Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Приятна мне твоя прощальная краса… тихо и как-то по-особенному проникновенно сказал он. Варя подошла к нему поближе, остановилась у берёзы, обняла её, прислонившись щекой к бело-серому стволу. И так же тихо и немного грустно добавила:
Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и золото одетые леса…
Варя подняла голову. Сквозь лёгкие, ещё зелёные листочки берёзы глядело густой синевы небо, чистое и спокойное мирное небо.
«Вот уже два года воюем, — подумала Варя. — Два года… Сколько горя, крови и жизней стоили они людям! Как искалечила она их судьбы! Женщины, наверное, всегда были и будут против войны. Потому что женщина — это мать и жена. Она теряет любимого…». Варя взглянула на мужа. Он теперь лежал, раскинув руки. Его широко распахнутые глаза смотрели в небо. «Боже мой, у него такое же синие, как небо, глаза. Синие-синие…» — ахнула Варя.
Вот и у неё война чуть не отняла любимого… Правда, она сжала своё горячее ревнивое сердце, заставила его замолчать, но ведь дело не только в её сердце. А он, что думает он? Любит ли свою Варю, или сердце его разрывается между двумя близкими женщинами?…
Год прошёл, как Варя узнала об измене Сергея. Она простила ему всё за его искренность, настоящую мужскую прямоту и честность. Она любила его и постаралась забыть обиду. Но забыть было нелегко… Как-то в свой очередной рейс санпоезд стоял в Брест-Литовске. В эвакогоспитале Варя случайно встретила Юдифь, свою давнюю подругу. После того как все дела были сделаны, они разговорились, как-то очень тепло, до конца откровенно и искренне. Тут-то Варя и решилась спросить об Акинфиевой. Она давно хотела узнать, где она, что с ней.
— Ушла из госпиталя, — невыразительным голосом ответила Юдифь.
— Почему?
Варя спросила и тут же поняла по плотно сжатым губам Юдифи, что спрашивать было не нужно. Страшная догадка обожгла её сердце. Варя почувствовала, что бледнеет: медленно от лица отхлынула кровь. И когда Юдифь подняла на неё свои добрые близорукие глаза, беспомощно умолявшие её не настаивать на ответе, она всё-таки повторила вопрос:
— Почему?
— Она ждала ребёнка…
Её тихий голос как ножом резанул Варю по сердцу. Чувство неизбежной, неотвратимой беды и тоски тёмной и мутной волной заполонило грудь.
Но Варя не выдала себя, она спокойно перевела разговор на другую тему. И только поздним вечером, когда она уже прощалась с Юдифью, спросила:
— Сына родила?
— Да…
А потом, спустя несколько дней, она переслала Юдифи деньги для Нади. В письме к Юдифи просила, чтобы та отправила их будто бы от себя. Юдифь исполнила просьбу. Так Варя стала помогать Наде.
И вот теперь, стоя у берёзы, глядя в синеву глаз мужа, Варя думала, сказать ли ему о сыне или промолчать. Но ей хотелось первой сказать об этом самой и увидеть в эту минуту его глаза.
— Серёжа, — позвала Варя мужа. Она не подошла к нему и осталась стоять у берёзы, опираясь на её белый ствол.
Звонарёв оторвал взгляд от неба и посмотрел на Варю. В его глазах мягко горел синий свет нежности и любви.
— Что милая?
«И вот сейчас я погашу этот свет, подумала Варя. — Сама оторву его от себя… Но что же делать? Что делать? Он должен знать, должен сам решить… И я тоже. Если он дрогнет, или будет колебаться, я уйду с его дороги…».
Варя не слышала своего голоса, когда она произнесла те несколько невыносимо трудных для неё слов, она смотрела, не отрываясь, на мужа. Она увидела, как дрогнули его глаза. Нет, не испуг, радость отцовства подняли его с земли, заставили обнять её колени, прильнуть к ним жаркими губами. В его глазах Варя прочитала ту же любовь, и боль, и желание облегчить её страдание, и горячую просьбу о прощении.
— Родная моя, единственная… Я всё знаю, — тихо сказал он. — Я люблю тебя. Прости, если можешь…
Он всё крепче сжимал её колени, притягивая к себе. Варя оттолкнулась от берёзы и, протянув к нему руки, упала в его раскрытые объятия. Он целовал её мокрое от слёз лицо, дрожащие детски припухшие губы.
