Спартанец - Манфреди Валерио Массимо (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
О нем ходила молва повсюду, сотни историй рассказывали о нем, и людям было любопытно услышать еще больше. Самые молодые хотели услышать о сражении при Фермопилах: ведь он — последний из спартанцев, кто остался живым, кто был свидетелем этой битвы.
Другие хотели узнать, правда ли то, что Павсаний пристрастился к роскоши и жил, как персы, что он собирает личную армию и готов вернуться в Спарту.
Но больше всего их интересовало его невероятное прошлое, и то, о чем они даже не могли и заикнуться: как он выжил среди волков горы Тайгет, как ему удалось найти своего брата Бритоса и сражаться бок о бок с ним при Платеях, а затем восстановить свое место среди равных. Он ведь начал жизнь хромым калекой и без какого-либо наследства…
Он предпочел не замечать намеки в их вопросах, которые появлялись во время разговора, давая им понять, что у него была сложная жизнь, но он не считает себя лучше других или отличающимся от них по этой причине.
Это повысило оценку, которую давали ему эти люди. Люди, которые привыкли видеть, как их цари едят с ними одну и ту же пищу, спят на тех же самых жестких подстилках, цари, которые занимают первые места только во времена опасностей и бедствий…
И тогда разговор снова возвращался к Павсанию.
— Я не могу понять, командующий, — сказал один из солдат, которого звали Бойскос, — как победитель при Платеях может быть замешан в связях с персами. Я начинаю думать, что кто-то хочет опорочить его репутацию и славу, чтобы отстранить его от власти. Что ты думаешь?
Клейдемос отреагировал на этот вопрос, тщательно взвешивая каждое свое слово:
— Мой друг, никто и никогда не доказал, что эти слухи основаны на фактах. Но эти слухи упорно распространяются… ну, мне тоже все это кажется невероятным. Лично я могу сказать, что царь Павсаний всегда помогал мне и показывал, что высоко ценит меня, и я благодарен ему за это.
— Ты все-таки покинул его. У тебя должна быть причина.
— Когда я услышал, что эфоры и старейшины отозвали его, отстранив от командования, я понял, что мой долг как гражданина — не подчиниться покорно личному чувству благодарности, потому я и вернулся.
— А что царь намерен делать сейчас? — спросил другой солдат.
— Не знаю, — ответил Клейдемос. — Я полагаю, что он должен вернуться, если и не по каким-то другим причинам, то хотя бы ради того, чтобы защитить себя, объяснить свои действия.
Клейдемос даже и представить себе не мог, что в темницах Дома Совета тот же самый вопрос, но в значительно более угрожающей форме задает офицер криптии.
Человека, от которого ждали ответа, жестоко пытали, заковав в цепи. Он был весь покрыт кровью и синяками. Это был Карас.
— Нам известно, что ты тайно встречался с Павсанием. Царь Спарты не мог бы встречаться с жалким рабом, не имея на то особых причин!
— Я скажу вам, что царь передал мне известие о человеке, которого мы называем Талосом, а вы Клейдемосом, — ответил Карас измученным голосом из последних сил.
— Прячась в полуразвалившейся лачуге, удаленной от любопытных глаз? — настаивал офицер, насмешливо улыбаясь, жестоко избивая его бичом.
Карас стонал от боли, сжав зубы.
— Сжальтесь надо мной, — сказал он, как только смог заговорить снова. — Я не делал ничего плохого. Слуга царя пришел в мою хижину, чтобы сообщить, что Павсаний хочет поговорить со мной, что у него есть новости о Талосе. Не знаю, почему он захотел встретиться со мной в том месте; может быть, он стеснялся встретиться с человеком, находящемся в таком жалком состоянии, в общественном месте или в своем доме. Он сказал только, что Талос просил его найти меня, чтобы я мог передать о нем хоть что-нибудь женщине, которая вырастила его.
— И ты ждешь, чтобы я поверил, что это все, что вы сказали друг другу? О чем Павсаний спрашивал тебя? — кричал офицер. — Говори, ты жалкий негодяй, или ты никогда не выйдешь отсюда живым!
Карас поднял голову, лоб его был покрыт потом.
