Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Вот так и был в последний раз помянут неудачливый Поросенок.
С гибелью кнарра многие лишились всех своих пожитков. На корабле Вигдис взяли кое-какую добычу, но на всех не хватило. Многие стали поговаривать, что следовало бы запастись одеждой и едой. Воины помоложе предлагали отыскать на берегу селение — и поживиться. Опытные мужи напоминали им о ладожском конунге: великим воином был этот правитель и не давал спуску обидчикам, а здесь как раз и лежала его земля. И даже великий Рагнар Лодброк не сумел в свое время с ним совладать.
Сошлись на том, чтобы посетить какой-нибудь торговый город — с белым щитом. И там продать часть захваченного в пути.
— В Ладогу бы, — размечтался Улеб. — Туда не то что на лодье… Пешком отсюда дотопать и поршней не стоптать…
Звениславку жуть взяла при этих словах. Если Виглафссон велит поворачивать в Ладогу, она спрячется на корабле и носа не высунет наружу.
Ладога вся для нее состояла из лужайки у берега Мутной реки. Торга рабского! И купца-сакса, глаз его, когда он ее разглядывал, отвязывая кошель…
— В Альдейгьюборг не пойдем, — распорядился Халльгрим. — Нечего к нему соваться, к этому вендскому конунгу. Хотя бы и с миром. Хватит мне сражений!
Звениславка знала, что Улеб жил в Ладоге бобылем: проданный на чужбину, не лил слез ни о детях, ни о жене.
Все же думала — повесит голову. ан нет. Еще и хитро ей подмигнул.
— И то верно, что нечего соваться! — сказал не без гордости. — Рюрик наш зверь, да дело помнит. На то и звали их, вагиров варяжских, чтобы урмане твои Ладоги бежали!
Вот так и настал день, когда страшное море Нево скрылось позади… Да страхи остались. Корабли входили в устье стремительной Свири. На узкой реке, стиснутой лесистыми берегами, сражаться с врагами было бы туго. И люди не жалели сил, стараясь миновать ее побыстрее.
Но временами течение одолевало-таки молодых гребцов. Тогда все выходили на берег, оставляя на кораблях только кормщиков и еще по несколько человек с длинными шестами в руках. Дружно впрягались в крепкую сбрую и тащили тяжелые корабли. А иные шагали рядом, держа оружие наготове. В лесах жили корелы, которых Улеб называл ливвиками и людиками. От них, как и от ижор, добра ждать было трудно…
Но с ними корабельщики не встретились. Однажды утром впереди открылся онежский берег, и даже Хельги порадовался ему. Там, на берегу, он вступил в побратимство с Торгейром Левшой.
На косе, выдававшейся в озеро, подрезали полосу земли с травой и подперли ее копьем… И Олав начертал на копье руны, а Скегги ему помогал.
Названые братья прошли под этим дерном, и каждый рассек себе руку: пусть кровь смешается с землей и сохранится в ней навсегда. Потом оба опустились на колени и сплели пальцы под свисавшими корнями травы…
Торгейр сказал:
— Пусть Отец Павших и Фрейр хлебопашец помогут мне быть достойным братом тебе, Виглафссон. Хельги отозвался:
— Пусть Аса-Тор даст мне силу для мести, если я когда-нибудь тебя потеряю. Ведь может быть и так, что наша кровь не последний раз смешивается в этой земле!
Дернину опустили на место, вытащив из-под нее копье: пусть запомнит…
Скегги смотрел, как совершался древний обряд, и по временам забывал даже дышать. У него не было ни брата, ни отца. Не было даже сестры! А кому захочется вступить с ним в побратимство? Вот только то, что Видга с некоторых пор никому не позволял его бить.
Вспомнив о Видге, малыш поискал его глазами. Но Видги нигде не было. Сын хевдинга на косу не пришел.
…И вот над пространствами населенного мира вновь наклоняется ночь, и Видгис лежит в белом меху, под светлым небом, и считает редкие бледные звезды, медленно вращающиеся над палубой драккара. Она слышит, как на другом конце корабля, тоже без сна, ворочается с боку на бок Видга Халльгримссон. Пальцы у него отцовские… До сих пор ей больно говорить в дышать, и на горле не проходят синяки.
А Халльгрим спит совсем рядом, так близко, что она чувствует тепло его тела. Он ни разу не попытался обнять ее, ни разу не поцеловал. Намаявшись за день, он глубоко дышит. И улыбается во сне. Хотела бы она знать, что ему снится. Его рука касается шеи Вигдис: только пошевелись, и он сразу откроет глаза. И она не двигается. Она уже пробовала незаметно вывернуться из-под этой руки. Пускай он спит.
Настанет утро, и все повторится как всегда. Халльгрим проснется раньше всех, и хриплый голос далеко разлетится над морем, сгоняя дрему с людей на трех кораблях.
И пока мореходы, зевая, будут скатывать одеяла, сын Ворона наклонится к ней и проведет ороговевшей ладонью по ее щеке. И спросит, не болит ли плечо.
Он глупец, этот Халльгрим Виглафссон. Он думает, что дочь Рунольва Скальда станет плакать из-за царапины.
Она отвернется, и он не услышит от нее ни слова. Ни разу за весь день она не поглядит на него, сидящего у весла.
Для того, чтобы смотреть на него, спящего, будет новая ночь.
С берега наверняка наблюдали за кораблями… Однако народ в этих местах жил, как видно, осторожный. А может, просто опытный, знали, чего ждать от полосатого паруса, — попадись только на глаза! Озирались и викинги. Мало радости все время чувствовать на себе чей-то внимательный взгляд. Но не рыскать же по каменьям и сыпучим песчаным холмам только затем, чтобы, как Гуннар, получить в шею стрелу?
В этом втором великом пресном море совсем не видно было кораблей.
Торговый люд еще из Нево-моря все больше сворачивал на юг по сердитой Мутной реке, к Ладоге, к гостеприимному и деловитому Новому Городу, что быстро рос у перепутья речного… То была свежая Дорожка, недавно проторенная. Халейги шли самой древней, еще не успевшей оскудеть. Другое дело, что они первыми в этом году одолели Невское Устье.
Единственный раз сверкнул впереди парус, затрепетал далеким белым облачком под крылом утренней зари. Торгейр его углядел раньше других. Гребцом он был никудышным, зато глазам Левши многие завидовали. Вот он и стоял обычно на носу, глядя вперед.
Он сразу позвал Хельги, и тот подошел, отдав свое весло. Торгейр показал ему парус:
— Видал?
Хельги оглянулся на своих молодцов, начиная прикидывать, догонит ли чужака его пестрый корабль. Сын херсира точно подслушал его мысли:
