Тайна королевы - Зевако Мишель (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
…Кончини пребывал в отвратительнейшем настроении. Несомненно, причиной его был визит Фаусты и тот плачевный результат, который он имел для итальянца. Его крайнее раздражение объяснялось и еще одним обстоятельством: не зная целей Фаусты, он попросил Леонору незримо присутствовать при их встрече. И теперь Леонора проведала о том, о чем раньше даже не подозревала. В сущности, это ничего не меняло, ибо он был уверен, что может во всем положиться на свою жену. Тем не менее повод для беспокойства у него появился: Леонора была безумно ревнива, и он не без основания ожидал, что она потребует от него объяснений. Предстояла очередная супружеская сцена — скорее всего более бурная, чем обычно. Подобная перспектива заранее приводила его в бешенство.
Кончини не ошибся. Как только Фауста покинула особняк, Леонора вошла к нему в кабинет, села в кресло и принялась ждать мужа; ее молчание было красноречивей самых витиеватых речей. Именно этого больше всего и боялся Кончини. Обхватив голову руками, Леонора погрузилась в глубокие размышления; судя по выражению ее лица, они были не из приятных.
В таком положении и застал ее Кончини. Яростно хлопнув дверью, он влетел в кабинет и принялся ходить взад и вперед. Своим разгневанным взором он, казалось, хотел испепелить жену. Бледный, как мел, с прыгающей нижней губой, он первым ринулся в атаку:
— Ну что, вы выслушали вашу светлейшую синьору Фаусту? Чтоб ад поскорей забрал ее к себе!.. Да уж, примите мои поздравления, сударыня!.. О, Dio porco, ну и веселенькие же переговоры вы затеяли!.. Ведь это вы утверждали, что союз с Фаустой непременно принесет нам успех!.. Christaccio! Вот вам и результат!.. Теперь у меня за спиной враг — и какой враг!..
Он говорил долго, беспрерывно осыпая жену яростными и совершенно несправедливыми упреками. Речь его была плодом холодного и эгоистического расчета.
Она с серьезным видом выслушивала все его обвинения. Ее светлые глаза взирали на него с немым обожанием; однако она не шелохнулась и не проронила ни слова в свою защиту, не сделала ничего, чтобы остановить поток обидных и жестоких фраз. Она знала, что весь пыл его красноречия направлен на то, чтобы отвлечь ее от предстоящего разговора, а значит, никогда не услышать того, что она собиралась ему сказать. Она не перечила Кончини, догадываясь, что тот скоро выдохнется; это случилось даже скорее, чем она предполагала. Но дождавшись возражений и исчерпав все свои аргументы, Кончини умолк.
Тогда заговорила Леонора. Речь ее была уверенна, спокойна и свидетельствовала о ее полнейшем самообладании:
— Вы никогда не говорили мне, Кончини, что у вас до нашего брака был ребенок.
Не считая нужным пускаться в объяснения, Кончини взорвался:
— Sangue della Madonna, а почему я должен был вам об этом говорить?.. Когда я женился на вас, вы прекрасно знали, что я не невинная девушка, только что выпущенная из монастыря!.. Неужто ваша отвратительная ревность заставит вас преследовать меня за каждую юбку, за которой я волочился, когда мы с вами еще не были даже знакомы?..
Закрыв глаза, Леонора болезненно содрогнулась. Ее лютая ревность не терпела даже намека на связи, которые были у Кончини до их женитьбы. И она открыто заявила об этом:
— Да, мой милый Кончинетто, я так люблю тебя, что ревную даже к тем женщинам, которых ты знал до нашего с тобой знакомства. Но будь справедлив: я ни разу не упрекнула тебя за твое прошлое, ибо оно мне не принадлежит.
— Тогда прекратим этот разговор, — жестко оборвал Кончини. — Избавьте меня от ваших упреков.
— Единственное, в чем я упрекаю вас, так это в том, что вы не рассказали мне о таком серьезном событии, как рождение вашего с Марией ребенка… ребенка от королевы!
— О, Christaccio! — заорал Кончини. — Но почему я должен был вам об этом рассказывать, если этот ребенок умер?!
И остановившись перед Леонорой, он расхохотался. Леонора медленно поднялась, взяла руки Кончини в свои и сильно сжала их. Устремив свой обворожительный взор на мужа, она тихо прошептала:
— А вы уверены, что она умерла, мой Кончино?
