Путешествие Хамфри Клинкера - Смоллет Тобайас Джордж (прочитать книгу txt) 📗
Для завершения своего образования он путешествовал по чужим странам и склонен ввести некоторые изменения в своем домашнем быту, но находит невозможным уничтожить древние родовые обычаи; из них иные довольно смешны. Например, волынщик его, носящий в доме наследственное звание «глава домочадцев», ни за что не откажется от своих привилегий. Он имеет право носить килт — старинную шотландскую юбочку с кошельком, пистолетом и кортиком; широкая желтая лента, привязанная к трубке его волынки, переброшена за плечо и волочится по земле в то время, как он исполняет свои обязанности менестреля. Эта лента, мне кажется, подобна тому знамени, которое в былые времена носили в бою перед рыцарем.
В таком уборе он каждое воскресенье шествует перед своим лэрдом в церковь, вокруг которой обходит трижды, исполняя родовой марш, коим вызывает на брань всех врагов клана. А по утрам он играет целый час в большой зале, торжественно прохаживаясь взад и вперед в сопровождении всех родственников лэрда, которым как будто весьма нравится подобная музыка. Во время этой прогулки он услаждает их множеством мелодий, подходящих для тех страстей, какие хочет он возбудить или утишить.
Сам мистер Кэмпбел, очень хорошо играющий на скрипке, питает неодолимое отвращение к волынке, издающей звуки гнусавые и неимоверно пронзительные, которые в самом деле несносны даже для слуха не очень чувствительного, особливо же в сводчатой зале, где их усиливает эхо. Поэтому он просил волынщика сжалиться над ним и избавить от этой утренней церемонии. По такому случаю клан собрался на совещание, и было решено единогласно, что просьбу лэрда удовлетворить нельзя, ибо это грозит нарушить родовой обычай. Волынщик объявил, что никак не может отказаться от привилегии, унаследованной от предков, а родня лэрда не пожелала лишить себя удовольствия, которое ценила превыше всего. Нечего было делать: мистер Кэмпбел принужден был уступить и теперь должен затыкать себе уши хлопчатой бумагой, укреплять голову тремя-четырьмя стаканчиками грога и каждое утро забираться в самые дальние покои дома, чтобы избавиться от ежедневной докуки.
Когда кончается музыка, он показывается у открытого окна, выходящего во двор, который к тому времени наполняется толпой его вассалов и зависимых от него людей; его появление они приветствуют, обнажая голову и униженно кланяясь до земли. Так как все эти люди пришли с какой-нибудь жалобой, просьбой или предложением, то и ждут они терпеливо, покуда он выйдет, сопровождают его на прогулке, и каждого по очереди он удостаивает краткой аудиенции. Два дня назад выслушал он более сотни разных просителей, пока шел с нами к дому своего соседа, джентльмена, пригласившего нас на обед.
Хозяин наш грубоват, но вместе с тем радушен, и домоводство его отличается простотой древних времен. Большая зала, вымощенная плитами, имеет в длину футов сорок пять, а в ширину двадцать два, и служит не только столовой, но и спальней для джентльменов, находящихся от него в зависимости, и для домашних нахлебников. К ночи приготовляют вдоль каждой стены с полдюжины постелей. Сделаны они из свежего вереска, вырванного с корнем, который укладывают так, что получаются очень покойные ложа, на которых спят, укрываясь только пледом.
Нам с дядюшкой отвели отдельные комнаты с пуховиками, которые мы просили заменить подстилками из вереска, и, право же, никогда не случалось мне спать так сладко. Такая постель не только мягка, но и упруга; к тому же вереск в пору цветения распространяет приятный аромат, который удивительно освежает и бодрит.
Вчера мы были приглашены на похороны некой старой леди, бабки одного из живущих по соседству джентльменов; собралось там до пятидесяти человек, которым предложили роскошный обед, а за обедом играли двенадцать волынщиков. Короче сказать, это собрание весьма походило на великолепное пиршество, и гости воздали должное угощению в такой мере, что многие еле могли держаться на ногах, когда им напомнили, по какому делу мы здесь встретились.
