Алая линия - Свет Яков Михайлович (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Колумб велел поднять паруса и направил «Нинью» к тому месту, откуда рукой подать было до часовни.
Вскоре он заметил группу всадников. На его глазах они спешились, вошли в лодку и направились к кораблю.
Когда лодка подошла к самому борту «Ниньи», человек в воинских доспехах встал во весь рост и сказал:
– Я губернатор этого острова, и я требую именем моего короля, дона Жуана Второго, чтобы мне обеспечена была полнейшая неприкосновенность.
Это более чем странное требование крайне удивило адмирала. Он тут же заподозрил нечто недоброе, но заверил Каштаньейру, что на борту «Ниньи» губернатору ничего не угрожает.
Адмирал так поступил, желая завлечь губернатора на корабль, но дон Жуан предпочел остаться в своей лодке.
До сих пор у губернатора все шло отлично: как-никак, но половина команды «Ниньи» была уже взята в плен. У Колумба осталось не больше двадцати человек, и, конечно, не составляло труда овладеть его кораблем.
Но дон Жуан ни на секунду не мог забыть строгое предупреждение дона Дуарте Пашеко Перейры: избегать насильственных мер. Завет этот он уже нарушил в бескровной битве у часовни Богоматери.
Ну а как быть теперь?
Губернатору трудно было собраться с мыслями еще и потому, что Колумб, убедившись, что его пилигримы попали в плен, отбросил вежливые слова и резко потребовал, чтобы его людей немедленно возвратили на корабль. Дон Жуан всю жизнь страшно боялся высоких начальников, и мурашки пробежали по его телу, когда адмирал изменил тон и в его голосе прорезались стальные нотки.
Конечно, Колумб был адмиралом не португальским, а кастильским, но он так уверенно говорил о грамотах, данных ему королевой Изабеллой и королем Фердинандом, он так убедительно внушал дону Жуану, что его вероломные поступки навлекут на Португалию великие беды…
Нет, прибегать все же надо, избегая. И дон Жуан весьма нерешительно предложил Колумбу ввести «Нинью» в гавань, добавив, что действует он по велению короля Португалии.
Эта ссылка на королевский приказ смутила Колумба: кто знает, быть может, пока он ходил в Индию, Кастилия поссорилась с Португалией, и на суше, и на море сейчас идут жестокие сражения. Но в конце концов при всех обстоятельствах «Нинья», с ее пусть и не слишком грозными пушками, может за себя постоять.
А пока суд да дело, надо хорошенько осадить этого азорского петуха. И Колумб приказал свистать всех наверх.
На палубе тут же выстроились командиры и кормчие, матросы и юнги. На грот-мачте взвился штандарт королевы – флаг с гербами Кастилии и Леона: двумя зубчатыми башнями и двумя львами.
Адмирал стал лицом к штандарту ее высочества и громовым голосом воззвал к своим спутникам:
– Всех вас беру я в свидетели. Знайте, сегодня на этом острове совершено неслыханное злодеяние: вероломный здешний правитель Жуан да Каштаньейра, нарушив законы божеские и человеческие, силой захватил наших товарищей в час, когда они исполняли свой священный обет.
Пресвятой Девой, честь которой запятнана этим наглым тираном и святотатцем, я клянусь вызволить из неволи подданных ее высочества королевы. И если окажут мне противодействие и сопротивление, сил своих не пожалею, чтобы разорить этот остров. И да падет справедливый гнев ее высочества на страну, в которой совершаются подобные подлости.
Поднять паруса!
«Нинья» вздрогнула всем корпусом и медленно отвернула в открытое море. Лодка с губернатором и его подручными направилась к берегу.
Кошки скребли на губернаторском сердце, и дурные предчувствия томили его душу. Этот окаянный генуэзец нарушил все его планы. Хорошо было капитану Пашеко Перейре давать дурацкие советы, а каково пришлось бы этому чернобородому грубияну, окажись он в губернаторской шкуре. Иисус-Мария, да отвратит десница господня неминучие беды: с Кастилией мы в мире и ссориться с ней не собираемся. А ссора уже началась, и уж разумеется, всю вину за нее возложат на дона Жуана да Каштаньейру, нарушителя тайных велений короля…
Между тем Колумб, побывав на прежней стоянке у селения Нашей Владычицы Ангельской, повел затем «Нинью» на соседний остров Сан-Мигел. Там в безопасной гавани, достаточно удаленной от губернаторской резиденции, он два дня и две ночи готовился к бою. Чистились пушки (если только можно было так назвать жалкие бронзовые бомбарды), сушился порох, точились все ножи, не исключая и кухонных.
