Улеб Твердая Рука - Коваленко Игорь Васильевич (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
— Я улич из Радогоща. Судьба привела к тебе. Сбегаю к Претичу. Что ему передать, мати?
— Что ж, попробуй. Призови его, бездельного, к долгу. Только не верится, чтобы удалось тебе проскочить через заслон печенегов.
— Авось перехитрю их, — сказал он. И добавил: — У меня к тебе просьба. Ежели со мной что случится, приюти мою женку, будь ей заступницей без меня. — Он подтолкнул вперед Кифу, ничего не понимавшую, смущенную присутствием властной старухи с клюкой. — Это, матушка, ромейская дева, мой сердечный друг.
— Обещаю, — коротко молвила Ольга.
Улеб отвесил низкий поклон и отправился к помосту над Ложными воротами. Изготовил из веревки аркан, принялся вылавливать им огуза из числа тех, что скулили в захапе. Изловил и выволок наверх. Беличью шапку с кафтаном и круглый размалеванный щит с него содрал, а самого опять в ловушку.
Кифа забеспокоилась, спрашивает:
— Зачем тебе?
— Стемнеет, переоденусь и полезу за стену. Может, проберусь к нашим. Сколько же топтаться им без дела!
— Пропадешь! Что со мной будет?
— Не бойся. — Улеб улыбнулся, чтобы ободрить ее. — Не теряй своих лучей, солнышко, я тобой похвалился перед народом.
— Не за себя тревожусь.
— Я тоже. Киев на волоске.
— Схватят ведь. Городу не поможешь и сам не вернешься. Я знаю, ты у меня самый смелый, но сейчас твоя прыть бесполезна. За стенами не десять врагов — мириады.
— Не зря мне запомнились когда-то два печенежских слова. Вот и пригодятся. Я хитрость задумал, с ней попытаю удачи. — Улеб снова улыбнулся. — Поди-ка лучше поищи уздечку. Нужна. А я тем временем помыслю заранее, где сподручней спускаться.
— Хорошо. — Смуглянка загадочно прищурилась, и в ее зрачках-вишенках запрыгали знакомые Улебу чертики.
— Ты чего это, Кифа? Уж не замыслила ли тайно последовать за мной вечером?
— Что я, глупая — лезть на стену.
— То-то и оно, что безрассудная, всего от тебя жди, Кифа.
— Успокойся, из города я не выйду. А уздечку тебе поищу. — И вприпрыжку побежала вдоль мощеной улочки-конца, как игривая козочка.
Время тянулось медленно. Словно нехотя погружались луковки теремов в сумрак неба. Подле самой Горы, на Боричевом увозе печенеги перегоняли стада, отобранные в дальних погостах и пастбищах. Щелкали бичи, гортанно выкрикивали погонщики, мычал скот.
Не утерпел Улеб, не стал дожидаться глубокой ночи. С помощью узловатого каната спустился по затененному простенку, укрываясь за выступом малой вежи. Переждал, схоронясь в рытвинах внешней насыпи. Только начал прикидывать в уме, как бы проползти дальше, и вдруг отчетливо расслышал знакомую песенку.
Сидевшие неподалеку печенеги повскакивали на ноги и, как гнус-мошкара на свет, повалили на доносившийся девичий голос. Путь открыт. Улеб прошмыгнул во вражеский стан, затесался в толпу степняков. Не отличить его от них в полумраке: шапка меховая, у висков два беличьих хвоста болтаются, на плечах кафтан, на спине круглый щит с рисованной мордой какого-то страшилища.
Поглядел на киевскую стену, где Кифа, отплясывая, распевала веселую византийскую песенку. Подумал благодарно: «Так вот она, тайна моей певуньи. Спасибо, умница, отвлекла огузов от дружка, подсобила».
А на стене подхватили ее напев другие защитники, мужчины и женщины, хоть не знали ни словечка заморской песенки, да понятен был главный смысл: наплевать на подлых воров, что столпились у росской твердыни.
Возле каганского шатра Куря негодует. Племянник его, Мезря, раздает пинки своим лучникам направо-налево за то, что не могут попасть в девушку стрелами. Попробуй-ка попади, когда наверху ее прикрывают и разят оттуда без промаха.
Улеб мечется среди огузов с уздечкой в руке, вроде потерял своего коня. Не видел ли, дескать, кто пропажу?
— Атэ нирдэ? (Где конь?) Сам все ближе и ближе подбирается к Днепру. Никому до него нет охоты, отмахиваются: ищи, мол, не приставай, без тебя тошно. Вот и хорошо. Иного от них не надобно.
Реки достиг, шапку долой, кафтан тоже, кой-кого подвернувшегося хватил бойцовским кулаком напоследок, и бултых. Схватились огузы, да поздно. Стреляй, не стреляй вдогонку — и впрямь, как говорится, канул в воду. Удалился за предел перестрела, поплыл поверху быстро-быстро, как лягушонок.
