Империя (Под развалинами Помпеи) - Курти Пьер (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

Вот каким образом в тот самый день, когда Фебе получала из рук Юлии, дочери императора, свою свободу, Филезия прибыла в Реджию, где простилась с хозяином судна, счастливо достигшим берегов Италии при содействии попутного ветра, неизменно дувшего всю дорогу.

Здесь она надеялась найти средство достигнуть поскорее Рима, так как она была убеждена, что там встретит Тимена, зная, что он должен находиться в том месте, где живет Фебе, а последняя, по предположению Филезии, жила в Риме.

Случилось так, что едва вступив ногой на реджийский берег, Филезия наткнулась на кортеж, сопровождавший Юлию, отправлявшуюся вместе с Фебе к претору для совершения манумиссии своей невольницы. Из разговоров, происходивших в толпе вокруг Филезии, она узнала цель церемонии, слышала и имя, если не самой невольницы, шедшей получить свободу, то ее госпожи, дочери императора, и заинтересованная новым для нее зрелищем, вместе с толпой дошла до самого порога базилики. Тут она остановилась в ожидании окончания обряда; и только тогда, когда он был окончен и кортеж выходил из базилики, она узнала в вольноотпущеннице знакомую ей Фебе. Несчастная старуха от радости едва не лишилась чувств: неожиданное появление молодой милетянки служило для Филезии несомненным доказательством присутствия тут и Тимена.

Бедная женщина в своем предположении, как мы знаем, была близка к истине.

Мы присутствовали при ее разговоре с Фебе. После этого разговора, узнав то, что ей было нужно, она, выйдя из дома Юлии, возвратилась к морскому берегу. «Отсюда, – думала она, – Тимен, еще вчера, входил в город, отсюда же он уплыл обратно; следовательно, здесь мне нужно ждать его возвращения». Никто не мог бы отклонить ее от этого решения. Она села на уединенные остатки крепостных развалин, как раз у того места, где накануне Тимен приставал к берегу в своей лодке.

Ее опасения, однако, не уменьшались сознанием близкого присутствия Тимена: она думала, что он явился сюда для совершения какого-нибудь рискованного предприятия, которое должно осуществиться на море, – стихии, ему хорошо знакомой.

Но где находится его гемиолия? Где гемиолии и акации его товарищей? Вблизи того места, где сидела, она видела лишь императорские военные либурны, триремы и прочие суда; их присутствие тут и кипевшая на них работа только увеличивали ее опасения и душевные страдания.

Ей необходимо было найти Тимена во что бы то ни стало и как можно скорее; она жаждала видеть его, чтобы отговорить его от рискованного дела. Часы казались ей веками, минуты длились бесконечно, и в сильном нетерпении и волнении бегала она по морскому берегу, зорко осматривая всю ширь морской поверхности; но ничего не замечал на ней ее взор.

В таких страшных душевных мучениях прошел для нее почти весь день.

Солнце, опускаясь, касалось уже горизонта, когда какие-то мрачные, подозрительные фигуры, окутанные в таинственные пенулы [216] и в капуцинах, покрывавших их головы и спускавшихся на их лица, появились в различных местах у морского берега и с беспокойством, но осторожно, осматривались во все стороны. От Филезии не скрылось, что они поджидали еще других своих товарищей.

С восточной части города можно было уже различить вдали, на морской поверхности, несколько черных точек.

Несмотря на покрытое тучами небо, Филезии, беспокоимой предчувствием, возбужденным в ней привязанностью ее к Тимену, эти черные точки показались пиратскими лодками, что и было на самом деле. Вместе с тем она заметила, что подозрительные люди, которые перед тем, на ее глазах, вышли по одиночке из города и бродили вдоль берега, также стали смотреть на дальний морской горизонт и, при первом появлении на нем черных точек, тотчас же замеченных ими, мало-помалу сошлись все вместе, о чем-то таинственно переговорили и затем вновь разошлись, не удаляясь, однако, от берега.

Один из них, случайно или с намерением узнать, что за женщина сидит тут, не шпион ли, подошел к Филезии, которая, при первом же взгляде на него, узнав в нем. одного из матросов Тимена, вскрикнула:

– Эфае!

– Кто меня зовет? А! Это ты… родная!

