Войку, сын Тудора - Коган Анатолий Шнеерович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
То было время боярского правления; бояре и решили за весь народ — туркам надо покориться. За год до возвращения Штефана в свою землю Молдова начала платить Порте дань, признав ее верховенство. Тогдашнему господарю, братоубийце Петру Арону, бояре писали: а не дадим дани — «турки придут и сами все у нас возьмут, как отнимают по сию пору жен и детей, братьев наших… И защищаться нам не можно никак…»
Штефан теперь знал: то был не только страх. То был также коварный расчет. И не только потому, что бояре Молдовы из года в год продавали свой хлеб в Стамбул, расчет был глубже. Паны Молдовы недаром видели в лице султана не только благосклонного хозяина. Глава боярской партии логофэт Михул, от Штефана сбежавший в Польшу, недаром предлагал в свое время ударить войском в тыл великому Хуньяди, втянутому в очередную войну с державой осман. С первых лет правления Штефан, правда, не искал с бесерменами мира и не выказывал покорности молдавскому боярству. Оно и не тревожилось, занятое сварами, не привыкшее еще считать своего государя хозяином.
Только первая большая победа князя заставила панов посмотреть на него иными глазами и показать ему волчьи зубы.
Король Матьяш решил тогда наказать дерзкого вассала; пытаясь поймать своего дядю, убийцу отца, Штефан каждый год вторгался в семиградские владения венгерской короны. Сильное королевское войско, ядром которого были черные латники знаменитого богемца Жискры, миновало заснеженные перевалы и вступило в Байю. Король приказал закрыть подступы к городу возами, перегородить улицы цепями и устраиваться на ночлег. Но среди ночи Байя запылала; сквозь завесы огня и дыма от дома к дому рвались косматые дьяволы в овчинах и кушмах, с саблями и тяжелыми буздуганами, рубившие и крушившие каждого, кто пытался спастись. Это напало Штефаново воинство, оставившее коней в окрестных лесах и поджегшее город стрелами с горящей паклей, на татарский манер.
Только несколько сот латников, собравшись вокруг раненного короля, сумели с боем, сохранив порядок, оставить город и прорубить себе дорогу обратно, к большому Бистрицкому шляху; другие отряды — остатки пятнадцатитысячной армии — в панике рассеялись по всей округе. И были бы, несомненно, взяты в плен или уничтожены, если б не измена великих бояр, решивших, что полная победа молдавского воеводы над венгерским сюзереном не пойдет на пользу им самим.
Штефан не раз со стыдом в душе, вспоминал последовавшие день и ночь. Как он с вершины победы был низвергнут в пучины унижения. Отказавшись преследовать врага, великие бояре, среди которых были его родичи, увели свои сотни, и князь остался без войска — крестьянское ополчение для того похода не было созвано. Пробираясь обратно сквозь метель, с несколькими слугами, Штефан наткнулся на сильный отряд венгерских панцирных конников — катафрактов. Князю еще повезло — он успел переодеться в платье простого воина, и взявшие их в плен мадьяры его не узнали. День и ночь враги продержали пленников в холодном овине, долгие день и ночь воевода провел в постыдном страхе, что появится кто-нибудь — иноземец или свой изменник, способный его опознать. Пока не подоспел храбрый Шендря, сестрин муж, чтобы выкупить за несколько татарских золотых тех худородных простолюдинов, а с ними — своего государя, оставшегося неузнанным.
Этот урок Штефану пошел уже на пользу. Этот — запомнился.
Нежданный поворот в событиях под Байей не вырвал у скромного князя Молдовы победы над могущественным королем. Его страна, его надменные соседи увидели в нем вдруг воеводу, вождя. Оставившие его в разгар сражения великие паны в страхе заперлись в укрепленных усадьбах. Но князь, по всей видимости, не помышлял о мести. И бояре постепенно начали возвращаться ко двору, в государеву думу. И занялись тем же: давать князю хитрые советы, плести интриги, сноситься с врагами князя, сбежавшими в свое время в Семиградье, Польшу и Мунтению.