— Ненаглядная… — слышала Варя его горячий шёпот. И, чувствуя, как руки Сергея бережно и властно обнимают её, она вдруг прижалась к нему всем телом. Вздрагивая от слез, Варя судорожно перевела дыхание и вместе с пряным ароматом осенних листьев ощутила родной, до боли знакомый запах близкого человека, его здорового молодого тела. Варя закинула руки за шею Сергея и, опрокидываясь на спину, увидела синюю голубизну неба…
Санпоезд прибыл в Петроград. Не успели толком отправить раненых по госпиталям, как Краснушкину был вручён приказ принца Ольденбургского:
«Освобождаю Вас от должности начальника санпоезда императрицы и одновременно повелеваю Вам занять должность начальника эвакочасти Кавказского фронта. Начальником санпоезда назначаетс полковник Лялин, его заместителем по медицинской части профессор барон Дистрело.
Принц Ольденбургский».
И маленькая записочка, запечатанная печатью принца:
«Дорогой мой, чем-то Вы прогневали государыню и одну премного презираемую особу. А потому сочувствую Вам и делаю всё, что в моих силах. Благодарю за службу и преданность».
Краснушкина не удивили ни отстранение от должности, ни это, в сущности, большое повышение. Он понимал, что и то и другое вызвано одной причиной. Только императрица действовала из любви к Григорию Распутину, а принц — из ненависти к нему.
Беспокоила Краснушкина судьба Сологубенко. Ему грозили большие беды. Предчувствия не обманули доктора. К вечеру стало известно высочайшее решение — за недостойное осмеяние «святой» особы разжаловать Сологубенко в рядовые солдаты и отправить на фронт. Краснушкину пришлось использовать все свои связи, чтобы определить художника в одну из действующих частей в районе Ровно.
Варя, узнав об увольнении Краснушкина, тоже покинула санпоезд.
13
Только в октябре наконец вызвали с фронта в штаб ТАОНа Борейко, Звонарёва, Зуева и десяток солдат, которые могли быть полезными во вновь формируемых батареях. Штаб формирования ТАОНа находился в Вязьме. Здесь и намечалось создание дивизионов сверхмощной артиллерии.
Борейко приехал вместе с своими офицерами и солдатами. В штаб отправились только офицеры. Встретил офицеров Али Ага Шихлинский весьма дружески, как старых пртартуровцев. Он справился, в каких бы батареях они хотели служить.
— Прежде всего просим Вас не разлучать и всех вместе с солдатами направить в одну батарею, — начал Борейко.
— Что ж, это хорошо, — пообещал генерал.
— Затем отправить в батарею, где пушки самые большие, — продолжал капитан.
— Значит, направим Вас на формирование двенадцатидюймовых батарей виккерсовских гаубиц. Там наиболее сложная материальная часть и плохо ещё разработанные правила стрельбы и пристрелки. Тяга только механическая. Ваши солдаты составят костяк батареи. Кроме того, к батарее придается привязной аэростат с водородным заводом. Надо ознакомиться и с воздухоплавательным делом. Выделите для этого одного из офицеров, предупреждал Шихлинский.
Уже на следующий день закипела работа. Прибывали десятки новых солдат. Это были рабочие, направляемые в армию по совей политической неблагонадежности. Родионов снова стал фельдфебелем. Заяц взял на себя хозяйственные заботы в батарее. Команду разведчиков возглавил Вася Зуев. Его помощником оказался Блохин. Всем автомобильным хозяйством, состоящим больше чем из двух десятков грузовых и легковых машин, ведал Звонарёв. Материальной часть орудий и ознакомлением с правилами стрельбы руководил сам Борейко.
Очень затрудняло изучение пушек отсутствие каких-либо инструкций или сборных чертежей. Заводы умышленно не снабжали ими русских, пытаясь тем самым заставить принять своих английских инструкторов и переводчиков.
— Обойдёмся и без варягов, — заявил Борейко Шихлинскому. — Сами в технике кое-что принимаем.
Шихлинский заколебался, обдумывая предложение Борейко. В это время прибыл помощник начальника ТАОНа по технической части артиллерист-академик полковник Рейн. Он в начале войны командовал гвардейской батареей и дивизионом. Будучи весьма тщеславным человеком, Рейн дошёл до того, что сам себя представил к Георгиевскому кресту. Ему, конечно, отказали и предложили покинуть ряды гвардии. Рейн ушёл в ТАОН.
