Запретный город - Жак Кристиан (читать книги онлайн без .TXT) 📗
— Не поделитесь ли со мною этой тайной?
Кенхир напрягся.
— Знаете, я хочу писать, — признался Кенхир. — Имена великих авторов сохраняются лучше, чем имена строителей пирамид. Их чада — сочинения, а их супруги — письменные приборы. Те самые, что есть у каждого писца. Самые прочные памятники ветшают, истлевают и рушатся, а слова — они запоминаются. Хорошее сочинение прочнее любой гробницы. То, что изрекли великие мудрецы, исполняется, а то, что исходит из их писаний, запечатлевается в памяти. В их сочинениях скрыта сила, которая благодетельна для тех, кто их читает.
Кенхир поднялся.
— Дольше задерживаться не смею. Будет лучше, если вы никому не расскажете про то, о чем мы с вами доверительно беседовали, — посоветовал писец некрополя ошеломленному Абри, — и не забудьте прислать мне красного вина.
61
Чтобы рассказать о встрече с писцом некрополя, Абри явился прямо в главную казарму Фив, где командующий Мехи испытывал новую колесницу с укрепленным дном.
— Я не сумел вытянуть из него никаких сведений, но общение с ним сулит многое.
Выглядел Мехи взвинченным, а настроение у него, похоже, было премерзким.
— Похож ли он на Рамосе?
— Ничуть, будьте покойны.
— Но ведь и этот держится за свои тайны… Цепко, как обезьяна за пальму!
— Видимость одна… Кенхир все время жаловался на тягостный груз, взваленный на его плечи, и на досадные происшествия, которые докучают ему в селении.
— А о чем он мечтает? Должно же быть у него какое-то честолюбие…
Вид у Абри сделался смущенным.
— Он признался мне только в одном…
— В чем же?
— Он хочет писать.
Взбешенный Мехи саданул что было силы кулаком в бок черного коня, и животное испуганно заржало от страха и от боли.
— Смеяться надо мной вздумал!
— Никак нет, командующий! Кенхир разразился речью во славу литераторов, творения которых якобы прочнее пирамид.
— Этот писец совсем из ума выжил.
— Пусть так, но он недоволен жизнью. И это может быть нам на руку.
— Как бы и эта ниточка не оборвалась сразу же, как с Собеком!
— А что неладного с Собеком?
— Да проще некуда, дорогой Абри. Был я у визиря и намекнул ему, что стоило бы перевести Собека на другую должность. Пусть служивый надзирает за каналами близ Фив. И осечка! Первая за все годы моей службы! А все твоя дурацкая подсказка! Только фараон и его визирь вправе решать вопрос о переводе начальника стражи Места Истины на другую должность, и ни в чьих советах они не нуждаются. Тем более, что Собеком они вполне довольны. Ты подтолкнул меня к неверному шагу, Абри, и никакими бреднями Кенхира ты свой промах не загладишь. Так что исправляйся, и поскорее.
— Давай ты, — сказал Нефер Молчун Панебу.
Как раз перед тем, как установить каменный блок в самом верхнем ряду глыб, из которых складывалась стена, молодой великан в последний раз при помощи нитки с грузом на конце проверял отвесность строения. Потом Нахт Богатырь и Каро Угрюмец рычагами переместили блок по направляющим, Фенед Нос деревянным рычагом подогнал его к соседней глыбе и выровнял шов, а Каза Тягло, точно следуя указаниям Имхотепа, разработавшего эти приемы еще при сооружении самой первой пирамиды, вставил между каменными блоками медное лезвие, смочив его во взвеси наждачного порошка, и прошелся по шву: чем глаже поверхности, тем лучше они прилегают друг к другу и со временем сцепляются, как бы сливаясь воедино.
С тех пор как друг стал брать его с собой на стройку, где Панеб вместе с другими сооружал святилище Рамсеса Великого, для молодого мастера настало волнующее время. Его необычайная выносливость поражала товарищей, а поскольку он почти не разбирался в строительном деле, то во всем беспрекословно подчинялся распоряжениям каменотесов, к немалому их удивлению.
