Александр Македонский. Сын сновидения - Манфреди Валерио Массимо (бесплатные серии книг .txt) 📗
Александр встал со своего сиденья, и два старых стратега из почтения тоже встали. Но прежде чем царь вышел, Антипатр проговорил:
— У меня один вопрос, государь: сколько, ты думаешь, продлится экспедиция и докуда ты собираешься дойти?
— На этот вопрос я не могу дать ответа, Антипатр, потому что сам его не знаю.
И с кивком головы царь удалился. Когда два военачальника остались одни в царской пустой оружейной палате, Антипатр заметил:
— Ты знаешь, что у вас продовольствия и денег — лишь на один месяц?
Парменион кивнул:
— Знаю. Но что я мог сказать? Его отец в свое время делал вещи и похуже.
Александр в тот вечер вернулся в свои палаты поздно, и все слуги уже спали, не считая стражи у его двери и Лептины, дожидавшейся его с зажженной лампой, чтобы сопроводить в ванну, уже нагретую и с добавленными благовониями.
Она раздела его и, подождав, когда он залезет в огромную каменную ванну, стала поливать его плечи водой из серебряного кувшина. Кое-чему ее научил врач Филипп: бурлящая вода массировала тело нежнее, чем руки, успокаивала мышцы плеч и шеи.
Александр медленно расслаблялся, пока совсем не вытянулся, а Лептина продолжала лить воду на живот и бедра, пока он не сделал знак прекратить.
Она поставила кувшин на край ванны и, хотя царь до этой минуты не произнес ни слова, осмелилась заговорить первой:
— Говорят, ты уезжаешь, мой господин.
Александр не ответил, и Лептине пришлось идти напролом:
— Говорят, что ты отправляешься в Азию, и я…
— Ты?
— Я бы хотела отправиться с тобой. Прошу тебя: только я смогу позаботиться о тебе, только я знаю, как встретить тебя вечером и подготовить к ночи.
— Хорошо, — ответил Александр, вылезая из ванны. Глаза Лептины наполнились слезами, но она промолчала, и начала нежно вытирать его льняной простыней.
Александр растянулся, обнаженный, на ложе, раскинув руки и ноги, и она, как зачарованная, смотрела на него, а потом, как обычно, разделась и улеглась рядом, легонько лаская его руками и губами.
— Нет, — сказал Александр. — Не так. Сегодня я буду ласкать тебя. — Он нежно раздвинул ее ноги и лег сверху.
Лептина пошла ему навстречу, обняв, словно не хотела потерять ни одного драгоценного мгновения его близости, и руками сопровождала долгие и непрерывные толчки его поясницы. И когда он соскользнул с нее, она ощутила на лице его волосы и долго вдыхала их аромат.
— Ты, в самом деле, возьмешь меня с собой? — спросила она, когда Александр снова растянулся на спине рядом с ней.
— Да, пока мы не встретим народа, язык которого ты понимаешь, язык, на котором ты иногда разговариваешь во сне.
— Почему ты это говоришь, мой господин?
— Повернись спиной, — велел Александр.
Лептина повернулась, а он взял из подсвечника свечу и приблизил к ее плечам.
— У тебя на плечах татуировка, ты знаешь? Я никогда не видел такой раньше. Да, ты отправишься со мной, и, возможно, когда-нибудь мы найдем того, кто заставит тебя вспомнить, кто ты и откуда пришла, но я хочу, чтобы ты знала одну вещь: в Азии мы больше не будем вместе, как сейчас. Это будет другой мир, другие люди, другие женщины, и я тоже буду совсем другой. Один период моей жизни заканчивается, и начинается другой. Ты понимаешь?
— Понимаю, мой господин, но для меня будет радостью просто видеть тебя и знать, что с тобой все хорошо. Я не прошу от жизни иного, потому что уже получила больше, чем когда-либо могла надеяться.
ГЛАВА 47
Александр встретился с царем Эпира за месяц до своего отправления в Азию в тайном месте в Эордее, после того как тот попросил о встрече через быструю эстафету курьеров. Два Александра не виделись больше года, с тех пор как был убит Филипп. За это время многое случилось не только в Македонии и Греции, но и в Эпире.
