Прошел караван столетий (сборник) - Моисеева Клара Моисеевна (полные книги .TXT) 📗

– Хамза Исфаханский, – вспомнил ал-Бируни, – писал о том, что такой камень был в свое время в одной деревне вблизи Исфахана. При приближении градовой тучи жители прикрепляли камень к одной из башен крепостной стены, и туча рассеивалась.

Негодуя по этому поводу, ал-Бируни с усмешкой сообщил, что в какой-то книге по земледелию было написано об отвращении градовых туч при помощи белого петуха. А еще закапывали черепах в куче отбросов.

– Иные делают это из корысти, – заметил учитель.

И он рассказал о том, как корыстные брахманы стараются нажиться на суеверии бедных индусов: внушают им, что градовая туча обошла их поля благодаря стараниям брахманов.

– Такой обман трудно проверить на опыте, – говорил ал-Бируни. – Как отличить истину от лжи? Иной раз бедствие поражает поля, а бывает – минует их, и когда градовая туча проходит мимо, то жители бедной деревни готовы поверить, что этим они обязаны брахману.

– А помнишь тюрка, который принес камень, будто бы вызывающий дождь? – спросил Якуб.

– Как же не помнить? Я сказал ему тогда: «Вызови им дождь в любое время по моему желанию, и я дам тебе денег сколько хочешь да еще прибавлю». Тебя тогда не было, – смеялся ал-Бируни. – Ты не видел, как этот тюрк погружал камень в воду, бросал его в небо и что-то бормотал и кричал при этом. Но камень не вызвал дождя, и ни одна капля не упала с неба.

И, отвечая на вопрос Якуба, как узнать истину, учитель объяснил, что правильное представление об этом можно получить лишь тогда, когда изучишь положение гор, узнаешь, как движутся ветры и тучи.

Якуб весело смеялся вместе с устодом. Пожалуй, сейчас он совсем перестал верить в волшебную силу камней. Он еще раз убедился в том, что реальным являются свойства камней, присущие им в силу их происхождения.

– Однако суеверных людей так много повсюду! Особенно много я видел их в хорезмийских селениях. Помнишь, устод, как я проверял стоянки пастухов, где жгли сигнальные костры?

– Как же не помнить…

Абу-Райхану было приятно вспомнить свою работу мираба… Он делал ее с радостью и уверенностью в том, что она принесет пользу. Он прослыл тогда волшебником среди земледельцев, оттого что всегда правильно предсказывал большую воду! Однако Якуб отлично знал, на чем основаны предсказания ученого. Прежде чем сделать свои предсказания, ученый много дней провел у берегов Джейхуна, изучая нрав реки. Абу-Райхан умел также предсказывать время дождей и этим, должно быть, заслужил всеобщее уважение.

– Мне приятно вспомнить о Хорезме, – признался ученый. – В Гургандже было много хороших людей. Занятия и наблюдения за звездами позволили мне кое-что узнать, и это принесло мне радость.

– А знаешь, учитель, когда я побывал тогда в селениях хорезмийцев, я вспомнил твою книгу о летосчислении древних народов. Я встретил много хорезмийцев, которые почитают обряды и праздники, какие были у них до ислама. Ты писал, учитель, про месяц чири. Пятый день этого месяца называется «аджгар», что означает «дрова» и «пылание». При мне праздновали этот день и грелись у огня, как сотни лет назад, до ислама. И мне говорили, что, отсчитав семьдесят дней с того дня, начнут сеять осеннюю пшеницу. Я помню одно селение, где праздновали пятнадцатый день месяца и выставляли горячие кушанья за дверь, чтобы отразить бедствия, приносимые злыми духами.

– Бедные люди! – сокрушался ученый. – Суеверия сопутствуют им повсюду. Иным это помогает – они верят в добрую силу, а иные выдумывают глупости. Ведь говорят же, что достаточно раскрошить чеснок в горах Табаристана, и вслед за этим немедленно пойдет дождь. Но в земле Египта дождь не пойдет ни при помощи чеснока, ни с помощью других средств. Только диву даешься, как падки люди на выдумки и как верят в самые нелепые суеверия! Представь себе, мне говорят, что все существующие сейчас алмазы – это те, которые в давние времена извлек Зуль Карнайн. [60] Он добыл их в Таинственной долине, а там были змеи, от взгляда которых люди умирали. И говорят, будто он велел доставить зеркало. Принесший спрятался и показал зеркало змее. Когда она увидела себя, тут же на месте и подохла. Но как поверить в это, – смеялся Абу-Райхан, – ведь до этого одна змея видела другую и не подыхала!.. А само тело должно превзойти своим смертоносным влиянием его отражение в зеркале. Если же то, что они говорят, специально относится к людям, то почему же она должна сама умереть, увидев себя в зеркале. И, наконец, если люди узнали то, что понял Зуль Карнайн, то что мешает повторению сделанного им?