Штефан не мстил. Он думал о том, каким должен быть истинный путь господаря Земли Молдавской. В его земле, окруженной врагами, шла изначальная война. Бояре вели ее с простым народом за новые доходы, новых рабов и холопов, за последние земли, которые им еще не принадлежали. Бояре хотели отнять у народа и последнюю овчину, чтобы богаче стали их жупаны и шубы. Простые же люди давали им отпор. А над всем этим нависали тучи иноземных нашествий, меж которыми самая черная шла с юга, от Стамбула.
Князь сам был боярин, из венценосного рода немешей — Мушатинов. Само рождение указывало ему природный путь — вместе с «лучшими людьми», виднейшими и богатейшими в Земле Молдавской, связанными узами кровного родства с родовитейшими фамилиями соседних стран. Владельцами бескрайних угодий, богатых и крепких усадеб, начальниками над собственными, многочисленными и закаленными четами ратных слуг. Какое дело было ему до черной кости — этих пахарей, шорников, плотников, кузнецов, горшечников? Разве не назначение его от бога — давить этот черный люд и держать в узде, дабы трудился на пользу лучшим мужам с вельможными семействами, а значит — на благо всей Земли Молдавской? Разве черная кость — эти медники, шорники, хлебники — могут сражаться с истинными воинами, тем более — такими, каковы проклятые турки? Разве воинство в постолах и от сохи — для битвы?
Такие речи текли в уши молодого князя из уст бояр и клириков в Сучаве, в молдавских монастырях. Но вспоминались слова иных наставников: отца — Богдана-воеводы, воителя Яноша Хуньяди. И творила свои притчи, одну за другой, суровая учительница — жизнь.
Боярские четы смогли бросить его на милость врага под Байей. Но они не могли отбивать нападения грабительских алаев, татарских чамбулов, какие каждый год появлялись в стране из-за Дуная и Днестра. Бояре всегда в заговоре, в готовности к измене, в поисках хозяина, под чьей рукой их ожидает лучшее житье, кем бы ни был тот властитель, — король, султан или император. Простые же люди родной земле всегда верны. И государю, стойкому в ее защите.
Да, он боярского роду. Княжеского. Но прежде он — воевода и государь. Но прежде — муж, хранящий достоинство свое и народа, с которым связан. Не склонный принять чьи-то цепи, сгибаться перед кем-то в поклонах, называть себя чьим-то рабом. Молдавские бояре показали свой нрав в годы Смутного времени. И после, когда уговаривали его смириться. И после Байи, когда пошли на прямое предательство.
«В лето 6979 от сотворения мира, — значилось теперь в летописи, — в 1471 от светлого Христова рождества, в января 16 день, вторник, отрубили головы Исайе-ворнику, Негриле-чашнику и Алексе-стольнику.» Это не была месть за Байю. Это был необходимый шаг, совершенный воеводой и государем, показавший, что отныне он намерен быть хозяином в своей отчине. И среди немешей тоже были согласные с ним, дальновидные мужи чести, оказавшие ему поддержку. Такие, как Гангур в Орхее, Германн и Дума в Четатя Албэ, как Шендря в Сучаве.
Слушая Влада, воевода снова убеждался, что в своем решении был прав. К нему теперь тянулся его народ, ему верил, на него уповал. К нему прибегал в беде, утесненный неправдой сильного, обманутый кознями лукавого.
Высокий Мост не для всех прозвучал голосом победы: для неверного боярства Молдовы эта битва отозвалась тревожным набатом. Были, правда, и среди немешей люди, крепко бившиеся в сражении и радовавшиеся победе; были такие, еще в большем числе, среди прочих боярских рядов; куртяне же почти все в бою побывали и иные боготворили воеводу, сумевшего привести их к столь великому торжеству. Но самые важные из панов, великородные и вельможные, владельцы богатейших отчин, роднившиеся с магнатами сопредельных стран, — эти Михулы, Спрынчаны, Бартоши, привыкшие считать Молдову собственным полем и шляхом, а князя — апродом при своих особах, — самые именитые не были обрадованы разгромом армии Сулеймана Гадымба.
Родовитейшему, богатейшему ядру боярства не был нужен победоносный государь, тем более — приведший к победе народное войско. Этим немешам требовался государь слабый, а потому — покорный. С турками, — думали эти немеши, — договориться и жить в согласии будет много легче, чем с таким господарем-победителем, всенародным кумиром. Против такого князя они были теперь едины, как ни грызлись прежде. Против такого готовы вступить в союз хоть с дьяволом.
