Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн (книги серии онлайн .txt) 📗
На всей территории государства, от Рейна до океана и от Немецкого моря до Пиренеев, началась неутомимая деятельность тайных агентов Людовика Наполеона.
Все недовольные и подозреваемые были арестованы – кто дома, кто на улице или в мастерской, многие же, не подозревая опасности, были взяты ночью и заключены в тюрьмы. Аресты совершались без суда и следствия, по одним депешам из Парижа, и несколько дней спустя все темницы были переполнены.
Хотя в процессе Орсини обвинялись только итальянцы, но правительство, желая избавиться от всех врагов, осудило множество французов на вечную ссылку в африканские степи или болотистую Гвиану. Гильотина неутомимо действовала, чтобы избавить темную личность, запятнавшую престол, от людей, казавшихся ей подозрительными.
Президентом законодательного корпуса в это смутное время был Морни. Министром внутренних дел Эпинас, принадлежавший прежде к иностранному легиону в Африке. Валевский, побочный сын Наполеона I, также занимал видное место. Прежний вахмистр Персиньи изо всех сил угождал императору, чтобы отблагодарить его за титул герцога, министра и пера Франции, а главное за наворованные миллионы.
Все эти люди, пользуясь благоприятными обстоятельствами, истребляли ненавистных им честных людей. Они представляли сборище разных проходимцев, искателей приключений и незаконнорожденных, которые отличаются большим жестокосердием от остальных смертных.
Трудно определить число арестованных, казненных и исчезнувших без следа. ^ Не подлежит никакому сомнению, что всякий, имевший хотя бы небольшое влияние, пользовался этим временем, чтобы избавиться от своих личных врагов. Тысячи невинных погибли в ссылке или заточении.
Каждая газета, делавшая хоть малейший намек на распоряжение правительства, преследовалась – издателя ее хватали без всякого суда и заключали в тюрьму.
Да, государство пало так низко, что газеты не смели заикнуться о проступках самого мелкого чиновника.
Министерство наняло множество людей, которые придирались к каждому слову издателей, наказывали ударами палок или вызовом на дуэль. Назовем некоторых из охранителей Морни: оба Дюрюи и Кассаньяк, считавшиеся «львами», «цветом тогдашней парижской молодежи».
Оба Дюрюи были сыновьями королевского наставника; но разве титул отца может прикрыть низость и жестокосердие сыновей!
Эти достойные парижские – «львы», прогуливаясь однажды по бульвару в обществе подобных себе, с дубинками в руках, бросились на несчастного писателя, осмелившегося упомянуть о подлости какого-то сановника.
Наполеон больше всех опасался одного человека и старался всеми силами подкупить его или сделать безвредным (первое иногда удавалось). Это был Эмиль Жирарден, сын бедной прачки и богатого знатного вельможи.
Фамилия матери не могла удовлетворить этого честолюбивого человека: силой принудил он своего отца усыновить себя, хотя знатный де Жирарден мало заботился о нем и еще менее желал дать ему свое имя. Ссора с отцом была первым шагом, выдвинувшим Эмиля, который вскоре сделался известным писателем и опасным врагом, наводящим ужас на Людовика Наполеона.
Эмиль написал книгу, где выставил самого себя и жестокого отца, имя которого он скрыл; сочинение это могло служить верным изображением тогдашних нравов, так как судьбу автора разделяли тысячи. Ведь не одни дворы изобилуют незаконными детьми; ими переполнен весь мир.
Следствием этой книги, произведшей сильное впечатление на публику, было то, что де Жирарден, которого Эмиль попугал продолжением, сдался и исполнил его желание.
Сын прачки получил наконец то, чего добивался: он сделался Эмилем де Жирарденом; успех книги ободрил его, и он написал еще несколько сочинений, а затем занялся изданием популярной газеты.
Правда, для распространения этой газеты и придания ей большего веса он употреблял не совсем честные средства; но мы оставим это в стороне, довольно и того, что имя его прославилось, и даже высокопоставленные лица льстили ему, стараясь всеми силами задобрить его.
