Поджигатели. Ночь длинных ножей - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
– Пусть Шахт приедет в Грейт-Корт, – сказала она, – я найду ему кредиторов.
– К сожалению, американцы делают это и без нас, – сказал Бенджамен.
– Если все это так, – сказал Уэллс, – то я не поверю, чтобы кое-кто из нас не брал тут свое.
– Мало, слишком мало! – сказал Бенджамен. – Можно делать в десять раз лучшие дела. – Он заметил фигуру уныло бродящего по комнатам Гевелинга. – Возьмите хотя бы сэра Генри. Он уже вложил деньги в «ИГФИ» и делает для немцев бензин на немецких заводах.
– Как же немцы пустили его? – спросил Уэллс.
– Зачем им ехать сюда, если деньги сами приходят к ним. Еще несколько таких умных голов, как сэр Генри, и Германия встанет на ноги!
– Чего доброго, мы выкормим на своей груди Гитлера! – воскликнул Уэллс.
– Лучше сто Гитлеров, чем коммунисты, – сказала леди Маргрет и, встав из-за стола, пошла навстречу Гевелингу.
– Вы не видели леди Мелани? – уныло спросил король нефти, приблизившись к играющим.
Получив отрицательный ответ, он устало вздохнул и побрел прочь. Его унылая фигура медленно удалялась по анфиладе комнат.
Глядя ему вслед, Уэллс рассмеялся:
– А вы говорите, что он умеет устраивать свои дела!
30
Надушенный, затянутый в новый мундир, Отто с удовольствием оглядел себя в зеркало. Что же, он вовсе не так уж плохо выглядит для человека, прожившего в течение нескольких суток под непрерывным страхом получить в затылок пулю вслед за своим незадачливым шефом. Рейхсвер без малейшей задержки снова зачислил его в свои списки, и даже вместо скромного капитанского галуна на плечах его красуется теперь нарядное плетение майорских погонов…
Но что там столько времени возится старик? Уж не прихорашивается ли он ради такого торжественного дня?
От имени президента и армии Гаусс должен вручить Герингу собственноручное письмо фельдмаршала с выражением благодарности за услуги, оказанные империи в ночь на тридцатое июня. Собственноручное! Говорят, президент давно уже не может произнести «мама» и за него подписывается его сын полковник Оскар Гинденбург. Доставить письмо Герингу поручено Гауссу. Это знаменательно. Армия благодарит Геринга от лица государства, от лица будущего империи. И он, Отто, держит в руках письмо, отпечатанное на бланке президента.
Отто разворачивает лист и в десятый раз перечитывает:
«Берлин, 2.7.34
Министру-президенту Пруссии
генералу авиации Герингу
За ваш энергичный и успешный образ действий при подавлении измены высказываю вам мою благодарность и одобрение.
«С “дружеской признательностью”?! Смотрите-ка, они уже “друзья”! А ведь устами старика с этим наци говорит вся старая Германия. Да, черт побери! Швереру-отцу будет над чем подумать, когда Отто расскажет ему последние новости…»
Дверь генеральской спальни отворилась. Денщик отошел на полшага в сторону, придерживая створку. Гаусс не спеша вошел в кабинет. Смешно и жалко выглядели тонкие стариковские ноги в обтягивающих икры бриджах.
Гаусс опустился в кресло, и денщик подал высокие лакированные сапоги. Генерал натянул их с помощью крючков, и ноги его сразу обрели стройность и прочность, приличествующие генералу германской армии.
Гаусс задумчиво глянул на свою сухую, в синих жилах руку и принялся натягивать перчатки.
У Гаусса давно не было такого скверного настроения, как сегодня. Ему, генерал-полковнику Вернеру фон Гауссу, тащиться к этому авиационному капитанишке в генеральском мундире! Но il fallait faire bonne mine aux meauvais jeux [11] ради права стать одним из хозяев страны.
Геринг знал о предстоящем визите Гаусса. Его самолюбие было удовлетворено тем, что благодарность президента будет вручена ему именно этим заносчивым генералом.
