Бешеный Лис - Красницкий Евгений Сергеевич (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Утром Мишку пришли благодарить Лавр с Татьяной. Кланялись, говорили всякие приятные слова. То, что «лечение» удалось, по крайней мере в части «снятия отворота от жены», было видно, что называется, невооруженным глазом – по сияющему виду и припухлым губам Татьяны да по синюшным кругам вокруг глаз Лавра.
Поднесли племяннику подарки: синюю шелковую рубаху и воинский пояс с чеканными бляхами. Рубаха вышита серебром – чувствовалась рука матери или по меньшей мере ее наставничество. Подношение было царским, наверно, приготовлено было на свадьбу одному из сыновей, а теперь досталось племяннику. Мишка кланялся в ответ, говорил, что положено, а сам готов был со стыда провалиться сквозь пол.
Эту особенность своего характера Мишка, тогда еще Михаил Андреевич Ратников, обнаружил во времена депутатства. Поможешь какой-нибудь бабке оформить копеечную справку, а она благодарит, как будто ты ей жизнь спас. И понятно, что благодарит не за бумажку, а за то, что в вертепе бюрократии нашелся хоть кто-то, кто отнесся по-человечески, а все равно чувствуешь себя, как… Как хрен знает что. Неудобняк голимый.
«Вот и тут… Да еще мать с женской половины так и не вышла. Ей-то Татьянина радость… даже думать не хочется. И не помочь было нельзя, хоть стреляйся».
Воспоминания оборвал голос Роськи:
– Минь, а ты долго учился?
– Что?
– Я говорю: сколько надо учиться, чтобы, как ты… ну пять тысяч слов знать?
– А я и сейчас учусь.
– Как это?
– Да так. Учиться надо всю жизнь, как только перестаешь, сразу начинаешь потихонечку дуреть. Был когда-то такой император Николай. Николай Второй его звали. Пьяница горький, балбес. Когда его отец помер, он в своем дневнике… Это книжица такая, куда все важные события и мысли записывают. Так вот: когда его отец умер, он в этой книжице написал: «Закончил образование окончательно и навсегда!» Все, мол, папаши нет, больше никто учиться заставлять не будет. И доигрался: довел свою империю до того, что народ взбунтовался. Его самого убили, всю его семью тоже, между собой резались несколько лет. Кучу народа перебили, города и веси порушили. Соседи еще влезли, тоже такого наворотили… И не стало Великой Империи, существовавшей триста лет.
«Сорри, сэр, а не за уши ли вы вопрос образования к концу дома Романовых притягиваете? Да нет, пожалуй, – отношение к образованию, как правило, характеризует человека достаточно точно. Нежелание или неспособность усваивать новую информацию означает окончание процесса развития личности, и не только интеллектуального, но и нравственного. Кстати, совместим приятное с полезным – покажем Роське пример, а заодно попробуем получить полезные знания».
– Всего, Рось, узнать нельзя, на это просто человеческого века не хватит. Но знания требуется пополнять постоянно, и лишними они не бывают. Я вот вчера обнаружил большой пробел в образовании. Ты случайно не знаешь, что дороже: дирхем или куна?
– В куне серебра больше, она тяжелее, а дирхем тоненький, легкий. Но зато дирхем – монета, а куна – просто кусок серебра. Ходок говорил, что дирхем в любой стране берут, а кунами только у нас рассчитываются. В других странах куны надо сначала на монеты обменять, а потом уже на торг идти, и от этого убыток выходит.
– Выходит: так на так?
– Не-а, если ты только у нас собираешься торговать, то куна дороже, а если тебе монеты нужны, то дирхем дороже.
«Блин! И тут деревянный неконвертируемый. До копеек еще больше трехсот лет осталось, рубль как монета и вовсе при Петре только появится, а все проблемы уже в полный рост».
– А сколько дирхемов в динаре, не знаешь?
– А они все разные. Потертые, обрезанные, Ходок говорил, что до нас новые, полновесные не доходят. Менялы в Киеве их не поштучно, а на вес обменивают. Если серебро на серебро менять, то за монеты и полтора веса взять могут, даже больше. Невыгодно. А если золотую монету на серебряные разменивать, то берут по весу один к двенадцати или к пятнадцати, смотря еще какая монета золотая. Есть греческие солиды, сами греки их номизмами называют. Золотые, но Ходок говорил, что их лучше не брать, в них золото плохое, греки туда добавляют что-то. То есть в старых солидах золото хорошее, но они потертые или обрезанные, а новые вроде и блестят, но золото в них с примесями. Хуже динаров.
