Гуарани - де Аленкар Жозе (лучшие бесплатные книги TXT) 📗

Он догадывался, понимал, что переживали в эту минуту его друзья; он знал, как они страдают, видя, что он в плену, что его ждет смерть, что нет ни малейшей возможности вырвать его из рук врага.

Утешала его только надежда, которая вот-вот должна была сбыться, радость от сознания, что он спасает этим свою сеньору, что оставляет ее счастливой среди семьи, под защитой любви Алваро.

В то время как поглощенный этими мыслями Пери в последний раз любовался Сесилией, стоявшая рядом молодая индианка глядела на него, и лицо ее выражало восторг, смешанный с удивлением и любопытством.

Она сравнивала его стройную, пропорционально сложенную фигуру с обличьем своих соплеменников, его умное лицо — с тупыми лицами айморе. Пери был для нее каким-то высшим существом, и она не переставала им восхищаться.

Только когда Сесилия и дон Антонио де Марис ушли, Пери огляделся вокруг, чтобы узнать, долго ли ему еще ждать; тут он заметил присутствие индианки. Он отвернулся и стал снова думать о своей сеньоре. Лицо ее стояло перед его внутренним взором. Напрасно дикарка подносила ему сочные плоды и другую пищу, напрасно предлагала ему ароматное вино — он был ко всему равнодушен.

Опечаленная упорством пленника, отвергавшего все, чем она его угощала, девушка подошла поближе к погруженному в раздумье Пери и приподняла ему голову.

Столько огня было в ее глазах, столько любовной истомы в улыбке, столько страсти во всех движениях, что пленник мгновенно понял, какая роль предназначена этой девушке: айморе, по своему обычаю, дарили приговоренному к смерти подругу и спутницу, которая должна была скрасить ему уход из жизни, разделить с ним его последние минуты.

Он с презрением отвернулся. Он отказался от цветов, так же как прежде отказывался от пищи, отверг теперь хмель наслаждения, как перед этим отверг хмель вина.

Девушка обняла его и стала нашептывать какие-то прерывистые слова на языке айморе, которого Пери не понимал. Может быть, то была мольба, может быть, слова утешения, которыми она хотела смягчить его скорбь.

Она не догадывалась, что для индейца это было счастье, что он ожидал пытки, как осуществления давней мечты, как удовлетворения некоего заветного желания, которое он долго лелеял.

Да и могла ли она, бедная дикарка, ощутить это, понять подобные чувства? Она знала одно: Пери умрет, она должна стать усладой его последних минут. И исполнение этого долга приносило ей радость.

Почувствовав, что руки девушки обвились вокруг его шеи, Пери резким движением оттолкнул ее. Отвернувшись от нее, он сквозь листву старался разглядеть, скоро ли айморе приступят к жертвоприношению.

Индианка взирала на него все так же печально, она не понимала, почему он ее оттолкнул. Она была хороша собой; любви ее добивались все молодые воины племени; отец ее, старый касик, берег дочь, чтобы отдать ее самому храброму пленнику или самому могущественному победителю.

Так прошло немало времени; потом девушка снова подошла к Пери, взяла большой, наполненный кауимом кувшин и поднесла его пленнику с улыбкою и уже почти с мольбою.

Индеец снова отвернулся. Тогда она кинула кувшин в реку и, сорвав с дерева пахнущий медом румяный плод кардо 64, приложила его к губам Пери.

Он отверг и этот дар, как перед этим отверг вино. Девушка бросила и его в реку. Она подошла к индейцу и приблизила к его губам свои алые губы, чуть приоткрыв их, словно в ожидании поцелуя.

Пери закрыл глаза и стал думать о своей сеньоре. Мысль его, словно освобождаясь от всего земного, взлетала куда-то высоко, где она была свободна и чиста, где над нею не властны были чувства, способные поработить человека.

Но вместе с тем Пери ощущал горячее дыхание индианки; оно обжигало ему лицо. Он приоткрыл глаза и увидел, что девушка стоит перед ним все в той же позе, ожидая ласки, порыва нежности от того, кого ей приказали любить и кого она нежданно-негаданно полюбила на самом деле.