Царь молоссов объединил все племена своей маленькой горной страны в конфедерацию, которая признала его верховным военным вождем и доверила ему выучку войска и командование. Эпирских воинов обучали на македонский манер — разделив на фаланги тяжелой пехоты и конные эскадроны, в то время как управление было вылеплено по греческой модели — в церемониях, чеканке золотой и серебряной монеты, манере одеваться и вести себя. Эпирский монарх и царь Македонии казались теперь почти зеркальным отражением друг друга.
Когда пришел назначенный момент, незадолго до рассвета, два молодых монарха узнали друг друга издали и пришпорили коней, подлетая к большому платану, что одиноко возвышался у родника на широкой поляне. Горы поблескивали темной зеленью после недавних дождей в преддверии весны, а по все еще мрачному небу бежали белые облака, гонимые теплым ветром с моря.
Два Александра соскочили наземь, оставив коней пастись, и с молодым пылом обнялись.
— Как дела? — спросил македонский царь.
— Хорошо, — ответил его зять. — Я знаю, что ты скоро отправляешься за море.
— Говорят, что и ты тоже.
— Это Клеопатра тебе сообщила?
— Ходят слухи.
— Я хотел сказать тебе об этом лично.
— Знаю.
— Город Тарент, один из самых богатых в Италии, попросил меня о помощи против варваров — брузов и луканов, которые напирают с запада.
— Я тоже откликнулся на обращение греческих городов в Азии, которые просят помочь против персов. Разве не удивительно? У нас одно имя, мы одной крови, оба цари и полководцы и отправляемся в схожие экспедиции. Помнишь тот сон о двух солнцах, что я тебе когда-то рассказывал?
— Это первое, что мне пришло в голову, когда послы от Тарента обратились ко мне с просьбой. Возможно, во всем этом знамение богов.
— Я не сомневаюсь в этом, — ответил македонский царь.
— И потому не возражаешь против моего похода.
— Единственный, кто может возражать, — это Клеопатра. Бедная сестра: она видела, как в день ее свадьбы убили отца, а теперь муж покидает ее и оставляет в одиночестве.
— Постараюсь, чтобы она меня простила. Ты, правда, не возражаешь?
— Возражаю? Да я в восторге. Послушай: если бы ты не попросил об этой встрече, я бы попросил сам. Помнишь ту огромную карту Аристотеля?
— У меня во дворце в Бутроте есть ее копия.
— На той карте Греция — центр мира, а Дельфы — пуп Греции. Пелла и Бутрот одинаково удалены от Дельф, а Дельфы примерно на столько же удалены как от западной оконечности мира, где находятся Геркулесовы Столбы, так и от восточной, где простираются воды неподвижного, неколебимого Океана. Мы прямо здесь должны дать торжественную клятву, призвав в свидетели небо и землю: мы должны пообещать, что отправимся на Восток и на Запад и не остановимся, пока не достигнем берегов Океана. И должны поклясться, что, если одному из нас выпадет погибнуть, другой займет его место и доведет поход до конца. Ты готов это сделать?
— От всего сердца, Александрос, — сказал царь молоссов.
— От всего сердца, Александрос, — сказал царь македонян.
Они вынули из ножен мечи, надрезали запястья и смешали кровь в маленьком серебряном кубке.
Александр Молосский пролил несколько капель на землю, а потом передал кубок Александру Македонскому, который выплеснул остаток вверх, в небо.
— Небо и земля — свидетели нашей клятвы, — сказал он. — Не может быть обязательства крепче и страшнее. А теперь остается лишь попрощаться и пожелать друг другу удачи. Неизвестно, когда нам еще придется встретиться. Но когда это случится, это будет великий день, самый великий из всех, какие когда-либо знал мир.
В это мгновение из-за гор Эордеи выглянуло весеннее солнце и залило волнами чистого яркого света беспредельный пейзаж с горными вершинами, долинами и реками, заставив сверкать каждую капельку росы, словно ночь разбросала по ветвям деревьев жемчуг, а пауки в темноте натянули серебряные нити.
На появление лучезарного лица бога света ответил западный ветер, подняв волны на широком травяном море и лаская пряди золотистых жонкилей и пурпурного шафрана, алые венчики горных лилий. Из леса поднялись стаи птиц и полетели к середине неба, навстречу белоснежным перистым облакам, что плыли в вышине, белые, как голуби, и стада ланей и косуль, выйдя из чащи, побежали к сверкающим водам ручьев и на луга.