Сам же он пользовался приобретенным преимуществом для одних только личных выгод, накоплял богатство и удовлетворял свое честолюбие. Людовик Наполеон попробовал столкнуть этого влиятельного человека, ставшего поперек его дороги; но денежные штрафы и тюремное заключение не могли заставить молчать Эмиля Жирардена. Он издавал новые газеты, и Наполеон увидел, что ему остается одно средство: подкупить его, осыпать наградами, удовлетворить его честолюбие, одним словом, привлечь на свою сторону.
Назначалась ли какая-нибудь реформа или объявлялась война, обязанностью Жирардена было воодушевить народ; лишь только этот писатель, знавший французскую нацию лучше самого императора, брал в руки перо, можно было поручиться за верный успех предприятия. Поэтому Наполеон льстил и всеми силами задабривал Жирардена, красноречие и влияние которого приносили ему большие выгоды. Наполеон, задумав начать войну с Австрией из-за Италии, поручил Жирардену приготовить к этому французский народ.
В то время высоко ценились богатство и императорская милость, но там, где прибегают к подобным средствам, где нет ничего естественного, где крыша здания держится на полусгнивших опорах, – там неизбежно падение, и избежать его нет никакой возможности.
В настоящее время все те люди, которые так глупо чванились своим могуществом, уничтожены; подобно высохшим ветвям отпали они от дерева, загубленного осенней бурей 1870 года, той страшной бурей, о приближении которой они и не подозревали, так ослеплены они были сумасбродным величием и мишурным блеском.
III. ЦЕРКОВНАЯ ПРОЦЕССИЯ
Прошла неделя после кровавой драмы, разыгравшейся на улице Лепельтье. Кровь с камней смыта, стекла в окнах вставлены, дома обновлены, все предметы, напоминавшие о катастрофе, поспешно убраны.
Первые три дня весь Париж занят был Орсини и его бомбами, толпы народа стекались на улицу Лепельтье, чтобы собственными глазами увидеть место действия кровавой драмы, потом мало-помалу все затихло и вошло в обычную колею. Все новости и даже адские машины быстро приедаются парижанам; заниматься одним и тем же не в их характере. В настоящее время их интересовал процесс и приговор четырем итальянцам. Окна на Ларокеттской улице, несмотря на баснословные цены, разбирались нарасхват.
Раны Людовика Наполеона и Евгении были незначительны и скоро зажили. Об ужасной катастрофе боялись сказать даже намеком, потому что императору это было очень неприятно.
Однажды вечером Евгения, окруженная придворными дамами, весело болтала в своем будуаре; она только что оставила приемный зал, где разговаривала с женами министров и посланников.
Часы на камине пробили десять вечера, когда императрице доложили о Бачиоки. Придворным было известно, что поверенный Наполеона нередко просил аудиенции у его супруги, поэтому они удалялись в другую комнату, где и оставались в ожидании императорских приказаний.
Государственный казначей вошел в будуар. По выражению его лица можно было видеть, что он пришел с важными и очень интересными новостями. В то время Бачиоки находился на вершине своего величия. В одной из следующих глав мы увидим, чего он добился в промежутке, начиная со дня таинственного посещения Тюильри прелестной Маргаритой Беланже и до настоящего времени.
Низко и раболепно поклонился он Евгении.
– Как здоровье императора, граф? – спросила она Бачиоки.
– Он почти поправился, ваше величество, и занимается делами с секретарем Моккаром; я же, пользуясь этой минутой, явился к вам, чтобы сообщить величайшую новость.
– Что такое, граф, говорите!
– Я пришел сообщить вам о свадьбе в соборе Богоматери. Евгения бросила на графа вопросительный взгляд; она не понимала значения слов, произнесенных им с особенным ударением.
– Напрасно ломал я голову и пытался разъяснить это дело, – продолжал Бачиоки, заметя удивление и вопросительный взгляд императрицы. – Генерал дон Олимпио Агуадо венчается с сеньорой Долорес Кортино, которая…