– Где ты оставил своего господина?

– Подожди его, он придет.

– С моря?

– Кто его знает.

– Говори, несчастный: мне нужно его видеть прежде, нежели начнется у вас дело; понимаешь?

– Что ты знаешь о деле?

– Все; разве ты забыл, что я предсказала тебе быть распятым?

– Ха, ха! – отвечал он смеясь. – Кто верит, Филезия, твоим страшным сказкам?

– Ты им поверишь, да будет поздно.

Эфае, заметив приближение гемиолий, плывших к берегу при помощи весел со стороны, противоположной той, где находился маленький римский флот, отошел от Филезии и присоединился к своим товарищам, число которых в эту минуту уже увеличилось, что еще более усилило опасение и страх в душе несчастной старухи.

Сердце ее забилось сильнее и биение его усиливалось по мере приближения гемиолий. Они плыли быстро, подобно рыбам, и excubitores, т. е. часовые, стоявшие на скале, поздно заметили, что они принадлежат пиратам, потому что прежде, нежели первые подали криком сигнал об опасности, все корсары и бывшие с ними люди успели уже соскочить из гемиолий на берег, держа в руках наточенные мечи и кинжалы.

Матросы, принадлежавшие к экипажу гемиолий Тимена, проходя мимо Филезии, со страхом узнавали в ней старую невольницу своего господина.

– Ты здесь, Филезия? – спрашивали они ее, и она отвечала им одним только коротким и резким вопросом:

– Где Тимен? – так как она не находила его между ними.

– Его нет с нами, – отвечали они хором, – он прежде нас отправился в город.

А из города в эту самую минуту послышался резкий звук литуя, [217] который, означая собой общую атаку, был ответом на сигнал, данный за несколько минут перед тем римскими часовыми.

Бедная старая невольница в отчаянии ударила себя в лоб и вскрикнула:

– Ах! Он погиб!

Едва лишь раздался звук литуя, шедшие до того по направлению к городу обыкновенным шагом, быстро побежали туда, потрясая оружием, находившимся в их руках, как бы готовые броситься тотчас в бой. Очевидно, они получили заблаговременно приказ от Тимена, куда явиться в данную минуту.

Семпроний Гракх, Деций Силан, Сальвидиен Руф, Луций Авдазий, Азиний Эпикад и Азиний Галл, также приплывшие в Реджию на последней гемиолий, по заранее установленному распределению ролей и вооруженные, подобно пиратам, остались для охранения лодок.

Они слишком доверяли смелости корсара, чтобы сомневаться в удаче предприятия, и готовились принять на главную из гемиолий Юлию и Фебе, как только они будут похищены.

В это самое время, по полученному им от заговорщиков знаку, дочь императора вместе со своей вольноотпущенницей вышли из дома, чтобы идти к морскому берегу. Едва только переступили они порог, как услышали тревогу часовых, вслед затем звуки трубы, шум оружия и крики людей, завязавших бой у самого дома.

Последний стоял на самой середине скалы, защищаемый у входов довольно многочисленной стражей, которую необходимо было побороть, чтобы достигнуть дочери императора и овладеть ею и ее вольноотпущенницей.

На крик часового, распространившийся с быстротой молнии от ведета к ведету, солдаты выскочили из своих казарм и побежали к дому Юлии, близ которого столкнулись неожиданно с Тименом и его людьми, вооруженными с ног до головы, с обнаженными мечами и кинжалами в руках.

Корсары и их товарищи, подобно разъяренным голодом гиенам, бросились на солдат римского гарнизона, ошеломленных неожиданным появлением большой толпы разбойников. Мечи засверкали в воздухе, удары посыпались на солдат со всех сторон, нанося им раны, опрокидывая их на землю и убивая их; страшное опустошение в их рядах производили напавшие на них пираты.

Граждане города намеревались было подать помощь гарнизону, но Луций Авдазий, вовремя встретивший их, сказал им, чтобы они не вмешивались в дело, их не касающееся, если не желают видеть свой город сожженным. Борьба идет, – объяснил он им, – лишь об освобождении дочери Августа, который сам желает ее освобождения и будет благодарен тем, кто хотя бы силой спасет его дочь, обязанную своим несчастьем злой мачехе.