Мари Галант. Книга 1 - Гайяр (Гайар) Робер (версия книг TXT) 📗
– Значит, ты думаешь, между Мари и мной что-то есть? – спросил он.
Ее веки дрогнули. Он не мог решить, что это: утвердительный знак или выражение сомнения.
– Кто тебе внушил эту мысль? Что подсказало так думать? – снова спросил он.
Она слегка пожала плечами. Теперь она ничего не помнила. Он продолжал настаивать:
– Подумай же! Ну подумай хорошенько… Очевидно, этот поцелуй… – Он встал с постели и зашагал по комнате, будто боялся, что его близость помешает Луизе припомнить всю сцену.
– Да, этот поцелуй, – неуверенно выговорила она. – И ваши слова – тоже. Вы советовали Мари быть осмотрительнее… «Будьте предельно осторожны, – сказали вы. – Осторожность и ловкость!»
– Совершенно верно! – подхватил он. – Да ведь тебе я советовал то же совсем недавно, если память мне не изменяет.
Он обернулся и бросил на нее необычайно живой взгляд. Лицо его приняло суровое и строгое выражение.
– Мари – моя любовница, – обронил он. – Ты не ошиблась…
Она мгновенно села в постели. Только что она услыхала признание, которого боялась больше всего.
– Любовница?! – переспросила она. – И ты сам мне об этом говоришь? Как ты смеешь хвастаться этим передо мной, после того что было между нами?
Он кивнул и подтвердил:
– Да, она – моя любовница, и уже давно. С первого дня, как я появился в этом доме. Тебя тогда и на Мартинике-то еще не было…
Луиза обомлела и дышала с трудом. Наконец ей удалось собраться с силами, и она с надеждой спросила:
– Но ведь все между вами давно кончено, правда?
– Нет! Еще нынче ночью она была в моих объятиях. Да, – небрежно прибавил он, – когда я оставил тебя и пошел на ее зов, она снова стала моей любовницей, как раньше. Мы провели вместе всю ночь напролет!
Луиза лишилась дара речи и уставилась в пространство невидящим взглядом.
Шевалье снова заходил по комнате, не обращая больше внимания на девушку. Он говорил. Говорил будто для себя самого, ледяным тоном, сухо и холодно:
– Я же сказал тебе, Луиза: в жизни существуют обязательства. Одно из самых важных обязательств для меня – оставаться любовником Мари. Я говорил тебе о важном предприятии; мне нужна Мари, мне необходимо владеть ее чувствами, она должна принадлежать мне, чтобы я достиг своей цели. Да, зачастую бывает так, что человек берется за важнейшее дело и вынужден, повторяю, исполнять для его осуществления отвратительные обязанности… Я человек добродетельный. Ты не должна в этом сомневаться. Добродетель требует самоотречения, а иногда жертвы и пострашнее. Именно добродетель заставляет наших хирургов погружать руки в жуткие язвы, вычищать гной, ведь их святая обязанность – спасение жизни. Чем больше задача, тем благороднее становятся средства исполнения, какими бы гадкими они ни казались на первый взгляд…
Он снова подошел к Луизе и торжественно проговорил:
– Луиза! Вы все-таки должны знать, после этого признания, что я люблю вас больше всех на свете. Вы все для меня. Не веря в величие вашей души, я никогда бы не сделал этого признания; но я знаю: вы меня поймете и даже поможете в исполнении возложенной на меня задачи… Да, Луиза, я люблю вас, люблю настолько, что если теперь, владея моей тайной, вы откажетесь быть моей, я уеду. Да, я брошу начатое дело, сбегу ради того, чтобы забыть вас, потому что без вас жизнь кажется мне бессмысленной…
Он ждал ответа, но Луиза молчала.
Он опустился перед девушкой на колени и взял ее за руку; она не сопротивлялась. У нее были ледяные пальцы, негнущиеся, словно только что срезанные бамбуковые палочки.
Он страстно проговорил:
– Луиза, дорогая Луиза, будете ли вы столь великодушны, что согласитесь на величайшую жертву: смириться с тем, что Мари останется моей любовницей? Не говорите, что будете меня с ней делить, дорогая: ни о каком дележе не может быть речи, когда в нем не участвует сердце. Вам принадлежит лучшая моя часть. Остальное не имеет значения… Отдайте его Мари! Помогите мне преуспеть, поддержите меня, успокойте и не судите строго… Не гоните меня… Когда придет время торжествовать победу, вы получите свою долю!