Этот разговор с учителем надолго запомнился Якубу. В Гургандже он не раз был свидетелем споров и бесед учителя с другими учеными, с мудрыми улемами. Никто из них никогда не высказывал таких смелых суждений, разве только уважаемый ибн Сина. Да и вряд ли эти ученые понимали ал-Бируни, думал Якуб. Заносчивость мешала им. Якуб вспомнил мудрую поговорку:

«Откуда взять туману голос тучи, а ворону – взлет орла!»

В Газне Якуб стал ближе к своему устоду. Он был одним из немногих, с кем ученый говорил искренне. Никогда прежде Якуб не слышал столь откровенных рассуждений о великих мира сего. Якуб видел, как трудно было благородному устоду бывать во дворце султана Махмуда. Он не верил ни единому слову султана и с трудом скрывал свое презрение к нему. Как-то, вернувшись из дворца после встречи с правителем Газны, учитель одной фразой выдал свое настроение. Он сказал: «Всякая скорбь до ее ухода, а всякий великий – лишь до падения».

Значит, он не верит в долговечность этого правителя? Да и как верить? Сколько раз ал-Бируни был свидетелем крушения трона! Он своими глазами видел, как рушилось могущество, воздвигнутое, казалось бы, на века. Но все же этот «высокий» будет долго возвышаться, хотя и не любят его приближенные. Всем видно, что он внушает лишь страх.

«Но что я знаю о нем?» – думал Якуб. Здесь нет веселого, болтливого, всезнающего Хусейна из дивана переписки. От него всегда можно было узнать о том, что происходит при дворе. Как сложилась его судьба?.. А как печально, что ничего не известно про ал-Хасана и его дочь Рейхан… Бедный устод молчит, ничего не говорит о ней. То ли потому, что пребывает в скорби о погибших? А может быть, получил от них письмо и, узнав о том, что они живы, успокоился? Так и не пришлось ему узнать о нежных чувствах красавицы Рейхан. Если бы он знал, что каждое его слово принималось девушкой как дар, он бы не был спокоен. Сейчас уже не скажешь ему об этом. Может быть, прежде и следовало раскрыть тайну, которую доверила ему девушка. А сейчас это бесполезно. Хотелось бы только знать, что она жива и что жив ее благородный отец.

А устоду он ничего не скажет. Пусть лучше пребывает в неведении.

Прошло полгода, с тех пор как Якуб прибыл в Газну и снова стал верным помощником своего устода. Как и прежде, в Хорезме, Абу-Райхан был скуп на слова и почти никогда не посвящал Якуба в свои дела, связанные с придворной жизнью. Почти все это время Якуб с увлечением выполнял всякую работу, которую поручал ему ученый, и, как прежде, время от времени посылал отцу подробные письма о своей жизни в чужой стране.

Когда Якуб бывал свободен, он нередко прогуливался по красивой площади, где высились дворцы, воздвигнутые рабами султана Махмуда.

Как-то раз Якуб встретил вблизи дворца человека, который показался ему удивительно знакомым, но он никак не мог вспомнить, где его видел. Облик этого молодого человека в одежде богатого чиновника кого-то напоминал, но шрам, пересекший лоб, говорил о том, что такого человека он не знает. У него не было знакомого с такой отметиной.

Якуб сделал несколько шагов, мучительно думая о том, где же он видел этого человека, и вдруг услышал, как тот его окликнул.

Это был голос Хусейна! Якуб вздрогнул, остановился, но побоялся оглянуться. Это не мог быть Хусейн: у Хусейна не было шрама! Но почему ему показался таким знакомым голос? Якуб оглянулся, и молодой человек с отметиной на лбу, с голосом и глазами Хусейна бросился обнимать Якуба.