Тут все сели на коней и беспорядочной кавалькадою направились к месту погребения — к церкви, находящейся на расстоянии добрых двух миль от замка. Однако по прибытии туда мы заметили, что сделали маленький промах, ибо оставили покойницу позади. Пришлось нам воротиться и встретить на половине дороги старую леди, которую несли на носилках ближайшие родственники и сопровождал хор плакальщиц, состоявший из множества старых ведьм, рвавших на себе волосы, бивших себя в грудь и отчаянно завывавших. У могилы оратор произнес хвалебную речь покойнице, и за каждым периодом его речи следовали вопли хора. Тело было предано земле, музыканты без устали играли на волынках, а все присутствовавшие стояли с обнаженными головами. В завершение церемонии дали залп из пистолетов, после чего мы вернулись в замок, принялись опять за бутылки, и к полуночи не осталось в доме ни одного трезвого человека, если не считать женщин. Мы с дядюшкой и с нашим хозяином не без труда получили разрешение уехать вечером, по пригласивший нас помещик был немного огорчен нашим отъездом и, кажется, впоследствии почитал обидой для своего рода, что по такому торжественному случаю было выпито не более ста галлонов виски.
Сегодня мы проснулись в четыре часа утра, чтобы поохотиться на диких козлов, а через полчаса в зале был уже приготовлен завтрак. Среди охотников было два гостя, сэр Джордж Колхун и я (дядюшка предпочел не ехать на охоту), сам лэрд, брат лэрда, сын брата лэрда, сын сестры лэрда, сын брата отца лэрда и все их молочные братья, которые почитаются членами семейства, а сопровождала нас толпа горцев, оборванных и босых.
Для утренней нашей трапезы нам предложили: кадушку с крутыми яйцами, кадушку масла, кадушку сливок, сыр из козьего молока, большой глиняный горшок меду, почти непочатый окорок, холодный пирог с дичиной, бушель тонких лепешек из овсяной муки, а для чужеземцев небольшой пшеничный хлеб, большую каменную бутыль с виски, другую бутыль с бренди и бочонок эля. К бочонку со сливками привешен был на цепи ковш, которым наливали сливки в затейливые деревянные чаши. Виски пили из серебряных чарок, а эль — из рога.
Все гости оказали должную честь угощению, в особенности один из них, который съел более двух дюжин крутых яиц с соответствующим количеством хлеба, масла и меду, а напитков не осталось ни капли. Напоследок подали вместо десерта большой сверток прессованного табака для жеванья, и каждый набил рот жвачкой, якобы предохраняющей от вредного действия утреннего воздуха.
Мы превесело поохотились в горах за диким козлом, которого и убили, а домой я поспел вовремя, чтобы напиться чаю с миссис Кэмпбел и дядюшкой. Завтра возвращаемся, мы в Кэмерон. Мы предполагаем переправиться через залив, куди впадает Клайд, и по дороге заехать в город Гринок и порт Глазго. Завершив этот круг, мы обратимся лицом к югу и будем с сугубой быстротой стремиться навстречу солнцу, чтобы провести конец осени в Англии, где борей не столь пронзителен, каким уже становится он здесь, на вершинах этих северных холмов. Но о передвижении нашем с места на место по-прежнему будет уведомлять в своих беспристрастных записях всегда ваш Дж. Мелфорд.
Аргайльшир, 3 сентября
Доктору Льюису
Любезный Дик!
Почти две недели прошло, как покинули мы столицу Шотландии и направились в Стерлинг, где сделали привал. Замок в этом городе весьма похож на эдинбургский, и из него можно обозреть изгибы реки Форт, которые столь многочисленны, что расстояние оттуда до Аллоа сушей только четыре мили, а по реке двадцать четыре.
Аллоа — чистенький, благоденствующий городок, который в большой степени зависит от торговли Глазго, купцы которого посылают сюда табак, а также другие товары для отправки из здешних складов по реке Форт. Едучи сюда, осмотрели мы изрядный железоделательный завод, где вместо дров жгут каменный уголь; здесь научились очищать его от серы, которая могла бы сделать железо слишком хрупким. Почти повсюду в Шотландии добывают превосходный каменный уголь.
