Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3 - Дюма Александр (читать книги txt) 📗

– Браво! – крикнул Безмо.

Он налил себе полный стакан вина и выпил его, радуясь от всего сердца при мысли о том, что грехопадение его преосвященства епископа совершается не без его участия.

Поглощенный своими мыслями и вином, он не заметил, что Арамис внимательно прислушивается к каждому звуку, доносящемуся с главного двора крепости.

Часов около восьми, в то время как Франсуа подавал пятую бутылку вина, во двор въехал курьер, и хотя прибытие его сопровождалось изрядным шумом, Безмо ничего не услышал.

– Черт его побери! – проговорил Арамис.

– Что? Кого? – встрепенулся Безмо. – Надеюсь, не вино, которое вы сейчас пьете, и не того, кто им угощает вас?

– Нет, ту лошадь, и только ее, которая производит не меньше шума, чем эскадрон в полном составе.

– Ну, так это курьер, – буркнул, не прекращая возлияний, Безмо. – Черт бы его унес! И поскорее, чтобы нам больше не слышать о нем. Ура! Ура!

– Вы обо мне забываете, любезный Безмо. У меня стакан пуст, – молвил Арамис, указывая на свой хрустальный бокал.

– Клянусь, вы меня восхищаете… Франсуа, вина!

Вошел Франсуа.

– Вина, каналья, и самого лучшего!

– Слушаю, сударь, но… там приехал курьер.

– Я сказал: к черту!

– Сударь, однако…

– Пусть передаст дежурному, завтра посмотрим. Завтра у нас будет время, завтра будет светло, – ответил солдату Безмо, причем заключительные слова он произнес нараспев.

– Ах, сударь, сударь… – проворчал невольно солдат.

– Будьте осторожнее! – сказал Арамис.

– В чем, дорогой господин д’Эрбле? – спросил полупьяный Безмо.

– Письмо, посланное коменданту цитадели с курьером, бывает порой приказом.

– Почти всегда.

– А разве приказы посылаются не министрами?

– Да, конечно, но…

– А разве министры не скрепляют своей подписью подписи короля?

– Может быть, вы и правы. Но все это очень досадно, когда сидишь вот так, перед вкусной едой, наедине с другом. Ах, сударь, простите, я позабыл, что это я угощаю вас ужином и что говорю с будущим кардиналом.

– Оставим это, любезный Безмо, и вернемся к вашему солдату по имени Франсуа.

– Но что же он сделал?

– Он ворчал.

– Напрасно!

– Да, но так как он все же ворчал, то возможно, что там происходит что-нибудь необычное. Может быть, Франсуа нисколько не виноват в том, что ворчал, а виноваты вы, не пожелав его выслушать.

– Виноват? Я виноват перед Франсуа? Это уж слишком!

– Виноваты в уклонении от служебных обязанностей. Простите, но я счел долгом сделать вам замечание, которое кажется мне довольно серьезным.

– Возможно, что я не прав! – заикаясь сказал Безмо. – Приказ короля священен. Но приказ, который приходит за ужином, повторяю снова, чтоб его черт…

– Если б вы позволили себе нечто подобное по отношению к великому кардиналу, – а, дорогой мой Безмо? – да если б к тому же приказ оказался спешным…

– Я это сделал, чтобы не беспокоить епископа; разве, черт возьми, это не оправдание?

– Не забывайте, Безмо, что и я носил когда-то мундир и привык иметь дело с приказами.

– Значит, вы желаете…

– Я желаю, друг мой, чтобы вы выполнили ваш долг. Да, я прошу вас исполнить его, хотя бы ради того, чтобы вас не осудил этот солдат.

Француа все еще ждал.

– Пусть принесут приказ короля, – сказал, приосанившись, Безмо и прибавил шепотом: – Знаете, что в нем будет написано? Что-нибудь в таком роде: «Будьте осторожны с огнем поблизости от порохового склада». Или: «Следите за таким-то, он быстро бегает». Ах, когда бы, монсеньор, вы только знали, сколько раз меня внезапно будили посреди самого сладкого, самого безмятежного сна; сломя голову летели сюда гонцы лишь затем, чтобы передать мне записку, содержащую в себе следующие слова: «Господин де Безмо, что нового?» Видно, что люди, которые теряют время для писания подобных приказов, никогда сами не ночевали в Бастилии. Узнали б они тогда толщину моих стен, бдительность офицеров и количество патрулей. Ну, ничего не поделаешь, монсеньор! Это и есть их настоящее ремесло – мучить меня, когда я спокоен, и тревожить, когда я счастлив, – прибавил Безмо, кланяясь Арамису. – Предоставим же им заниматься их ремеслом.

– А вы занимайтесь вашим, – добавил, улыбаясь, епископ; при этом он устремил на Безмо настолько пристальный взгляд, что слова Арамиса, несмотря на ласковый тон, прозвучали для коменданта как приказание.

Франсуа возвратился. Безмо взял у него посланный ему министром приказ. Он неторопливо распечатал его и столь же неторопливо прочел. Арамис, делая вид, что пьет, сквозь хрусталь бокала наблюдал за хозяином.

– Ну, что я вам говорил! – проворчал Безмо.

– А что? – спросил ваннский епископ.

– Приказ об освобождении. Скажите на милость, хороша новость, чтобы из-за нее беспокоить нас?

– Хороша для того, кого она касается непосредственно, и против этого вы, вероятно, не станете возражать, мой дорогой комендант.

– Да еще в восемь вечера!

– Это из милосердия.

– Из милосердия, пусть будет так; но его оказывают негодяю, томящемуся от скуки, а не мне, развлекающемуся в доброй компании, – сердито бросил Безмо.

– Разве это освобождение потеря для вас? Что же, узник, которого теперь у вас отбирают, содержался в особых условиях?

– Как бы не так! Дрянь, жалкая крыса; он сидел на пяти франках в день.

– Покажите, – попросил Арамис, – или, быть может, это нескромно?

– Нисколько, читайте.

– Тут написано: спешно. Вы видели?

– Восхитительно! Спешно! Человек, который сидит у меня добрые десять лет! И его спешат выпустить, и притом сегодня же, и притом в восемь вечера!

И Безмо, пожав плечами с выражением царственного презрения, бросил приказ на стол и снова принялся за еду.

– У них бывают такие порывы, – проговорил он все еще с полным ртом. – В один прекрасный день хватают человека, кормят его десять лет сряду, а мне беспрестанно пишут: «Следите за негодяем!» или: «Держите его построже!» А затем, когда привыкнешь смотреть на узника как на человека опасного, тут вдруг, без всякого повода и причины, вам объявляют: «Освободите». И еще надписывают на послании: Спешно! Признайтесь, монсеньор, что тут ничего другого не остается, как пожать плечами.

– Что поделаешь! – вздохнул Арамис. – Возмущаешься, а приказ все-таки выполняешь.

– Конечно! Разумеется, выполняешь!.. Но немного терпения!.. Не следует думать, будто я раб.

– Боже мой, любезнейший господин де Безмо, кто же думает о вас нечто подобное. Всем известна свойственная вам независимость.

– Благодарение господу!

– Но известно также и ваше доброе сердце.

– Ну, что о нем говорить!

– И ваше повиновение вышестоящим. Видите ли, Безмо, кто был солдатом, тот останется им на всю жизнь.

– Вот поэтому я и оказываю беспрекословное повиновение, и завтра, на рассвете, узник будет освобожден.

– Завтра?

– На рассвете.

– Но почему не сегодня, раз на пакете и на самом приказе значится спешно?

– Потому что сегодня мы с вами ужинаем, и для нас это также достаточно спешное дело.

– Дорогой мой Безмо, хоть я сегодня и в сапогах, все же я не могу не чувствовать себя духовным лицом, и долг милосердия представляется мне вещью более неотложной, чем удовлетворение голода или жажды. Этот несчастный страдал достаточно долго; вы сами только что говорили, что в течение целых десяти лет он был вашим нахлебником. Сократите же ему хоть немного его страдания! Счастливая минута ожидает его, дайте же ему поскорей насладиться ею, и господь вознаградит вас за это годами блаженства в раю.

– Таково ваше желание?

– Я прошу вас об этом.

– Сейчас, посреди нашего ужина?

– Умоляю вас, поступок такого рода стоит десяти benedicite. [6]

– Пусть будет по-вашему. Только нам придется доедать ужин холодным.

– О, пусть это вас не смущает!