Дикая кошка - Эмар Густав (книги без сокращений TXT) 📗
Эти индейцы были вооружены вполне по-военному; у них были прекрасные лошади, которые казались такими же дикими и неукротимыми, как и их хозяева.
Они окружали двенадцать пленных испанцев, которые были связаны на их лошадях; двух женщин, также на лошадях, но по-видимому они были свободны и с ними обращались чрезвычайно почтительно. Они ехали во главе пленных.
Опершись на свой карабин, поникнув головой и нахмурив брови и погрузившись в глубокие размышления, Овициата казалось не замечал прибытия воинов, которые стояли перед ним полукругом и безмолвно ожидали, пока он не обратится к ним с речью.
Спустя довольно продолжительное время, младшая из двух пленниц, вероятно утомленная этим продолжительным безмолвием, подняла голову и обратилась к индейскому вождю серьезным и кротким голосом, мелодические звуки которого заставили его вдруг вздрогнуть, как от электрического тока.
Это была молодая девушка, почти ребенок: ей едва ли исполнилось шестнадцать лет; ничего нет милее, грациознее и невиннее этого прелестного создания, правильные, подвижные и полные гармонии черты лица которого оживлялись двумя большими черными и блестящими глазами, увенчанными безукоризненной дугой бровей; ее густые волосы в беспорядке ниспадали на ее белые плечи длинными шелковистыми прядями, образуя своим черным как вороново крыло цветом великолепнейший контраст.
Подобно всем испанским великосветским дамам она точно купалась в волнах кисеи; на плечи ее была наброшена мантилья из индийского кашемира, которая не вполне закрывала их, на ее шее и на руках блистали чрезвычайно дорогие брильянты.
– Овициата, – сказала она, – для чего ты приказал этим воинам арестовать меня, тогда как я с твоего позволения мирно охотилась в этой пампа?
– Выслушай меня, Мерседес, – ответил вождь кротко и покорно.
– Разве я не пленница твоя? – ответила она гордо.
– Ты!.. Моя пленница?.. – произнес вождь, качая отрицательно головою.
– В таком случае, что же я такое? Индеец наклонил голову молча. Молодая девушка продолжала:
– Разве я добровольно явилась сюда? Пригласил ли ты меня? Нет, воин, прославленный в твоем племени, гроза испанцев, ты употребил против меня, женщины, насилие; ты поступил неблагородно и подло.
– Подло! – воскликнул индеец, и глаза сверкнули; он конвульсивно схватил свой кистень.
– О!.. – грустно произнесла молодая девушка. – Благородный и храбрейший Овициата, апоульмен техюэлей, окончи начатое тобой, убей меня!
Вождь с бешенством ударил прикладом своего карабина об землю и окинул бешеным взором всех:
– Уйдите все, – сказал он, – я хочу говорить с одной этой женщиной.
Воины безмолвно поклонились и удалились, уводя с собою пленных.
Молодая испанка легко соскочила со своей лошади; встав против индейца, она сложила руки на груди и, окинув его презрительным взглядом, надменно сказала ему с улыбкой:
– Радуйся, Овициата, я в твоей власти; благодаря твоей бесчестной измене, я твоя невольница и ожидаю приказания от моего милостивого властелина.
– Мерседес! Мерседес! – ответил вождь с болезненным нетерпением. – Для чего ты так говоришь и с удовольствием терзаешь меня? Я не горожанин, я индеец, дикарь, – добавил он горестною улыбкою, – мне вовсе не знакомы ваши утонченные манеры; мне хотелось видеть тебя, поговорить с тобой; если бы я не овладел тобой, а попросил бы у тебя свидания, согласилась ли бы ты?
– Может быть!
– Это ложь, Мерседес; потому что тебе известно, что десять человек из моих воинов побывали поочередно в Санта Роза, в которой ты живешь, с тем, чтобы передать тебе мои подарки; но ты всегда отсылала их обратно, не читая моих писем и разрывая их.
– Выслушай же и меня, Овициата; десять лет тому назад, когда моя тетка нашла тебя опасно раненым, когда ты валялся на камне, она приказала своим слугам поднять тебя и отвести в свой дом и там она как мать охраняла тебя, сидя у твоего изголовья, как у смертельно больного ребенка; она расточала тебе самые трогательные и полезные заботы; ты был еще молод в то время, тебе едва исполнилось 15 лет; ты был признателен и продолжал жить с той, которая спасла твою жизнь, делая все возможное для того, чтобы угождать ей во всем, забыв действительно или притворно свою дикую и свободную жизнь в прерии, и принял обычаи цивилизованного человека; меня, когда я была маленькой девочкой, ты по целым дням носил на своих сильных руках, повиновался моим малейшим капризам избалованного ребенка, называя меня своей сестрой, а я называла тебя своим братом, не правда ли, Овициата?
– Все это правда, Мерседес, – ответил индеец слабым голосом и потупив глаза.
– Однажды, – продолжала молодая девушка, – года четыре назад, мне тогда было 12 лет, но я помню как будто бы это происходило вчера, мой отец дон Эстиван де Надилас, которого я не видела со дня смерти моей матушки, прибыл в Санта Роза. С ним был молодой человек.
– Да, – шепнул индеец глухим голосом, – дон Дьего де Лара. Иксуэнс! (я ненавижу его), – добавил он по-индейски.
– Ты прав, – ответила с улыбкой молодая девушка, которая не слыхала последнего восклицания вождя. – Дон Дьего де Лара. В тот вечер, в который он прибыл, мой отец вложил мою руку в руку дона Дьего и сказал мне:
– Дочь моя, этот молодой человек сын моего лучшего друга. Да сохранит меня Бог от того, чтобы я вздумал когда-нибудь принуждать тебя к замужеству, но мне было бы очень приятно, ежели бы ты согласилась выйти за него.
– И ты ответила? – воскликнул вождь сердито.
– А я ответила, – продолжала Мерседес, – батюшка, я исполню вашу волю. Клянусь вам, что я не выйду ни за кого кроме дона Дьего де Лара.
Мой отец пробыл в Санта Роза пятнадцать дней у моей тетки. Он, обняв меня с нежностью, заставил меня повторить мое обещание и возвратился в Тальку, где он живет. За ним последовал и сын его друга, мой жених дон Дьего. Спустя два дня после их отъезда, мы возвращались в сопровождении наших слуг; когда мы подъезжали к городу, ты остановил свою лошадь и, положив руку на гриву моей лошади, сказал:
– Мерседес, мой отец знаменитый вождь; он страшный воин; он могущественнейший ульмен техюэлей. Поедем в мое племя! Ты будешь моей женой и мои воины будут почитать тебя как царицу!