Палец Геринга лег на пуговку звонка и не отрывался до тех пор, пока не вбежал камердинер.
– Сегодня – форма лесного ведомства, Клаус!
Он поразит Гаусса великолепием новой, только что придуманной художником формы главы лесного ведомства Пруссии. Розовый мундир с таким богатым шитьем, о каком не мечтали даже императорские камергеры! Розовые штаны с серебряными лампасами! Это должно произвести впечатление на высокомерного старика. К тому же для Гаусса будет еще унизительнее стоять навытяжку перед «каким-то лесничим, перед штафиркой»!
Геринг приотворил дверь в соседнюю комнату:
– И чтобы все было тип-топ!
– Понимаю, экселенц…
Геринг с удовольствием оглядел длинный ряд шкафов, занимающих три стены огромной гардеробной, набитых нарядами, словно у опереточной дивы, и вернулся в спальню. Он сбросил пижаму и остался в полосатых штанах, резинка которых врезалась в огромный живот. Стоя перед зеркалом, он рассеянно поиграл пальцами на губах, затем, что-то вспомнив, подошел к стоящему в углу большому сейфу, замаскированному под секретер, и достал конверт, половина которого была покрыта темно-бурым пятном засохшей крови.
Розовые жирные пальцы, с которых косметичка по утрам сводила волосы, несколько мгновений в нерешительности вертели конверт, словно Геринг боялся его вскрыть. Этот конверт был доставлен ему полчаса назад. Он был обнаружен между подкладкой и сукном мундира убитого Рема: конверт провалился через дыру в лопнувшем кармане.
Геринг отрезал ножницами для ногтей узенькую полоску у края конверта. Вынул сложенный вчетверо желтый лист. Кровь, просочившаяся сквозь плотный конверт, оставила следы на тыльной стороне листа, но не испортила текста.
Геринг сел на край постели и принялся читать:
«Я, нижеподписавшийся, Карл Эрнст, вождь штурмовых отрядов Берлин – Бранденбург, государственный советник Пруссии, родившийся 1 сентября 1903 года в Берлине, район Вильмерсдорф, излагаю здесь историю поджога рейхстага, в котором принимал участие…»
Геринг тяжело задышал, оторвал взгляд от письма и бросил в пространство пустой спальни:
– Вот подлец!..
«Я действую по совету друзей, потому что носятся слухи, что Геббельс и Геринг замышляют против меня недоброе. В случае моего ареста Геббельсу и Герингу будет сообщено, что настоящий документ находится за границей. Он подлежит опубликованию только в том случае, если я или один из моих товарищей, имена которых указаны в прилагаемом списке, распорядится о его напечатании, или в случае, если я погибну насильственной смертью.
Я заявляю, что 27 февраля 1933 года я поджег рейхстаг с помощью двух моих помощников по командованию штурмовыми отрядами. Мы подожгли рейхстаг, чтобы дать фюреру возможность всесторонней борьбы с марксизмом.
Через несколько дней после нашего прихода к власти меня вызвал Хелльдорф и пригласил к Герингу. По дороге Хелльдорф сказал, что следовало бы дать фюреру возможность действовать против коммунизма. На собрании у Хелльдорфа присутствовал Геббельс, изложивший нам следующий план. Нужно организовать на каком-нибудь предвыборном собрании покушение на фюрера двух якобы коммунистов. Это покушение должно было послужить сигналом для антикоммунистического погрома. Хайнес был уже вызван в Берлин для разработки подробностей покушения. Геринг возражал против покушения, опасаясь, чтобы оно не вызвало других. На следующий день меня по телефону вызвали на квартиру Геббельса. Когда я приехал туда, присутствовавшие на собрании решили уже отказаться от проекта. Геринг считал, что нужно испробовать другое: быть может, поджечь императорский дворец в Берлине или бросить бомбу в министерство внутренних дел. Геббельс с улыбкой возразил, что было бы лучше поджечь рейхстаг. Мы могли бы тогда выступить перед парламентариями как защитники этой говорильни. Геринг немедленно согласился. Мы с Хелльдорфом возражали, ссылаясь на технические трудности исполнения проекта, но Геббельс и Геринг нас убедили.
