Скиталец - Корнуэлл Бернард (серии книг читать бесплатно txt) 📗
— Я понял, — промолвил Мордехай с легкой укоризной, — но эти слова были написаны не о Граале. Они относятся к Вавилону. Часть плача Иеремии.
Он перевернул еще страницу.
— Люди любят тайны. На самом деле они не желают никаких объяснений, ибо объяснение чаще всего означает расставание с надеждой. Бывало, что меня призывали к постели умирающего, но ничего уже нельзя было сделать. Потом призывали священника, он приходил, и все молились о чуде исцеления. Которого не случалось, никогда не случалось. Человек умирал, и кого, ты думаешь, в этом винили? Меня.
Не Бога, который от него отвернулся, не священника, чьи молитвы не помогли, а старого еврея!
Он выпустил книгу из рук, и она упала ему на колени. Легкий ветерок шевелил страницы.
— Здесь лишь истории о Граале и выдержки из старинных рукописей, имеющих к нему отношение. Можно сказать, что это книга размышлений. — Еврей нахмурился. — Твой отец и правда верил в существование Грааля?
Томас собрался было ответить, что в этом нет никаких сомнений, но замешкался, обратившись к воспоминаниям. Большую часть времени его отец отличался сдержанностью и ироничным умом, но, бывало, впадал в буйство, громко кричал, воображал себя, на манер Иакова, богоборцем и тщился разгадать глубинный смысл святых таинств.
— Думаю, — осторожно сказал Томас, — в Грааль он все-таки верил.
— Конечно верил, — вдруг подхватил Мордехай, — как глупо с моей стороны! Конечно, твой отец верил в Грааль, ибо считал, что обладает им!
— Правда? — удивился юноша. Он понимал все меньше и меньше.
— Неемия был не просто тиршафом Иудеи, — пояснил лекарь, — но и царским виночерпием, хранителем чаши Артаксеркса. Он говорит об этом в начале своих писаний: «Я был хранителем чаши царя». Вот, — Он указал строчку рукописи на древнееврейском. — «Я был хранителем чаши царя». Это слова твоего отца, Томас, взятые из рассказа Неемии.
Хуктон уставился на письмена и понял, что Мордехай прав. То было подлинное свидетельство его отца. Признание в том, что ему выпало быть хранителем чаши величайшего из царей, самого Господа Нашего Христа. Одна эта фраза разбивала в прах все прежние сомнения Томаса. Отец Ральф был хранителем чаши. Он обладал Граалем. Грааль действительно существовал.
Томас поежился.
— Я думаю, — мягко сказал Мордехай, — что твой отец верил, будто и вправду обладает Граалем, но это представляется мне маловероятным.
— Маловероятным? — не понял Томас.
— Я всего лишь еврей и, конечно, мало что знаю о Спасителе человечества, — продолжил лекарь. — Куда мне? Многие считают, что еврею вообще не пристало рассуждать о таких вещах, но, коли уж о том зашла речь, я скажу, что, по моему убогому разумению, Иисус не был богат. Я прав?
— Он был беден, — сказал Томас.
— Значит, я прав: он не был богат, и в конце своей жизни он праздновал сейдер.
— Что за сейдер?
— Еврейскую Пасху. Итак, на сейдер он вкушает хлеб и пьет вино. А теперь скажи мне, если я не прав, Грааль ведь был либо блюдом для хлеба, либо кубком для вина, так?
— Да.
— Да, — эхом отозвался Мордехай и бросил взгляд налево, где качалась на волнах маленькая рыбацкая лодка.
«Святой Дух» этим утром так и не объявился, а на рыбачьих суденышках не выказывали к «Пятидесятнице» ни малейшего интереса.
— А если Иисус был беден, — продолжил Мордехай, — то какую посуду для сейдера он должен был использовать? Золотую, усыпанную драгоценностями? Или простую, глиняную?
— Что бы он ни использовал, — возразил Томас, — Господь мог это преобразить.
— А, ну да, конечно, я и забыл, — отозвался лекарь. Казалось, он был несколько разочарован, но потом улыбнулся, отдал Томасу книгу и сказал: — Когда мы куда-нибудь доберемся, если, конечно, доберемся, я смогу сделать для тебя письменный перевод всех древнееврейских текстов. Надеюсь, это тебе поможет.
— Томас! — зычно прокричал мессир Гийом с кормы. — Нам не хватает рук вычерпывать воду!
Законопатить корпус до конца так и не успели, и теперь трюм «Пятидесятницы» заполнялся водой с угрожающей скоростью. Томас спустился вниз и принялся вычерпывать воду ведрами, передавая их Робби, который выплескивал содержимое за борт. Мессир Гийом снова уговаривал Виллеруа плыть на северо-восток, чтобы пройти мимо Кана и добраться до Дюнкерка, но Пьер был расстроен из-за паруса, а еще больше из-за протечки.
