Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович (читать книги регистрация txt) 📗
…Надежда Васильевна еще с вечера приказала прислуге приготовить обед на шесть приборов. На окна были повешены свежие занавески, а на столах появились хрустальные вазы с восковыми розами. Вещи эти, в том числе фарфоровая посуда, хранились издавна и извлекались из сундука только в особых случаях в именинные дни.
Были годы, когда Виктор Сергеевич с гордостью смотрел на Наденьку, ее глазами расценивал людей и вещи. Но сегодня он остановился на пороге столовой и недовольно поморщился. Чрезмерные заботы о Гирлане бросались в глаза, усиливали подозрение. В жизни их усиливалась трещина. Надежда Васильевна прошла перед ним в белом шумящем платье. От голубого абажура на нарядный стол падал облачный свет.
Инженер ощутил гадливое чувство. Оно подсказывало, что все это сделано не для него. Что от него здесь вообще скрывают, его терпят, как нечто чужое, но доходное. До появления Гирлана Наденька мало заботилась о нарядах, даже опустилась в этом отношении. Знакомые намекали Виктору Сергеевичу на ее неряшливость, на скрытую болезнь и прочее.
Инженер снял рабочую тужурку и подошел к умывальнику. Прислуга, кряхтя, вынимала из печи огромный пирог, обливалась потом.
– Паша, дай воды… Что это за праздник у нас?
Виктор Сергеевич подобрал рукава, посмотрел на свои испачканные руки и брезгливо дернул губами. Он вспомнил костлявого бескровного Гирлана (Антропов был сильный и недурной внешностью. Это он знал сам).
– Кто ее знает, – проворчала прислуга, – должно, гости какие-то будут. А тут дрова куражат, язви их.
Инженер прошел в кабинет. Из спальни доносился игривый голос жены. Без слов она напевала какой-то фокстротистый мотив.
– Да, Виктор! Ты переоденься, пожалуйста, – спохватилась Надежда Васильевна. – Паша, дай хозяину белье.
– Я должен пойти на службу.
– Вот еще радость!
Жена появилась в дверях и гневно обожгла мужа темными негодующими глазами.
«Муха в сметане», – вспомнилось инженеру.
– Ты шутишь или снова сцена? Как не стыдно! Сегодня такой день и вдруг эта служба.
– Но ведь я не могу… И ничего особенного не вижу в этом дне…
Антропов все же переоделся и, выпив рюмку водки, наскоро закусил хлебом с кетовой икрой. В мягком кресле сразу ощутил потребность в отдыхе, но, борясь с дремотой, взял газету.
…Гости пришли разом. Перебоев помог раздеться женщинам. Гирлан поцеловал ручку Наденьки, смотрел на хозяйку, как на куклу, только что принесенную из магазина.
Стол был накрыт Пашей с безукоризненным мастерством, и гости дружно принялись за кушанья. Больше всех пил, ел Перебоев. Он же начал разговор о перемещении Клыкова. Евфалия Семеновна вздыхала, заботилась о перевозке рояля. Но к концу ужина вниманием гостей овладел Гирлан. Он высокомерно поносил советскую технику.
Все время молчавший Антропов грустными глазами оглянул кампанию и сдержанно спросил:
– Что же заставляет вас жить среди нас?
На лице Наденьки он поймал тревожное движение.
Иностранец дернул плечами. Но за него горячо вступились женщины и Перебоев. Химик вытер салфеткой мясистые губы и заерзал на стуле.
– Странный вопрос, Виктор Сергеевич! – горячился он. – Это же понятно… каждому понятно. Иностранцы должны изучать наш бедлам… Для истории человечества это очень важно.
– Так ли это? Но еще спорно, где лучше. Мы ведь не видели, что делается за границей. И, по-моему, не все у нас страшно и плохо, а там хорошо. Вы извините, кое-что и мы читаем и знаем…
– Виктор, ты с ума сошел!
Наденька вспорхнула с места. Таких возражений она не ожидала. Она знала другое. Молчаливый Антропов до сих пор умел только работать, терпеливо исполнять ее капризы и сносить насмешки.
– Нет, пока все в порядке, – грустно улыбнулся инженер.
Голос Виктора Сергеевича задрожал.
– Но позвольте, – остановил его Перебоев, выпирая животом. – Как вы, мыслящий интеллигент, можете утверждать несуществующие успехи. Ведь мы иной раз задыхаемся, а кричим, что живем…
– Мы пока не задыхаемся, – Антропов поднялся, но химик ухватил его за руку.