— Господин, — сказал он, задыхаясь, — тебе известно, что я никогда раньше, до того дня не видел царя. Почему меня должны пытать за него? Я скажу все, чтобы убедить тебя отпустить меня на свободу.
Офицер бросил вопросительный взгляд на эфора Мнесикла, который слушал допрос; тот вышел из темного угла, где скрывался до сих пор.
— В этом что-то есть, — сказал он тоном, который заставил Караса вздрогнуть. — Почему он должен смириться с болью и рисковать своей жизнью за спартанского царя, которого он едва знает и, безусловно, не любит? Однако нам известно, — добавил он, выхватывая бич из руки офицера и подходя к заключенному, — что твой друг Талос пользовался полным доверием Павсания в течение всех этих лет. И ты должен сделать все, чтобы защитить его, разве не так?
Карас поднял свою руку в цепях, чтобы смахнуть пот со лба и выиграть немного времени. Он не попадет в приготовленную для него ловушку, не выдаст себя.
— Я не знаю, от чего я должен защищать его, — сказал он. — Но почему я должен так поступать, даже если я защищал его раньше? Талос больше не существует для жителей гор. Человек, которого вы называете Клейдемосом, для нас никто, и я надеюсь, что никогда больше не увижу его. Но женщина, которая вырастила его как мать, может отдать свою жизнь, чтобы узнать, что он жив и здоров. Именно поэтому я согласился на встречу с царем.
— Ты лжешь! — закричал эфор, ударяя рукоятью бича Караса по носу. Кровь хлынула из рассеченных тканей, попадая в рот и на грудь великана, закованного в цепи. Лицо Караса превратилось в бесформенную маску, глаза закрыла опухоль, рот широко раскрылся. Он задышал с болезненным хрипом.
— Господин, — нашел он силы произнести, — не могу сказать тебе то, что я не знаю. Но если ты можешь позволить мне узнать, что ты хочешь услышать… я скажу это, чтобы спасти свою жизнь. — Его голова упала на грудь.
Эфор отошел в сторону, чтобы проконсультироваться с офицером криптии.
— Он очень сильный, — сказал он. — Мы не смогли вырвать у него ни единого слова. Возможно, он действительно ничего не знает. Он только что предложил поддержать нас в предъявлении обвинения Павсанию…
— Я не уверен в этом, — ответил офицер. — Он, возможно, знаком с нашими законами и знает, что свидетельские показания слуги нельзя использовать против любого из равных, не говоря уже о царе. Может быть, он просто хочет направить нас по ложному следу, зная, что мы не можем принять такое предложение.
— Как ты думаешь, что мы должны сделать? — спросил эфор.
— Продолжать пытки. Возможно, мы еще не до конца испытали силу его духа. В самом конце нам придется убить его, независимо от того, заговорит он или нет. Он ненавидит нас больше, чем боится здесь и сейчас. Это делает его опасным. Помнишь, как прошлой ночью он разорвал ярмо, к которому был привязан, голыми руками, а когда стражник пришел туда, он уже ломал бревна на воротах…
Эфор быстро посмотрел на Караса, который, казалось, потерял сознание.
— Я не согласен. Есть люди, которых невозможно сломить пыткой, и он представляется мне именно таким человеком. Если мы убьем его, мы никогда не узнаем, что он скрывает от нас. Брось его где-нибудь подальше; боль должна добить его. Ты должен напугать его.
Он посмотрел на железный прут, раскаленный докрасна в жаровне.
— Ты знаешь, что я имел в виду.
Офицер кивнул головой в знак согласия.
— Если ему удастся выдержать, пусть тогда уходит, но следи за ним. Не теряй его из вида, не спускай с него глаз, обязательно дай мне знать, если он попытается связаться с Клейдемосом или даже встретиться с той женщиной, высоко в горах. У тебя работают илоты; для них это будет совсем не трудно. Если наши подозрения оправдаются, он рано или поздно выдаст себя. Сейчас я уйду, тебе я больше не нужен. Доложишь мне все завтра.
Он натянул капюшон на голову и ушел.
Офицер подошел к узнику и привел его в чувство, вылив ему на голову ведро холодной воды. Он подошел к жаровне.
