Затерянный остров - Маннель Беатрикс (серия книг .txt) 📗
Паула все время напевала песенку о кукушке из смешного упрямства, пока не охрипла, и тогда стала вспомнить любимые стихи своего брата: «Кто взглянул на красоту однажды…» К счастью, ей оставили бумагу и карандаш, и она записывала все, что приходило ей в голову. Иногда она просыпалась ночью от тихого шороха и каждый раз надеялась, что это один из ее попутчиков, который пришел, чтобы помочь ей, но это был только маленький лемур, который смотрел на нее своими большими глазами, будто хотел что-то сказать, а затем исчезал. Она удивлялась, что никто из охранников не реагирует на животное. Наконец она пришла к выводу, что тот ей просто мерещится.
Она часто вспоминала Ласло в золотом гробу и спрашивала себя, что он сделал бы в такой ситуации.
И тогда она подумала, что может попытаться создать парфюм с помощью бумаги и карандаша, она же знала, какие компоненты сочетаются, а какие нет. Но, к сожалению, она не была Бетховеном, который, будучи глухим, сочинял музыку. Потому что, если нота или симфония где-то переходят в эфир, то ароматные ноты остаются на коже, изменяются, обогащаются теплом, и, чтобы все это узнать, нужно уметь нюхать. «Если бы мой нос не был слепым, — думала Паула, — то я создала бы парфюм из отбросов, засохшей крови и протухшей рыбы. Я заполнила бы им маленькую капсулу и незаметно открыла крышечку. И куриная шкурка сразу же вышла бы обратно». Она поежилась. Это были очень неаппетитные мысли, но она хотела выжить.
Затем однажды утром Ракотовао неожиданно зашла к ней в палатку. Когда Паула поняла, что значит праздничный наряд старосты, ей стало нехорошо. На Ракотовао была золотисто-алая ламба, ее седые волосы были искусно заплетены и украшены красным гибискусом.
— Пора.
Паула задрожала. Хотя она все это время думала только о том, чтобы все осталось позади, ее тело сковал страх, ей стало плохо при мысли о том, что с ней должно произойти. И, как в случае с ее бабушкой, рядом не было никого, кого волновал бы вопрос, выживет она или нет. «Меня это волнует, — попыталась она успокоиться. — Я сейчас выйду и переживу все это безумие. Надо думать о том, что я — мать Нирины. — Она сделала глубокий вдох. — Я должна собраться».
Ракотовао позвала нескольких женщин, которые принялись заплетать Пауле волосы и украшать их белыми орхидеями. Затем она надела чистую белую ламбу.
Когда женщины закончили, они показали ее Ракотовао, которая одобрительно кивнула, взяла Паулу под локоть и вывела из палатки на сверкающее полуденное солнце.
— Нам нужен свет, нам нужно солнце, чтобы понять, что хочет сказать нам бог, — объяснила она на ломаном французском.
У Паулы на лбу выступил пот, от солнца и от страха. Она заслонила рукой глаза, потому что яркий свет слепил ее после длительного пребывания в сумраке палатки. Охрана сопровождала ее по пути от пустынного участка ее бабушки по направлению к морю. Но местом назначения был не берег, потому что они свернули направо и молча двинулись через рощу пальм и фруктовых деревьев. Они шли туда так спокойно, что со стороны это могло показаться прогулкой подруг, если бы только их не окружали охранники с копьями.
Вдруг роща поредела, и они оказались на большой круглой площадке с чистой утрамбованной землей, на которой сидели кружком празднично одетые жители деревни. В центре росло широкое вековое дерево манго, на котором гроздьями висели еще не созревшие плоды, похожие на зеленые елочные шары. Рядом с деревом стояли деревянная скамейка и столик с различной утварью. Хотя людей собралось много, Паула не слышала ни единого звука — ни кашля, ни шепота, только биение своего сердца. Она часто дышала.