Да и то, как Нефер сумел наладить работу на стройке, Панебу нравилось. Верный своему прозвищу, Нефер скупо ронял слова и никогда не повышал голос, даже если ему что-то не нравилось. Указания его были точны: начинал он с того, что сообщал товарищам пожелания начальника артели, а потом предоставлял строителям почти полную свободу. По утрам и вечерам все собирались вместе, и Нефер требовал отчета о проделанной работе. Он спокойно выслушивал любые замечания и соглашался с упреками, но хладнокровно игнорировал нападки, представлявшиеся ему безосновательными, при этом нисколько не обижаясь и не обижая недовольного. Он полагал, что, прежде чем браться за дело, следует хорошенько все продумать сообща, но после того, как решение было принято, он требовал от каждого полной отдачи.
Неби ежедневно проверял стройку, иногда с ним приходил Кенхир. Писец никогда не хвалил, зато обязательно подмечал самые мелкие недочеты, разражаясь при любом удобном случае ядовитыми речами; впрочем, все выявленные недостатки исправлялись незамедлительно.
Панеб словно губка впитывал в себя все новые и новые знания, особо подмечая приемы, при помощи которых мастера исправляли погрешности. Учение было для него что роскошные яства для чревоугодника, и потому общество этих грубых мужчин, не скупившихся ни на ядовитые замечания, ни на насмешки, было ему в радость. Молодой человек на время забыл о своей гордости: главное — перенять науку опытных мастеров.
А когда Нефер разрешил ему пользоваться нитью, прицепленной к деревянной рамке и с каменным грузилом на конце, Панеб страшно возгордился. Ему, ученику, подмастерью, — такое доверие. И он глядел на законченную стену так, словно в ней осталась частичка его существа.
Нефер положил руку на плечо друга:
— Хорошо работаешь.
— Эта штука в руке… знаешь, такое чудо!
— Свое поведение, Панеб, ты также должен измерять этим отвесом, ибо неверное действие не дает плодов добрых. Орудия научают нас прямому деянию, ибо им дела нет ни до наших слабостей, ни до наших переживаний. Если бы не эти инструменты, как родилось бы это святилище?
Сразу же за главной дверью находился вестибюль, соединенный коридором с залом, представлявшим собой беседку, увитую тяжелыми виноградными гроздьями и украшенную многоцветными рисунками и иероглифами, начертанными голубым. В центр композиции Шед Избавитель, создавший это выдающееся по утонченности и изяществу творение, поместил изображение обряда: Рамсес Великий преподносит благовония Хатхор. Это помещение, в свою очередь, переходило в залу со сводчатым потолком, из которой три ступени вели в святилище. По левую руку от лестницы находились алтари для жертвоприношений. Личные покои фараона — спальня, рабочее помещение, кладовая, терраса — примыкали к святилищу, и маленький царский дворец сообщался с храмом Хатхор посредством крытого перехода с «окном явлений», в котором по торжественным дням фараон мог представать перед своими подданными. «Окно явлений» украшал рельеф с изображением фигур ливийцев, нубийцев и азиатов, символизировавших хаос и темные силы, победить которые было под силу одной лишь Маат.
— Мы свою работу закончили, — заметил Панеб, — но Рамсес живет в столице в Дельте и сюда никогда не приедет.
— Присутствует ли здесь фараон или нет, его ка обитает в этих стенах, при условии, что камни, из которых они сложены, обладают воистину животворящей силой. Вот почему столь важен обряд торжественного освящения.
— Непонятно говоришь, Нефер… Можно подумать, что это ты придумал обитель Рамсеса!
— Да что ты… я всего лишь старался следовать указаниям Рамосе и мастера Неби.
— Но разве не ты командовал мастеровыми, которые куда опытнее тебя?
— Хозяин здесь только один — начальник нашей артели, и ты должен это понять.
— Фенед Нос проговорился: ты будто бы сделал рельеф для святилища в этом дворце…
— Так и есть.
— Покажешь?
Нефер проводил Панеба до порога святилища и медленно поднял ткань, скрывавшую известняковую балку.
Рельеф изображал огромную корову Хатхор, выступающую из зарослей папируса, и совсем крошечного Рамсеса, находившегося под ее защитой и обращенного лицом к овальному картушу, в котором было начертано его имя.