– Позвольте… Это мы, а другие как? Вы, Виктор Сергеевич, шутите. Чем вы можете оправдать этот жесточайший разгром крестьянства, темного, по существу, и веками сжившегося с собственностью?
– Во время мировой войны солдат расстреливали за одно яблоко, сорванное в помещичьем саду, – ответил он. – Мы все же переживаем грандиозные сдвиги, этого не следует забывать. И не всех крестьян громят. Громят кулаков. Эксплуататоров…
– Укрепляем неслыханное рабство! – взвизгнула Наденька. – Ведь ты говоришь словами Вандаловской и Гурьяна.
– Граждане, не надо! – замахала Евфалия Семеновна.
Антропов вышел и начал собираться. Удрученные расстройством компании, гости поднялись за хозяевами. За окнами свирепо завывала вьюга.
6
По канатам подвесной дороги грохочущим потоком летели бревна. С последней площадки они подпрыгивали и, сверкая на солнце желтыми боками, стремительно падали на утрамбованный снег. По длинно-настланным покатам бревна ползли к поднимающимся ярусам.
Гурьян выскочил из кабинки нового автомобиля и, принимая от Вандаловской чемодан, указал на растущие запасы леса.
– Это за три месяца. А я помню здесь такую трущобу, в которой медведи блудили… Дай только размахнуться!
Несмотря на усталость, директор чувствовал себя бодро. Омета и план строительства были утверждены трестом более чем наполовину, это позволяло начать расширение и механизацию рудника.
Он оглянулся.
К машине торопливо бежала женщина с распахнутыми полами пальто. Это была Катя. Она тяжело дышала и еще издали замахала руками:
– Гурьян Минеич, с Леночкой худо! С вечера…
Девушка не договорила и направилась к квартире доктора.
Гурьян зашагал к дому. Варвара бегала по комнатам с нечесаными волосами и смешно махала неизменной тряпкой. Она остановилась обезумевшими глазами на Гурьяне.
– Разъезжаешь по городам с мадамами, а тут дите гибнет!
Варвара задохнулась, оборвала поток давно приготовленных обидных слов. В дверях стояла Татьяна Александровна. Она прошла вслед за Гурьяном и, боясь пропустить холодный воздух, издали смотрела на извивающееся в постели худенькое тело девочки.
– Давно с ней?
– Позавчера занемогла, – смягчила тон Варвара.
Она упала на ящик, покрытый зеленым ковриком, и задергалась в рыданиях.
Ленка металась в жару, сбрасывала одеяло, хватала опаленными губами воздух. Мутные глаза девочки на мгновение открылись, когда Вандаловская приблизилась к кровати. Она поправила подушку и пощупала красный лобик ребенка.
– Что у тебя болит, Леночка?
Девочка снова открыла глаза, но посиневшие веки омертвело сползли.
– Горлушко.
Прибежала Катя.
– Доктор уехал в деревню к больному, – сообщила она, преодолевая слезы.
Гурьян безнадежно смотрел то на дочь, то на Варвару.
– Дайте мне чайную ложку и поднимите ребенка, – решительно сказала Татьяна Александровна.
Ленка жалобно застонала. Темноволосая ее головка упала на грудь матери.
– Подержите, – обратилась Вандаловская к растерявшемуся Гурьяну.
Ленка захрипела, захлебнулась, судорожно обхватила ручонками шею отца.
Вандаловская стряхнула липкую слюну в таз и, морщась, вытерла ложку.
– Желтые налеты… Есть намек на дифтерит, – сказала она. – Нужен немедленно доктор. Катюша, садитесь на машину, а вы, Гурьян Минеич, бегите в аптеку.
Она наскоро набросала записку, заботливо помогла Варваре уложить больную. Ленке обложила шейку теплым платком. Она забылась в тревожной дреме.
Пораженный случившимся, Гурьян бесцельно бегал по комнатам. Он теперь только почувствовал, как дорога ему Ленка. Заметив это, Варвара притихла. Она поняла. Снова пришла вера в него, в незыблемость семейного очага.
– Чаю бы выпили с дороги, – примиренно предложила она Вандаловской.
– Нет, спасибо. Вы положите Леночке на голову прохладный компресс и понаблюдайте. Если будет плохо, немедленно пошлите за мой.