Луиза не шевелилась, застыв от ужаса и не говоря ни слова.
Шевалье терпеливо ждал хоть какой-нибудь реакции, решения, но девушка оставалась неподвижной, словно мраморное изваяние.
Режиналь с шумом сглотнул и с горечью произнес:
– Думаю, что понимаю вас, Луиза: вы меня обрекаете на смерть. Теперь вы знаете мою тайну и не можете меня простить, верно? Отчего же? Вероятно, вы не любите меня по-настоящему и не можете забыть о ничтожных жизненных потребностях. Если бы вы любили меня, как я – вас, какое вам было бы дело до Мари!.. Ваше молчание, ваша холодность свидетельствуют о том, что вы меня осуждаете. Все ясно. Я уеду, Луиза…
Он встал и заходил по комнате. Потом отрывисто, словно охваченный сильнейшим волнением, продолжал:
– Я уеду… Завтра же. Сейчас же пойду укладываться. Одно судно скоро отправляется из Сен-Пьера в Сент-Кристофер и потом на Ямайку… Я сяду на него… И навсегда сохраню ваш образ, Луиза, потому что мне никогда не забыть вас, никогда!.. Вы стали частью меня самого! Ах, как же мне теперь жить? Какая пустота вокруг! Отныне я не смогу ощущать вас рядом и говорить себе: «Скоро я с ней увижусь, обниму ее, поцелую, она моя!..»
– Режиналь… – пролепетала Луиза.
Он метнулся к ней и схватил за руку:
– Луиза! Луиза! А вы? Скажите, когда я уеду, вы станете обо мне вспоминать? Меня будет вам недоставать? Неужели вам никогда не придут на память наши ночи, наша любовь, чудесное родство наших душ и тел?
Она вздохнула. Режиналь почувствовал, как она крепко вцепилась в его руки. Теперь он знал, что она согласится на все, лишь бы не потерять его. Он победил. И с удовлетворением про себя отметил, что Луиза слишком взволнована и не вспомнила, что в Сен-Пьере нету никакого судна, направляющегося в Сент-Кристофер и на Ямайку. Иначе она могла бы упрекнуть его в том, что он морочит ей голову.
Он выпрямился, так чтобы его лицо оказалось на уровне ее губ, и ласково продолжал:
– Когда вы хорошенько подумаете и проникнете в мой замысел, Луиза, вы, может быть, меня простите… И пожалеете о том, что вынуждаете меня с вами прощаться…
Он склонился и одарил Луизу целомудренным поцелуем. Она не шевельнулась. Внезапно, словно в порыве страсти, способной прорваться сквозь любые преграды, он довольно грубо обхватил Луизу за талию, с силой прижал к себе и стал осыпать горячими поцелуями.
Он терзал бедняжку, покусывая ее нежнейшую шейку сквозь тончайшую ткань платья. Ей казалось, что у Режиналя не две, а сто рук и все они с жадностью набросились на нее…
Она снова потерялась, не зная, на что решиться. Ею все сильнее овладевала невыносимая тоска, у нее сжимало горло, сводило челюсти, как бывает, когда пытаешься сдерживать рыдания.
Теперь Луиза крепко обхватила Режиналя обеими руками. Она не понимала, как он оказался в такой близости от нее, но ей чудилось, будто она нагая. Он овладел ею сначала нежно, почти незаметно для нее, затем стал вдруг порывист и напорист до такой степени, что она едва не лишилась чувств.
Режиналь почувствовал, как Луиза впилась ногтями в его спину. Она глухо стонала, целиком отдавшись несказанному удовольствию, которое ей дарил любимый, и готова была плакать, смеяться, кричать: огромная радость наполняла все ее существо, ставшее вдруг таким безмерным, словно вселенная.
Наконец ему показалось, что хватка Луизы ослабла и она сама понемногу его отпустила, как бывает, когда смертельно раненный осьминог роняет одно за другим свои щупальца. Теперь Луиза была безвольной и расслабленной. Режиналь продолжал ее целовать, ласкать, но делал это не спеша, нежно, желая избежать слишком резкого скачка в ее настроении.
Она пробормотала:
– Режиналь! Режиналь!..
– Ты меня любишь? – спросил он.
– Да, – выдохнула она.
– Ну хорошо, я не уеду, – пообещал он. Собравшись с силами, Луиза сомкнула у него за спиной руки, будто опасаясь, как бы он не сбежал. Это и был ее ответ.
