Пропавшее войско - Манфреди Валерио Массимо (книга жизни .txt) 📗
Делай со мной что хочешь, можешь обвинить меня во всем — по сути, ты будешь прав, — пусть я останусь один на один со своей судьбой, приму полагающееся мне наказание, но отведи их назад, Софос, отведи парией домой.
Последовала долгая, нескончаемая пауза. И в наступившей тишине, тягостной, гробовой, я услышала далекое ворчание грома, увидела внезапные вспышки молний на горизонте. Боги, где-то шел дождь, а я смотрела на безмолвный танец снежных хлопьев, и молнии смотрели вместе со мной. Где-то наступала весна!
Я заплакала, свернувшись клубочком под брюхом коня, заплакала от чувства, столь сильного, что оно растопило лед в моем сердце. Потом вдруг голос Софоса нарушил тишину:
— Ты прав, летописец, мы не можем так с ними поступить. Вернемся. Отведем их домой. А потом пусть боги сделают так, как посчитают нужным.
26
Снег шел всю ночь, весь следующий день и всю следующую ночь.
Как будто боги хотели сообщить нам, что решение возвращаться принято слишком поздно. Что судьба наша уже определена и мы не можем изменить ход событий.
Ксену и другим охотникам удалось поймать множество диких зверей при помощи разного рода ловушек и капканов, поэтому еды у нас теперь было в изобилии; однако, когда снегопад кончился и бледное солнце стало пробиваться сквозь туман, мы не обнаружили ни тропинки, ни собственных следов, и река тоже пропала из виду. Она текла под слоем льда, который в свою очередь скрывался под густым покровом снега, доходившим нам до пояса, и каждый шаг стоил огромного труда.
Мы все равно решили выступать — так велико было желание развернуться и двинуться на запад, — но наши военачальники, которым поручили изучить новый маршрут по звездам и по солнцу, сочли, что идти обратно той же дорогой слишком долго. Кроме того, пришлось бы снова пересекать земли воинственных племен, с которыми мы уже вступали в битву.
Предполагалось двигаться сначала на север и через несколько переходов повернуть на запад. Таким образом, по их мнению, мы доберемся до места, расположенного недалеко от моря. Командиры также надеялись использовать проводников, которые помогут нам отыскать дорогу. Расчет строился на том, что по пути встретятся народы, не знакомые с нами и менее враждебно настроенные.
Итак, мы выступили. Во главе колонны шла легкая пехота, за ней — тяжелая, потом — вьючные животные с поклажей и женщины, и, наконец, конный отряд — как всегда, под предводительством Ксена.
Мелисса на протяжении нескольких дней избегала меня, боясь, что я затаила на нее зло, но я через одну из девушек передала, что буду ждать ее во время вечерней остановки в середине лагеря. Она явилась ко мне, низко опустив голову, покрытую платком, в башмаках из овечьей кожи, подвязанных кожаными веревками. Что случилось с ее красивыми, изящными сандалиями? Где она потеряла свои мази, тени для глаз, краску для бровей, бальзам для волос? Когда красотка подняла на меня глаза, я увидела перед собой кончик носа и щеки, покрасневшие от мороза, спутанные волосы, потрескавшиеся губы, распухшие от холода руки. И все же красота осталась: в блеске глаз, в чувственной линии губ, даже в тембре и выражении голоса.
— Ты никогда меня не простишь, — начала она.
— Не говори глупостей. Я не ждала от тебя никакого героизма. Ты сделала что смогла. В конце концов то, чего мы хотели, осуществилось: войско возвращается, Мелисса. Рано или поздно доберемся до моря, снова наступит весна, мы почувствуем на лицах дыхание теплого ветра, ощутим запах цветов. Нам только нужно запастись силами и мужеством. Мы уже столько вытерпели, самое тяжкое — позади… по крайней мере я на это надеюсь.
Мелисса бросилась мне на шею и долго, плача, обнимала. Потом она вытерла глаза и ушла.
Не знаю, права ли я была, произнося эти слова, действительно ли худшее осталось позади: ведь тот путь, что нам предстоял, готовил тяжкие испытания, требовал нечеловеческих усилий. Мы шли по пояс в снегу, наша самодельная обувь сразу же промокала, ноги мерзли, и холод распространялся по всему телу. Время от времени приходилось останавливаться, сушиться и, если представлялась возможность, переобуваться.