– А еще какие ты монеты знаешь?
– Есть еще какие-то монеты латинские, но я их не видел. Ходок латинян ругал, говорит, они сговорились к нам монеты не возить, а товар на товар обменивать.
«Блин, ну как домой вернулся! Цивилизованный Запад давит русских варваров экономическим рычагом. Цивилизованный, как же! Меньше ста лет, как этих цивилизованных начали учить носить нижнее белье, мыться и отличать закуску от десерта. Учили две королевы – датская и французская и одна императрица – германская. Все три – дочери Ярослава Мудрого. Цивилизация, мать их… Будем справедливы: мавры европейцев тоже учили, другими методами, но примерно тому же самому. Однако дальше Испании эта наука не пошла».
– Ну вот видишь: и ты меня поучил.
– Да разве ж это учеба? – удивился Роська.
– Но знания-то новые я получил? Значит, учеба.
«Интересно, почему князья монету не чеканят? Потому, что на Руси своего серебра нет? Или потому, что как истинные аристократы торговлей не интересуются? Вообще, как-то они странно управляют, как будто временно здесь, хотя сидят-то уже больше двухсот пятидесяти лет. Блин, что ТАМ, что ЗДЕСЬ – Запад давит, потому что свои власти мух не ловят. Вернее, ловят, но исключительно для себя любимых. Тогда какая, к хренам, разница? Ах, во всем были виноваты коммунисты, а теперь нас будут любить! Ага! Разве что плотски, во все дыры разом. ЗДЕСЬ про коммунизм ни слуху ни духу, а все то же самое».
– Минь, вроде бы подъезжаем.
– Значит, так, – принялся инструктировать крестника Мишка. – Выедешь из леса, остановишься, я покажу – где. На левом от нас краю деревни стоит дом. Большой – на подклети. На него не смотри, выйди из саней и поправляй упряжь. Стой так, чтобы к тому дому быть спиной.
– А зачем?
– Делай, что говорят!
«Хамите, сэр! Парень правильно удивился, зачем же так?»
– Понимаешь, Рось, мы же без приглашения и о приезде своем не предупредили. Надо дать хозяйке немного времени, чтобы к приему гостей приготовиться. А то ведь незваный гость хуже… э-э… половца. И еще. В доме не крестись и Христа не поминай, как войдешь, поклонись очагу.
– Она что, язычница?
– Она волхва.
– Да ты что? И мы к ней… – Хотя вокруг никого не было, Роська отчего-то перешел на шепот: – Как же не креститься-то?
– В чужой монастырь со своим уставом не лезь. Хозяев надо уважать.
– А ты вчера про искру Веры говорил.
– Говорил. Только Нинея уже стара, чтобы ее перевоспитывать. Она сама кого хочешь… М-да. В общем, веди себя вежливо, Нинея не только волхва, но еще и боярыня очень древнего древлянского рода. Да, кстати: не просто Нинея, а Нинея Всеславна. Запомнил?
– Запомнил. – Роська немного помялся и предложил: – Может, я лучше на улице подожду?
– Да не валяй ты дурака, не съест она тебя! Нинея мне жизнь в прошлом году спасла. Хорошая женщина, сам увидишь. Все, вот здесь остановись и делай вид, что упряжь поправляешь.
«Интересно: волхв дошел? На дороге следов не было. Может, лесом пошел, напрямую, или в другое место подался? Долговато добирались, давно уже за полдень перевалило, ночевать придется остаться. Значит, детишкам сказку рассказывать. Что ж им рассказать-то?»
– Минь, – Роська говорил все так же шепотом, – а чего деревня пустая?
– Я же сказал: не смотреть!
– Так я на тот дом и не смотрю. А остальное-то! Дорожки натоптаны, в трех домах вон печи топятся, а ни людей, ни скотины. Даже собак нет! Жутко как-то…
– Собаки есть – три суки. – Мишка нарочито отвечал Роське в полный голос. – И скотина имеется – корова с телкой, лошадь, куры, гуси. А людей нет, тут ты прав. Вымерли все в моровое поветрие. Две семьи сбежали, но тоже, наверно, умерли где-то. Осталась одна Нинея и шестеро внучат. И прекрати ты шептать, разговаривай нормально!