«Нет, — подумала она, — нет, я не умру, отравившись куриной шкуркой». Ее внимание привлек шорох на манговом дереве, и она с надеждой посмотрела на роскошную крону из темно-зеленых листьев. Может быть, ее попутчики где-то спрятались, чтобы спасти ее? Затем она снова услышала шелест. На этот раз он был громче, и Паула увидела дронго, который клевал неспелый плод манго. Дронго. «Как кстати», — подумала она, по ее спине пробежали мурашки. Все казалось ей таким ненастоящим, но она была здесь. Паула Келлерманн проделала путь из Мюнхена на Мадагаскар, чтобы исполнить свой смертный приговор. Эти люди действительно сидели тут и хотели увидеть, как боги рассудят тот факт, что она нарушила священное табу их страны. «Я должна была это сделать! — хотела она закричать. — Вы, которые так почитаете своих предков, должны меня понять, я была обязана это сделать — исполнить последнюю волю моей бабушки, которую вы убили». Но она молчала, потому что ничего не могла изменить. «Нет, это не плохой сон, после которого я проснусь. Пыль под моими ногами — это настоящая красная пыль, — заверила она себя, — и я дышу этим влажным, горячим, липким воздухом и чувствую мощь солнца на своей коже. Это, наверное, последнее, что я чувствую в своей жизни».
«Матильда, — пробормотала она, — Матильда, я попыталась, я посмела обмануть королеву, нарушила фади и таким образом погубила человека, потеряла свое обоняние, но спасла жизнь ребенку. Я не знаю, что мне еще сделать, но я молю о том, чтобы этот яд не причинил мне ужасные мучения, а убил меня быстро и привел туда, где сейчас находишься ты».
Ракотовао велела Пауле стоять и смотрела ей в глаза, пока не сдвинула брови, придав своему лицу мрачное выражение. Паула не чувствовала свой пульс. Вот и пришел этот момент.
— Есть мужчина, который пошел на многие жертвы, чтобы в последний раз вас увидеть. — Ракотовао сказала это без особой радости в голосе.
Паула не была уверена, что правильно поняла французский язык старосты. Кто это мог быть? В ее голове гудели вопросы: кто пошел на эти жертвы? Мортен, руководствуясь христианским состраданием, или Вильнев, руководствуясь покаянием?
— Вам не разрешается к нему прикасаться, ваши руки должны быть все время на виду. Его руки мы тоже должны видеть. Мы не хотим рисковать и обманывать богов манипуляциями!
Ракотовао перевела свой взгляд на то, что находилось у Паулы за спиной.
Паула медленно обернулась и увидела, как к ней подходит Вильнев. Он, как и она, был одет в белую ламбу, повязанную у него на талии. Он шел, широко расставив в стороны свои мускулистые голые руки, что в любом другом месте выглядело бы смешно. «Я же мечтала об этом, — подумала она, — это прекрасный и жестокий подарок моей фантазии, которая хочет подсластить мне смерть видом его обнаженного торса, только потому, что он мне так понравился под проливным дождем. Тогда, когда мы ждали, чтобы нам открыли ворота Амбохиманги».
Ее мечта с своим мускулистым гладким животом шаг за шагом приближалась к ней. Его лицо исхудало, и он прикусил губы, из-за чего казался мрачным. Он был выбрит, но его волосы непослушно лежали вокруг лица, глаза глубоко запали. Все это вместе с голым торсом придавало ему вид пирата в поисках добычи. Ее дыхание участилось, искра надежды зажгла ее сердце. Он действительно выглядел как опасный пират.
Глазами он искал ее глаза, они встретились взглядами, и он очень настойчиво пытался ей что-то сказать, но она не могла взять в толк, что именно. Непроизвольно она опустила голову и посмотрела на его грудь, густо покрытую волосами, которая быстро опускалась и поднималась, что не соответствовало его медленным шагам. Там не было тяжелого серебряного креста, который он все время носил на груди, но, возможно, он снял его, чтобы никого не провоцировать.
Его губы дрогнули, они были бледнее, чем обычно. Он остановился возле нее. Какой запах исходил от него сегодня? Паула протянула руку, чтобы прикоснуться к этому миражу, но тут же последовал зловещий рокот из толпы, и она опустила руки.
— Я брежу, или вы действительно пришли посмотреть, как я буду умирать? — прошептала она. — Где вы были, пока меня держали под стражей? Почему, черт побери, вы не пришли раньше? Теперь уже поздно!
— Не шумите и послушайте меня. У нас не так много времени.
Его голос звучал необычно, он словно бормотал. Может, они дали ему наркотики?