А с того берега уже заметили его, руки подают. Выволокли на сушу. Он воинов Претича отстранил, поднялся — ноги подкашиваются, весь дрожит мелкой дрожью, отдышаться не может.
— Дайте воды…
Какой-то юнец присел перед ним на корточки, шлепнул себя по ляжкам, хмыкнул:
— Чай, не напился! С него ручьями хлещет, а он…
— Цыть! — оборвал юнца властный всадник в синем плаще, сивобородый, угрюмый. Длиннющая его бармица стекает от шлема по спине, концы ее пропущены под мышками и связаны на груди. — Принесите испить!
Бросились гурьбою к воде, зачерпнули шлемами, принесли, обгоняя один другого. Улеб напился, поглядел исподлобья. Сотни две наберется воев. Пасутся кони оседланные, сытые. На дне овражка пирамидками сложены копья вокруг древка со стягом. Костры не жгут, не хотят выдать себя огнями.
— Вы бы еще норы повырыли, — укоризненно молвил Улеб, — стыд за вас.
Зашевелились, загомонили, обступили со всех сторон. Кто-то виновато и торопливо сует ему принесенный из обоза ломоть.
— Ну-ка, братушка, поешь сальце с хлебом.
— В Киеве женки с подколением пухнут, а вы сало жрете! Видеть всех вас противно! — Улеб сжал кулаки. — Дайте только отойти чуток после купания, так расквашу, сукины дети, попомните! Ладно вы сберегаете стольный град!
Крупнолицый бородач в синем плаще спешился, кряхтя, позвякивая железом. Все расступились, пропустили старшего. Улеб шагнул к нему.
— Ты и есть воевода Претич?
— Я и есть, — хмуро произнес тот, — а ты, отрок, от матушки, что ль?
— Вот каков наш Претич! — гневно продолжал Улеб, словно не слышал его вопроса. — Киевляне велели кланяться вызволителю, а то как же. Послали меня разузнать, не дует ли тебе на открытом-то месте, не желаешь ли перину, чтоб удобнее было нежиться тут, пока родичи костьми ложаться.
— Ты того… погоди лаяться да язвить, — заворчал Претич в бороду, — сам посуди разумно. Нас мало, печенегов же тьма. Ну пойдем, ну переправимся, а что пользы? Посекут нас, как ступим через реку. Нет уж, сохраню хоть дружину.
— Так прислать перину ай нет? — процедил Улеб сквозь зубы. — Позаботься о себе на ветру, не простынь, а то боимся Святослава, не простит нас, поди, коли тебя не убережем.
Воевода вспылил, топнул сапожищем и грюкнул:
— С кем посмел языком тягаться! Да я тебя, щенок! Я тебе… — Претич вдруг поперхнулся словами, обмяк, призадумался.
Вокруг шумели ратники:
— Сказывали тебе, Претич, веди, не мешкай!
— Веди! Живота не пожалеем!
— Сам не станешь, без тебя пойдем!
— Святослав воротится, не пощадит!
— Хоть княгиню с княжатами выхватим!
— Дожили! Срамота!
— Веди, Претич, веди!
Воевода над всеми возвышается, руки распростер над всколыхнувшимися шишаками, всех перекрыл своим зычным голосом:
— Тихо! Тут не торговище — войско! Тихо, вам говорю!
Крики смолкли, но ропот не унять. Обступили коня, на которого снова взобрался Претич. И он объявил:
— Готовьтесь. Двинем пораньше, до петухов.
Всю ночь валили могучие сосны на яру, рубили стволы, долбили их, строгали шесты и весла. Новые добавились к тем лодкам, что имелись. На рассвете сели в них, затрубили в боевые трубы.
Звонкое эхо кинулось через Днепр, ударилось о леса и горы, вернулось, рассыпалось, далеко-далеко, зазвучало со всех сторон, точно грянуло отовсюду великое множество воинов. Огузы вскочили спросонок и, не разобравшись, в чем дело, закричали в паническом страхе:
— Святослав?!
— Руси!
— Халас боли!
— Гачи! Гачи! Эй-и-и!
А киевляне не растерялись, поддали жару, тоже затрубили со стен, ликуя и крича:
— Святослав!
— Наши-и-и!
И действительно, не прошло и получаса — к радостному изумлению самих осажденных, к счастью малочисленных ратников Претича, к ужасу степняков, взметая тучи пыли и сотрясая конскими копытами землю, ослепляя блеском неистово вертящихся клинков, оглушая поля и дебри раскатистым кличем, влетела на родной простор подоспевшая из придунайских краев дружина Святослава. Донес вовремя гонец призыв Киева.
