Хрустальный грот - Стюарт Мэри (чтение книг TXT) 📗

— Есть новости? — спросила она, увидев мое лицо.

— Сегодня приехал посланец. Вортигерн и королева погибли. Говорят, что на юг с большим войском идет Хенгист и с ним брат Вортимера Пасентиус с остатками своей армии. Амброзиус уже направляется навстречу.

Мать выпрямилась, глядя мимо меня в стену. Сегодня с ней находилась женщина, которая сидела на стуле с другой стороны кровати. Она сопровождала мать в поездке в Динас Бренин. Она перекрестилась на свой крест. Ниниана продолжала глядеть вдаль, думая о своем.

— Рассказывай.

Я рассказал все, что слышал о бое у Доварда. Женщина снова перекрестилась, но мать не шевельнулась. Когда я закончил, она поглядела на меня.

— Ты уезжаешь сейчас?

— Да. Что-нибудь передать ему?

— Когда мы встретимся, у нас будет достаточно времени.

Когда я уходил, мать смотрела на мерцающие аметисты, вглядываясь в далекое будущее.

Кери не было. Я помешкал немного и затем медленно пересек двор, направляясь к воротам. Заметив ее в тени арки, я ускорил шаг. Я готовился наговорить уйму вещей, совершенно бесполезных для того, чтобы сохранить, что не подлежало сохранению. Но в этом не было необходимости. Она протянула свои хорошенькие ручки и дотронулась до моих рук.

— Мой лорд...

Ее капюшон был откинут, в глазах стояли слезы.

— В чем дело? — резко спросил я. На какое-то безумное мгновение мне показалось, что она оплакивает мой отъезд. — Что такое, Кери?

— У меня болит зуб.

Я раскрыл от удивления рот. Наверное, у меня был такой глупый вид, словно я получил пощечину.

— Здесь, — сказала она, приложив руку к щеке. Капюшон откинулся. — Он болит уже много дней. Пожалуйста, мой лорд.

— Я не вырываю зубов, — ответил я хрипло.

— Но если вы лишь прикоснетесь...

— И не волшебник... — начал я, но она приблизилась, и слова застряли у меня в горле. Она пахла жимолостью. Ее волосы были пшеничного цвета, а глаза синие, как нераспустившиеся колокольчики. Не успел я и слова сказать, как она взяла мою кисть своими руками и прижала к щеке.

Я напрягся, будто пытаясь вырваться, но затем совладал с собой и нежно взял ее щеку в свою ладонь. Ее васильковые глаза были невинны, как само небо. Она наклонилась, и ее одеяние откинулось вперед вместе с ней, приоткрыв грудь. У нее была гладкая, как вода, кожа и сладкое дыхание.

Я мягко высвободил руку и отошел.

— Я ничего не могу поделать, — по-моему, мой голос звучал грубо. Она опустила глаза и застенчиво выпрямилась, сложив руки перед собой. У нее были короткие и густые ресницы, как и волосы, отливавшие золотом. В уголке рта примостилась крошечная родинка.

— Если к утру не пройдет, лучше вырви его.

— Уже прошло. Боль прекратилась, как только вы дотронулись до щеки, — в ее голосе слышалось удивление, и она прикоснулась к тому же месту ласкающим движением. Я почувствовал, как в венах с нарастающим давлением, словно боль, запульсировала кровь. Внезапно она снова схватила мою руку и быстро, воровато приложилась к ней ртом.

Рядом со мной распахнулась дверь, и я оказался на пустынной улице.

Согласно рассказу посланца, выходило, что Амброзиус принял верное решение сначала добить Вортигерна, а затем заняться саксами. Взятие Доварда и проявленная при этом жестокость сделали свое дело. Те из вторгшихся саксов, которые отважились углубиться внутрь страны, начали отходить на спорные территории, откуда начиналось вторжение. Они остановились к северу от Хамбера укрепиться и дождаться там Амброзиуса. Сначала Хенгист считал, что Амброзиус имеет под своим началом лишь бретанскую армию, не более того. Он не знал, насколько смертоносно это оружие. Он полагал (как доносили), что к Амброзиусу примкнуло мало бриттов. В любом случае саксы столь часто разбивали племенные дружины бриттов, что перестали считать их за воинов. Когда же до саксонского вождя дошли слухи о тысячах англичан, присоединившихся к Красному Дракону, и о поражении у Доварда, он решил не задерживаться у Хамбера, а быстро двинуться на юг и встретить бриттов в месте по своему выбору, где он смог бы застать Амброзиуса врасплох и разгромить его армию.

В который уж раз Амброзиус проявил цезарскую скорость. Это было крайней необходимостью: саксы оставляли за собой разрушенную страну.