Кончини вздрогнул; страшное предчувствие тяжким грузом навалилось на него. Однако он распрямился, словно сбрасывая с себя эту тяжесть, и ответил:
— Черт возьми! Совершенно уверен!
— А я, — все так же шепотом возразила Леонора, — я уверена, что ты ошибаешься, Кончино: она жива!
— Ерунда! — осклабился Кончини, делая вид, что считает предположение жены совершенно необоснованным; и все же он не смог скрыть охватившую его дрожь.
— Ты ошибаешься, — с непоколебимой уверенностью повторила Леонора.
И с жаром зашептала, но так тихо, что Кончини пришлось нагнуться, чтобы расслышать ее:
— Безумец! Сразу видно, что ты не знаешь синьору Фаусту так, как знаю ее я… Если она завела разговор об этом ребенке, если она угрожала тебе разгласить тайну его рождения и обещала устроить скандал, который наверняка нас погубит, это значит, что этот ребенок жив и она знает, где его найти.
— Это невозможно! — содрогнулся Кончини. — Ландри Кокнар никогда не был предателем. Я уверен, что он в точности исполнил мое приказание.
— Этот Ландри Кокнар был настолько щепетилен, что прежде чем утопить младенца, решил его окрестить. Ты об этом не знал. А синьора знала. Я же готова поручиться, что этот Ландри Кокнар в своей щепетильности пошел еще дальше: окрестив ребенка и тем самым избавив его от вечных мук чистилища, он спас его и от смерти. Это ясно как день. За доказательствами дело не станет.
Синьора обещала тебе сохранить тайну и не воспользоваться имеющимися у нее в руках доказательствами. А эта синьора никогда не лжет. Однако у нее своя манера говорить правду. Почему она с легкостью дала тебе такое обещание? Потому что не она, а этот ребенок положит качало скандалу, ребенок начнет против тебя войну. А это, как ты сам прекрасно понимаешь, будет гораздо действеннее, чем война, развязанная самой синьорой: все преисполнятся сочувствием к бедному дитяти, призывающему к ответу своих преступных родителей… родителей, приказавших умертвить его.
— Diavolo! Diavolo! — бормотал Кончини, нервно теребя усы. — Что делать? Что делать?
В глазах Леоноры зажглись торжествующие огоньки. Бесстрастным голосом она отчеканила:
— Найти ребенка и схватить его. Я этим займусь. У меня есть кое-какие соображения на сей счет. Если я не ошибаюсь, поиски мои будут недолгими. Через сорок восемь часов девица будет в нашей власти.
— А когда девица окажется в наших руках, мы найдем способ заставить ее замолчать, — просиял приободрившийся Кончини. — Великолепная мысль, сага mia!
Она поняла, что он не уловил самого главного, однако не стала объяснять ему его ошибку, а лишь выразительно повторила:
— Именно так, Кончино, именно мы, мы с тобой, сумеем заставить ее замолчать!
И, глядя на него своим обворожительным взором, Леонора с устрашающей четкостью произнесла:
— Но помни, Кончино: молчать умеют только мертвецы.
На этот раз Кончини все понял. Он побледнел и в ужасе отшатнулся от жены.
Однако ее властный взор не отпускал его. Не сводя глаз с Кончини, Леонора пыталась убедить его в неизбежности этого убийства. Кончини сопротивлялся всего лишь несколько минут. Скоро он замолчал, растерянно кашлянув, а потом капитулировал.
— Но что скажет мать? — приглушенно спросил он. — Ведь мы же не можем с ней не считаться…
— Марию я возьму на себя, — живо перебила его Леонора. — Я поговорю с ней, и она все поймет.
Отбросив последние сомнения, Кончини решился.
— Я полагаюсь на тебя, — произнес он.
Он прекрасно понимал, что эти слова станут для его дочери смертным приговором. Но разве он уже не приговорил ее к смерти в тот день, когда она только появилась на свет? Разница была лишь в том, что сегодня исполнить приговор должна была его жена. А она не будет столь милосердна, как этот мерзавец Ландри Кокнар.
Легким кивком головы Леонора одобрила его решение. На губах ее мелькнула едва заметная улыбка — единственное проявление радости по поводу одержанной победы, которое позволила себе Леонора.