— Мне нужно где-нибудь причалить и поскорее, — пробурчал он, — а тебе нужно купить мне парус.
Зайти в какой-либо порт Нормандии они не решались. По всей провинции было хорошо известно, что д'Эвек объявлен изменником, и если «Пятидесятницу» обыщут, то мессира Гийома найдут и схватят. Оставалась Бретань. Мессир Гийом очень хотел попасть в Сен-Мало или Сен-Бриак, но Томас, подав голос из трюма, возразил, что власти Бретани сочтут их с Уиллом Скитом врагами. Там хранят верность герцогу Карлу, который сейчас вовсю воевал с английскими мятежниками.
— Так куда же нам идти? — требовательно вопросил д'Эвек. — В Англию?
— В Англию — ни за что! — заявил Виллеруа, огорченно глядя на парус.
— На острова? — предложил Томас.
— Давайте! — подхватил мессир Гийом, которому эта идея привилась по душе.
— Ну уж нет! — ворчливо возразил Виллеруа и прямодушно признался в том, что вообще-то захватил «Пятидесятницу» на острове Гернси. — Стоит мне приблизиться к островам, — пояснил он, — как мою посудину заберут, а меня самого вздернут.
— Боже праведный! — рявкнул мессир Гийом. — Куда же нам податься?
— Может, нам направиться в Трегье? — предложил Уилл Скит. Одно то, что он заговорил, поразило всех настолько, что некоторое время никто не реагировал.
— В Трегье? — переспросил наконец Виллеруа и тут же кивнул. — Ну что ж, это можно!
— Но почему именно в Трегье? — спросил мессир Гийом.
— Когда я в последний раз слышал об этом городе, он находился в руках англичан, — сказал Скит.
— У них он до сих пор и остается, — вставил Виллеруа.
— И у нас там есть друзья, — добавил Скит.
«И враги», — подумал Томас.
Трегье был не только близлежащим бретонским портом, захваченным англичанами, но также и гаванью, ближайшей к Ла-Рош-Дерьену, а ведь именно туда направился сэр Джеффри Карр, он же Пугало. К тому же лучник сказал брату Гермейну, что собирается в этот самый городишко, а это, несомненно, значило, что де Тайллебур, едва прослышит новость, двинется туда же. А может быть, там находится и Жанетта?
При этой мысли Томас вдруг отчетливо осознал, как отчаянно ему хочется попасть в Ла-Рош-Дерьен.
Ибо именно там, в Бретани, у него были старые друзья, старая любовь и враги, которых он хотел убить.
Часть третья
Хранитель чаши царя
Бретань, весна 1347 года
Жанетта Шенье, графиня д'Арморика, лишилась мужа, родителей, состояния, дома, сына и любовника, и все это выпало на ее долю, когда ей не исполнилось еще и двадцати лет.
Муж Жанетты был сражен английской стрелой и умер в муках, рыдая, как ребенок.
Ее родители изошли кровавым поносом, и даже их постельные принадлежности пришлось сжечь, прежде чем они сподобились погребения близ алтаря церкви Святого Ренана. Они оставили Жанетте, своей единственной дочери, небольшое состояние: немного золота, налаженную винную торговлю и большой, стоявший на берегу реки купеческий дом в Ла-Рош-Дерьене.
Большую часть состояния Жанетта потратила на снаряжение кораблей и воинов, сражавшихся против ненавистных англичан, убивших ее мужа. Но англичане победили, и деньги оказались потраченными напрасно. Жанетта попросила помощи у Карла Блуа, герцога Бретани и родственника ее покойного мужа, но в результате этой просьбы сына, трехлетнего Шарля, кстати, получившего свое имя в честь герцога, попросту отобрали. Бедную женщину назвали шлюхой, потому что она была дочерью купца и, следовательно, недостойной принадлежать к кругу благородных особ, и, дабы показать полнейшее к ней презрение, герцог Карл ее изнасиловал. Сын Жанетты, нынешний граф д'Арморика, воспитывался одним из верных сторонников герцога, дабы в будущем его обширные земли остались вассальными по отношению к дому Блуа. Таким образом, молодая графиня, лишившаяся состояния после неудачной попытки сделать Шарля бесспорным правителем Бретани, обрела новый предмет ненависти, а заодно и нового любовника, лучника Томаса Хуктона. С ним она бежала на север, в расположение находившейся в Нормандии английской армии, где и привлекла к себе внимание Эдуарда Вудстока, принца Уэльского. Ради него Жанетта бросила Томаса, но потом, опасаясь, что англичане будут разгромлены французами в Пикардии, а победители не простят ей связи с врагом, бросила и принца, пустившись в бега. Она ошиблась, битву выиграли англичане, но о возвращении к любовнику не могло быть и речи. Короли и принцы не прощают измен. Так и вышло, что Жанетта Шенье д'Арморика вернулась в Ла-Рош-Дерьен, где узнала о том, что лишилась своего дома.