Развязка наступила во вторую неделю мая. Уже стояла июньская жара, с дождичками, оставленными в наследство апрелем. Погода неделю была в долгу перед двумя месяцами, что же касается Хенгиста, то ему пришло время отдавать долги. Едва успев довести приготовления до половины, он был застигнут Амброзиусом у Маэсбели, неподалеку от форта Конан или Кэрконана, который иногда в народе называют Конисбургом. Это холмистая местность с крепостью на одной из скал, неподалеку пролегает овраг. Здесь саксы хотели устроить засаду для войск Амброзиуса, но тот узнал об этом от своих лазутчиков. Его люди встретили в одной из пещер скрывавшегося там бритта. Он прятал там свою семью и двух маленьких детей от топоров северян. Получив сведения, Амброзиус ускорил темп марша и вышел на Хенгиста прежде, чем была завершена подготовка к засаде. Им предстояло теперь встретиться в открытой битве.

Затея с засадой обернулась против Хенгиста. Занятые Амброзиусом на местности позиции имели свои преимущества. Его основные силы — бретанцы, галлы и бритты с юга и юго-востока — расположились на пологом холме. Впереди лежало ровное поле, которое им ничего не стоило атаковать. Среди этой разномастной армии находились и другие британцы со своими вождями. Позади плавно начиналась возвышенность, поросшая колючками и желтым утесником. На западе она заканчивалась холмистым плато, а на востоке ее окаймляла дубовая роща. Люди из Уэльса, горцы, встали по флангам. Северный Уэльс занял дубовую рощу, а отделенные от них главными силами южные уэльсцы расположились на холмах к западу. Это воинство, легко вооруженное, высокоподвижное и имевшее между собой несведенные счеты, держалось наготове для того, чтобы быть использованным в качестве подкрепления. Во время битвы они должны были обрушить стремительные молотоподобные удары на слабые места в обороне противника. На них можно было положиться, чтобы добить бегущих с поля боя саксов.

Саксы попали в расставленную ими самими ловушку. Перед ними стояла громадная армия, сзади находилась скала Кэрконан и теснина, в которой они планировали засаду. Они сражались, как дьяволы, но находились в неблагоприятном положении. Саксы начали битву в страхе перед грозной репутацией Амброзиуса, рожденной у Доварда, а также, как рассказывали мне люди, боясь моего пророчества, которое я сделал перед Вортигерном. Оно передавалось из уст в уста, как пожар, охвативший довардскую башню. Естественно, что оборотная сторона предзнаменований играла на руку Амброзиусу. Сражение началось незадолго до наступления полудня, и к заходу солнца все было кончено.

Я видел битву от начала до конца. Для меня она оказалась первой, и не стыжусь сказать, почти последней крупной битвой. Я участвовал в сражениях не мечом или копьем. Если уж на то пошло, то я внес свою лепту в победу при Кэрконане задолго до начала самого сражения. Когда же оно началось, мне пришлось играть роль, символически отведенную мне однажды Утером.

Мы доехали с Кадалом до Карлеона, где встретились с небольшим отрядом Амброзиуса, занявшим крепость. Второй отряд направлялся к Маридунуму занять и восстановить местные укрепления. А также, как рассказал мне их командир в конфиденциальном порядке, «проследить, чтобы христианская община, вся христианская община — так уж набожен наш король — оставалась бы в безопасности». Ему даже поручили выделить мне людей для эскорта, который сопровождал бы меня к Амброзиусу. Отец не забыл при этом передать мне мою одежду. Поэтому я послал Кадала, к его великому неудовольствию, обратно, привести в порядок пещеру Галапаса и ждать меня там, а сам направился в сопровождении воинов на северо-восток.

Мы подъехали как раз, когда армия расположилась за Кэрконаном. Войска построились уже в боевые порядки и хотели видеть командующего. Согласно указанию, мы отъехали в сторонку и встали у западного холма. Там стояли ополчения южноуэльских племен. Люди с недоверием переглядывались, держа наготове мечи для саксов. Охранявшие меня воины относились ко мне приблизительно одинаково. Во время пути они не нарушали моего молчания, и было видно, что они относятся ко мне с благоговением. Для них я являлся не столько признанным сыном Амброзиуса, сколько «пророком Вортигерна», — титул уже пристал ко мне, и потребовались годы, чтобы отделаться от него. Когда я доложил о своем прибытии одному из командиров и попросил отвести мне место в боевых порядках, тот пришел в ужас и стал всерьез просить меня не участвовать в сражении, а найти себе место, откуда я был бы виден всему войску и войско знало бы, что «пророк находится с ними». Я поступил по его совету и удалился на вершину небольшой скалистой горы, где, запахнувшись в накидку, я приготовился созерцать поле боя, лежащее внизу, как на карте.