Губернатор же, совершенно трезвый и по этой причине злой, как свора собак, непрерывно совещался со своими военачальниками.
Положение сложилось тяжкое. Конечно, синица в руках лучше журавля в небе: пятнадцать кастильских пленников как-никак сидят на острове под замком. Но вряд ли эти люди нужны королю. Какой от них толк – ведь никто из них не знает дороги в эту проклятую Индию?
Адмирала же нынче голыми руками не возьмешь, да и как еще обернется для него, губернатора, такой захват. Пожалуй, лучше отпустить с миром пленников и сделать вид, что стычка у часовни и размолвка с адмиралом у борта «Ниньи» произошли по недоразумению.
Король, в том нет сомнения, в любом случае будет губернатором недоволен, но, ей-же-ей, не сносить губернатору головы, если кастильцы – а с них это станется – потребуют удовлетворения за оскорбление их драгоценного адмирала.
В пятницу 22 февраля Колумб, изготовившись к бою, ввел «Ниныо» в гавань Нашей Владычицы Ангельской. В момент, когда натянулся якорный канат и «Нинья» как вкопанная стала невдалеке от берега, на высоком утесе появился человек в черном плаще. Это был начальник дозора, и по прямому поручению губернатора он передал, что на корабль вскоре прибудет для переговоров особая депутация.
Действительно, не прошло и часа, как от берега отвалила большая лодка. Пятеро гребцов доставили на борт «Ниньи» двух священников и нотариуса. Было уже поздно, и адмирал не пожелал принять это посольство. Послы провели ночь на корабле.
Им строго-настрого приказано было держать языки за зубами, однако ночь выдалась холодной, и, чтобы согреться, послы распили два-три жбана испанского вина, сладкого и крепкого. И так уж получилось, что во время ужина они проговорились и сообщили кое-какие сведения о делах, которые никоим образом не подлежали оглашению. И между прочим, они сболтнули, что с Кастилией Португалия по-прежнему в мире, и наутро, в канун переговоров, адмирал уже знал: дерзкие поступки губернатора нельзя оправдать законами военного времени. Все козыри были теперь у адмирала.
Начались переговоры. Священники молчали, говорил один лишь нотариус, сухонький старичок с козлиной бородкой. Камзол на нем был явно с чужого плеча, сапоги просили каши. Держал он себя, однако, не без гонора, не к месту вставляя в свою речь латинские слова.
– Я, – сказал нотариус, – желаю удостовериться, действительно ли командир этой каравеллы состоит ео ipso (сам по себе) в звании адмирала и верно ли, что кастильская корона направила его в плавание для открытия новых земель.
Колумб предъявил ему все свои бумаги.
Нотариус долго мусолил их, вчитываясь в не слишком ему ясный текст. В кастильской грамоте он был не силен. Наконец он вернул адмиралу все его роскошные документы, скрепленные затейливыми подписями Изабеллы и Фердинанда.
– Сеньор адмирал, – проговорил он, – от лица губернатора этого острова я приношу вам excusatio (извинение). Произошло досадное недоразумение, ваш корабль сочтен был пиратским судном, ну, а теперь, когда…
– Довольно, – перебил адмирал, – передайте вашему губернатору, что он лжец и трус. Он отлично знал, что мой корабль не пиратский и что я не морской разбойник – тому порукой письмо, которое я получил от него три дня назад, когда только что вошел в эту гавань. Передайте ему также, что обо всем, что здесь произошло, я доложу их высочествам и надеюсь, королева Кастилии и король Арагона доведут до сведения вашего государя, что его землями управляют люди недостойные и вероломные. Требую: немедленно возвратите моих матросов. Слуги божьи могут покинуть корабль. Вы же останетесь здесь, покуда пленников не доставят на борт.