Было решено, что 25 февраля, за восемь дней до выборов, я с Хайнесом и Хелльдорфом подожгу рейхстаг. Геринг обещал снабдить нас очень хорошо действующими и легко воспламеняющимися веществами, не занимающими притом много места. Было условлено, что 25 февраля мы соберемся в рейхстаге, в комнатах национал-социалистской фракции, и, как только рейхстаг опустеет, приступим к работе. Мне были поручены подготовительные меры.
На следующем собрании, которое, как я помню, происходило у Геббельса, Геринг предложил использовать подземный ход, соединяющий его особняк с рейхстагом. Затем Геббельс предложил назначить день поджога не на 25-е, а на 27 февраля, так как 26-го было воскресенье. В этот день выходят только утренние газеты, и, стало быть, поджог нельзя будет достаточно использовать в целях пропаганды. Мы решили поджечь рейхстаг в 9 часов вечера, чтобы можно было еще использовать и радиопередачу. Геринг договорился с Геббельсом относительно некоторых мер, которые должны были навлечь подозрение на коммунистов.
Я три раза в сопровождении Хелльдорфа осматривал подземный ход. Тем временем Геринг передал нам план рейхстага, ознакомил с тем, как здание охраняется, и т. д. За два дня до поджога мы сложили в боковом коридоре то легко воспламеняющееся вещество, которым нас снабдил Геринг. Оно находилось в нескольких банках и состояло из фосфора и самовоспламеняющегося состава. Было также несколько литров керосина.
Я долго раздумывал над тем, кому непосредственно поручить поджог, и пришел к выводу, что следует сделать это самому, с помощью нескольких вполне надежных людей.
За несколько дней до установленного срока мы через Хелльдорфа узнали, что в Берлине появился некий молодой человек, которого, несомненно, можно было бы привлечь к участию в поджоге. Это был голландец ван дер Люббе. Я его не видел до поджога. Мы с Хелльдорфом все подготовили. Голландец должен был действовать один в кулуарах рейхстага и поджигать чем попало. Я же со своими друзьями должен был работать в зале заседаний.
Голландец должен был приступить к делу в 9 часов, а мы на полчаса раньше. Ван дер Люббе должен был проникнуть в рейхстаг уже после того, как мы его подожжем и выберемся на улицу. Хелльдорф постарался заранее познакомить голландца с внутренними помещениями рейхстага.
Мы решили, что ван дер Люббе проникнет в рейхстаг через окно ресторана. Чтобы иметь уверенность в том, что ван дер Люббе не отступит в последний момент, Зандер не покидал его ни на минуту. Он проводил его до рейхстага и видел, как ван дер Люббе влез в окно. Как только Зандер убедился в том, что ван дер Люббе находится внутри рейхстага, он сообщил об этом Ганфштенгелю, находившемуся в доме Геринга.
Ван дер Люббе был до последнего момента уверен в том, что действует один. Что касается меня, то я встретился со своими помощниками в 8 часов на Вильгельмштрассе. Мы были в штатском. Через несколько минут мы подошли к рейхстагу и вошли в здание, не будучи никем замечены. На нас была обувь с каучуковыми подошвами, чтобы никто не услышал наших шагов. В 8.15 мы уже были в зале заседаний.
Один из нас вернулся в подвал, чтобы взять остатки горючих материалов, а я с другим спутником принялся за работу в зале императора Вильгельма. Мы подожгли в нескольких местах этот зал, а также зал заседаний. Мы смазали столы и стулья фосфором. Облили занавеси и ковры керосином. За несколько минут до девяти мы вернулись в зал заседаний. В 9 часов 5 минут все было кончено, и мы вышли. Нужно было спешить, так как с минуты на минуту фосфор должен был воспламениться.
Пишу этот документ, чтобы защитить себя от Геринга и Геббельса. Я уничтожу этот документ, если предатели будут наказаны по заслугам.
11
Приходилось делать хорошую мину при плохой игре.