В жизни диких племен, столь близкой к природе, ни условности, ни предрассудки не сковывают сердечных влечений, любовь у них — полевой цветок, которому, чтобы распуститься, достаточно нескольких часов, капельки росы и одного солнечного луча.

В цивилизованном мире, напротив, настоящее чувство становится цветком экзотическим: оно растет и расцветает только в теплице. Это удел немногих — тех, чьи сердца полны огня, чьи страсти пламенны и упорны.

Увидав в разгаре сражения, что Пери бьется один против всего ее племени, индианка восхитилась. Потом, когда он сдался в плен, она нашла, что он красивее любого из воинов.

Отец предназначил ее врагу, которого должны были принести в жертву. И случилось так, что она сначала залюбовалась им, потом в ней пробудились желания, потом она полюбила — и все это через несколько часов после того, как увидала его впервые.

Но Пери оставался холодным и равнодушным, он не принимал этого мимолетного чувства, которое появилось на свет с началом дня и вместе с этим днем должно было умереть. Он возвращался к неотступно преследовавшим его воспоминаниям. Он был непоколебим.

Повернувшись к ней спиной, он поднял глаза к небу, чтобы не видеть лица индианки, которое тянулось к нему, как иные цветы все время поворачиваются к солнцу.

И вдруг среди листвы он увидел одну из тех полных непосредственной прелести картин, которые открываются в тропических лесах тем, кто наблюдает природу и жизнь самых нежных ее созданий.

Две корришо 65, крохотные птички, свившие себе гнездышко на ветке дерева, почувствовав близость человека и запах дыма под деревом, решили перенести на другое место свое жилище из соломы и хлопка.

Самец разламывал старое гнездо клювом, а самка переносила соломинки в то место, где им предстояло свить себе новое. Окончив эту работу, они прильнули друг к другу, а потом, взмахнув крылышками, улетели, чтобы унести с собою свою любовь и спрятать ее от посторонних глаз.

Пери с улыбкой глядел на эту идиллию. Неожиданно индианка вскочила и, радостно вскрикнув, указала ему на птичек, которые вспорхнули и улетели вдвоем в лесную чащу.

Пока он пытался понять, что мог означать ее жест, девушка скрылась и тут же вернулась; в одной руке у нее был лук, в другой — камень, заостренный, как лезвие ножа.

Подойдя к пленнику, она мигом разрезала веревку, которой были спутаны его руки, и разрубила мусурану, которой его привязали к стволу. И затем, вручив Пери лук и стрелы, указала ему рукой на лес.

Взгляды и жесты девушки были выразительнее, чем слова ее примитивного языка. Глаза ее говорили:

— Ты свободен. Идем!

Часть четвертая. КАТАСТРОФА

I. PAСКАЯНИЕ

Уйдя от пригрозившего ему Жоана Фейо, Лоредано созвал четверых своих товарищей, которым он больше всего доверял, и увел их в кладовую.

Он запер дверь, чтобы никто не помешал ему спокойно обсудить с ними то, что он задумал.

За эти несколько минут он опять переменил составленный накануне план. Слова Жоана Фейо открыли ему глаза: он понял, что среди авентурейро начинает расти недовольство. Однако итальянец не привык отступать перед трудностями и не хотел расставаться с надеждой, которую так давно лелеял в сердце.

Он решил ускорить течение событий и в тот же день привести в исполнение свой замысел; для этого ему достаточно было шести сообщников, смелых и надежных.

Заперев дверь, он провел четверых авентурейро в комнату, смежную с молельней, где Мартин Ваз продолжал пробивать брешь в стене, отделявшей их от дона Антонио и его семьи.

— Друзья мои, — обратился к ним итальянец, — мы в отчаянном положении, у нас нет сил, чтобы защититься от дикарей, и рано или поздно мы все равно должны будем сдаться.

Понурив головы, авентурейро молчали; они знали, что это горькая правда.

— Нас ожидает страшная смерть. Это варвары; они едят человеческое мясо. Они пожрут нас. Наши кости останутся непогребенными.