Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Хаггард Генри Райдер (библиотека книг .TXT) 📗
Я вижу, Вы честно и добросовестно выполнили свои обязательства. Все наши условия соблюдены: ничто не добавлено или изъято. Двадцать лет назад я доверил Вам первую часть повествования, Вам же я хочу доверить и его завершение. Вы первый узнали о Той-чье-слово-закон, неувядаемо прекрасной Айше, что долгими веками жила в усыпальницах Кора, ожидая, когда возродится ее ушедший возлюбленный, и в конце концов Судьба смилостивилась над ней.
Поэтому будет справедливо, если Вы первый узнаете об Айше, Хесеа и Духе Горы, прорицательнице Оракула, со времен Александра Македонского восседающей среди огней Святилища, последней хранительнице скипетра Хес или Исиды в этом мире. Будет также справедливо, если первому из всех людей я расскажу Вам о мистической развязке удивительной трагедии, что началась в Коре, а может быть, и ранее, в Египте или еще где-нибудь.
Тяжело больной, я вернулся в свой старый дом, чтобы умереть. Я попросил здешнего доктора переслать Вам мои записи, если в последний момент я не передумаю и не сожгу их. К этим записям я приложу шкатулку с несколькими набросками, которые могут Вам пригодиться, и систр, музыкальный инструмент древних египтян — использовали его как скипетр при служении в честь богинь Исиды и Хатхор, олицетворяющих стихийные силы Природы; этот систр-скипетр — прекрасной работы, сделан еще в глубокой древности. Я завещаю его Вам в знак признательности и уважения; это единственное остающееся у меня подтверждение истинности моего повествования: как Вы убедитесь, в моем повествовании нередко о нем упоминается. Возможно, Вы будете ценить систр и как память о самом необыкновенном и прекрасном существе, что когда-либо жило и, по всей вероятности, продолжает жить. Он служил ей символом власти, им она приветствовала Тени Святилища; это ее прощальный дар.
Не исключено, что систр обладает магическими свойствами, сохраняя часть могущества Айши, могущества, перед которым склонялись даже духи; если Вы обнаружите эти магические свойства, пользуйтесь ими осторожно.
У меня не остается ни сил, ни желания продолжать. Пусть мое повествование говорит само за себя. Делайте с ним что хотите, можете ему верить или не верить — дело Ваше. Мне это безразлично, ибо я знаю, что все в нем — чистая правда.
Кем была Айша, вернее сказать, кто такая Айша? Воплощенная духовная субстанция, материализация духа Природы — непредсказуемая, прекрасная, жестокая, бессмертная, обреченная на вечное одиночество, — спасти ее может лишь Человечество и его — не слишком, увы, ревностное — служение. Судите сами. А я устал размышлять и ухожу, чтобы постичь наконец эту тайну.
Желаю Вам счастья и благополучия. Прощайте и Вы, и все люди.
Л. Хорейс Холли
Я положил письмо на стол и, весь во власти чувств, которые не могу ни осмыслить, ни описать, вскрыл второй конверт; и в него было вложено письмо; привожу его почти целиком, опустив лишь некоторые бессвязности и имя автора — так он просил.
Вот что говорилось в этом втором письме, отправленном из глухого местечка на берегах графства Камберленд:
Дорогой сэр,
Как лечащий врач мистера Холли, я должен, выполняя данное ему обещание, стать посредником в довольно необычном деле, о котором, несмотря на весь мой интерес, мне известно весьма немногое. Я делаю это, строго оговаривая, что не будет упомянуто ни мое имя, ни название места, где я практикую.
Десять дней назад меня вызвали к мистеру Холли, в его старый дом на Утесе; в течение многих лет там не жил никто, кроме экономки и слуги; этот дом — его наследственная собственность. Экономка, которая вызвала меня, сказала, что ее хозяин недавно вернулся из заграницы, откуда-то из Азии, у него очень плохо с сердцем; видимо, скоро он умрет; это ее предположение оправдалось.