Вьючные животные часто проваливались в снег так глубоко, что не могли сделать ни шагу, ложились на живот и больше не двигались. Приходилось освобождать их от поклажи, разгребать вокруг снег, расчищать дорогу, снова грузить и толкать вперед.
Иногда солнце лишь проглядывало сквозь тучи, иногда ослепительно сняло на лазурном небе, и тогда блеск снежного покрова делался столь невыносимым, что мы надевали на глаза повязки из темной ткани. Потом, к вечеру, опять начинал падать снег: тонкие ледяные иглы немилосердно жалили наши лица, часами, без остановки. Многие девушки болели: пылали жаром и кашляли, даже умирали от этой хвори; немало мужчин разделило их судьбу.
Но ни один труп не оставили на растерзание диким животным.
Ксен не позволял этого, движимый глубоким религиозным чувством и уважением к товарищам. Каждому устраивали похороны — самые простые. Женщины плакали, подруги со слезами на глазах дарили погибшим последний поцелуи, воины с боевым кличем поднимали копья в затянутое черными тучами небо, десять раз выкрикивали имена павших, эхом отражавшиеся от бесстрастных, девственных вершин.
Встречая на своем пути деревни, мы забирали еду, корм для животных, укрывались от ненастья. Помню, однажды мы несли с собой на носилках юного воина, серьезно пострадавшего от когтей медведя во время охоты. Зверь разорвал ему правое плечо, рана загноилась, поднялась температура, он бредил. Охотник наверняка умер бы, не уложи мы его в постель.
Воина звали Деметрий, и дочь старосты деревни сама стала ухаживать за красивым юношей — светловолосым, с ярко-голубыми глазами, темными ресницами и бровями, — менять повязки, накладывать на рапу местные снадобья. Полагаю, она влюбилась и, когда пришло время выступать, попросила оставить юношу у них. Софос созвал военачальников, чтобы принять решение: многим казалось предательством оставить грека среди варваров. Наконец пришли к выводу, что единственный способ спасти его — это вверить заботам местных жителей, и мы двинулись в путь без Деметрия.
Я часто спрашиваю себя: что стало с тем юношей, выжил ли он, ответил ли взаимностью дочери старосты — изящной, стройной, пышногрудой, с глубокими черными глазами и взглядом женщины, которой нравится заниматься любовью. Надеюсь, у их истории был счастливый конец: молодой воин спасся, женился на выходившей его девушке, и дети их выросли сильными и храбрыми в том краю льдов и ослепительного снега. Однако я по опыту знала, что человеческие жизни висят на волоске, и в любой момент каприз судьбы может забросить их на вершину счастья или же швырнуть в черную пропасть горя и даже смерти.
По мере продвижения на север горная цепь, появившаяся перед нами, когда мы следовали по течению реки, оказавшейся вопреки надеждам не Фазисом, опускалась все ниже к линии горизонта, пока не исчезла почти полностью. В то же время впереди показалась еще одна — огромная, неровная, состоявшая из острых скал и глубоких долин, поросшая черными лесами, кроны деревьев в которых по форме напоминали горные пики.
Ксен сказал, что это хороший знак: вскоре мы дойдем до обжитых мест и найдем проводников, способных указать нам путь к цели.
Он не знал, что я слышала и большей частью поняла их разговор в ту ночь, когда меня поймали в палатке главнокомандующего. Мне он сказал, что просто побеседовал с Софосом, убедив его в следующем: река вскоре затеряется подо льдом, как это уже случилось однажды, и разумнее будет двигаться на запад.
Спросила, что означают четыре буквы, которые я видела на рисунке, лежавшем на дне ящика Софоса.
— Это просто запись варварского слова, его значение нам не известно, — ответил он, хорошо зная, что такой ответ меня не удовлетворит, но я наверняка больше не стану задавать вопросов. Во всяком случае, пока. Я понимала, что, если все и дальше пойдет так, нам следует готовиться к неприятностям, тяготам и, возможно, к печальному концу.
