли уж необходимо постоянно называть вещи своими именами?!) сделался Разумовский столь ненасытным ловеласом?.. Ходили также слухи, будто Екатерина, когда цесаревич достиг опасного возраста и его стали неудержимо привлекать прекрасные дамы, но он все никак не мог решиться расстаться с невинностью, приказала именно графине Брюс избавить Павла от затянувшихся иллюзий. Таким образом, Прасковья Александровна отлично знала обоих молодых людей, знала, кто из них на что способен, а потому без околичностей сообщила Като, что опасается, как бы граф Разумовский того-с… не воспользовался девичьей беззащитностью Вильгельмины и не опередил своего венценосного друга.
Екатерина была женщина проницательная, спору нет, но тут что-то с ней случилось, может быть, ее ангел-хранитель на минуточку отвлекся или бес противоречия овладел ею, как ему случается вмиг овладевать женщинами, – однако она подняла подругу на смех:
– Да что, Андрюшке других девок мало? Они сами к его ногам падают, как переспелые яблоки, даже и дерева трясти не надо. Зачем ему голову в петлю совать: ведь, коли невеста окажется распечатанная, первое подозрение на него падет. Да и девчонка небось не дура – кому охота быть высланной с позором?!
Графиня Прасковья сочла возражения резонными и спорить не стала. Однако подруги не учли такой малости, как любовь с первого взгляда. В результате этой роковой малости «верный и искренний друг», бывший капитаном корвета «Быстрый», на котором путешествовала Вильгельмина, воспользовался тем, что капитан на судне – первый после Бога и имеет право доступа во все помещения корабля в любое время дня и ночи. Вильгельмина рассталась с девичеством… Однако любовники понимали, что если они желают впредь оставаться неразлучны, то должны притворяться с максимальной достоверностью и правдивостью. Поэтому на смотринах Вильгельмина изобразила из себя такую скромницу, что Павел едва ли не зарыдал от умиления пред этим олицетворением девичьей невинности. Понравилась Вильгельмина и Екатерине, а что до графини Брюс, которая, само собой, присутствовала при первой встрече жениха и невесты в Гатчине, во дворце Григория Орлова, то она лишь подняла брови: провинившихся девиц эта профессиональная куртизанка чуяла за версту…