Больной сидел на постели (в таком положении ему было легче); меня крайне поразил его странный вид. У него были маленькие темные, но необыкновенно живые и проницательные глаза, пышная, спадающая на широкую грудь белоснежная борода и седые волосы, закрывающие лоб и образующие одно целое с бакенбардами. Необычайно длинные и сильные руки, одна — покалеченная, очевидно, в схватке с каким-то зверем. Он сказал, что это была собака, но если и впрямь собака, то огромная. Человеком он был очень уродливым и в то же время — извините за противоречие — красивым. Для пояснения своей мысли скажу, что его лицо не походило на лицо ни одного из тех заурядных смертных, с кем мне доводилось встречаться в не такой уж и долгой жизни. Будь я художником, я не искал бы лучшей натуры, чтобы изобразить человека мудрого и благожелательного, но совершенно необычного образа мыслей.
Мистер Холли был слегка раздосадован тем, что меня вызвали без его ведома. Вскоре, однако, между нами установились достаточно теплые отношения, и он поблагодарил меня за то, что я облегчил его страдания, хотя, к сожалению, я мог сделать для него очень немногое. Иногда он подолгу рассказывал о разных странах, где путешествовал много лет, когда вел некие странные поиски — какие именно, он никогда не уточнял. Дважды в бреду он говорил по-гречески и по-арабски, так я, во всяком случае, полагаю, а случалось, и по-английски, обращаясь к неведомому существу, им почитаемому, я бы даже рискнул сказать: боготворимому. Но мой долг — блюсти профессиональную тайну, и я не могу повторить его слова.
Однажды он показал на грубую шкатулку из незнакомого мне дерева (эту шкатулку я только что отправил Вам почтой) и, сообщив Ваше имя и адрес, попросил, чтобы после его смерти ее непременно отослали Вам. И еще он попросил меня привести в порядок рукопись, также для Вас.
Увидев, что я разглядываю обгорелые листы, он сказал (привожу его слова в точности):
«Ничего не поделаешь, придется послать как есть. Видите ли, я хотел уничтожить рукопись, даже ее поджег, но тут вдруг услышал ясное и непререкаемое веление — и выхватил ее из огня».
Не знаю, что именно разумел мистер Холли под словом «веление», ибо разговаривать на эту тему он не пожелал.
Перехожу к заключительной сцене. Однажды вечером, часов в одиннадцать, зная, что мой пациент обречен, я отправился сделать ему инъекцию стрихнина, продлевающего в таких случаях работу сердца. У самого его дома я встретил экономку: она спешила ко мне, и, видя, что она в большом испуге, осведомился, не умер ли хозяин. Она ответила, нет, он куда-то отправился, слез с кровати и, как был, босиком, вышел: в последний раз его видел ее внук, как раз здесь, среди шотландских елей, где мы разговариваем. Паренек принял его за привидение и сильно напугался.
В ту ночь луна была очень яркая, только что выпавший свежий снег отражал ее лучи. Я начал искать в ельнике, пока наконец на самой опушке не наткнулся на следы босых ног. По этим следам я и пошел, предупредив экономку, чтобы она разбудила мужа, ибо поблизости не было никого другого. Отпечатки ног были отчетливо различимы на ослепительно белой простыне. Вели они вверх по склону холма за домом.
На самой вершине этого холма есть древний памятник: монолитные каменные столбы, воздвигнутые языческим племенем; расположены они в виде круга, поэтому местные жители называют их Дьяволовым Кольцом: это небольшое подобие Стонхенджа. Я видел его несколько раз, а недавно присутствовал на заседании археологического общества, где обсуждали его происхождение, а также и предназначение. Помню, один просвещенный, но весьма эксцентричный джентльмен сделал краткое сообщение о грубо высеченном, с закрытым покрывалом лицом бюсте, находящемся во внутреннем помещении высокого плоского кромлеха или дольмена, в самом центре кольца.
Он утверждал, что это изображение египетской богини Исиды, здесь находилось святилище, посвященное ей или другой богине, олицетворяющей стихийные силы Природы, со сходной атрибутикой; но другой просвещенный джентльмен опроверг это предположение как абсурдное. Все поддержали его, заявив, что Исиде никогда не поклонялись в Англии, хотя я лично считаю, что ее культ вполне мог быть завезен сюда финикийцами или даже римлянами. Но в подобных делах я профан, поэтому оставляю свое мнение при себе.
