Соколы огня и льда (ЛП) - Мейтленд Карен (версия книг .TXT) 📗

Я никогда раньше не видела его в королевском одеянии или таким чистым. Трудно поверить, что это тот же мальчишка, что вылезает из вольеров, весь в птичьем дерьме и крови после кормления соколов кусками сырого мяса.

Но на лице короля сегодня не было восторженного внимания. Он ерзал и перегибался через подлокотники трона, смотрел на солдат внизу, будто сам предпочел бы стоять с мечом, чем сидеть на троне.

Прямо перед ним стояли два священника в тяжёлых чёрных рясах. Один из них нагнулся, прошептал что-то королю, и мальчик резко выпрямился, видимо, повинуясь приказу сидеть смирно. Я впервые видела этих двоих в свите юного короля, и они, в отличие от остальных придворных, явно не выказывали почтения к юному Себастьяну.

— Вон те два священника, — шёпотом спросила я донью Офелию, — кто они такие?

— Это новые наставники короля. Иезуиты, весьма благочестивые. Сражаются против дьявольской ереси протестантов. Я слышала, они держат юного короля в строгости, как подобает. — Она поджала красные губы и одобрительно закивала. — Мальчиков, даже королей, следует приучать...

Но я так и не узнала, к чему следует приучать мальчиков, поскольку речь доньи Офелии прервали громкие звуки фанфар, и она вскочила на ноги, потянув меня за собой. Встали все кроме мальчика-короля — на королевский помост поднималась ещё одна фигура.

Высокий человек с измождённым лицом был одет в красную кардинальскую мантию. Он обернулся к заполнившей площадь, толпе и несколько раз осенил крестным знамением в знак благословения, окидывая скопище народа пронзительным взглядом.

В ответ на движение рук кардинала люди склоняли головы и торопливо крестились, как будто его благословение несло проклятие, от которого надо защититься. Только когда фигура в мантии заняла пустой трон рядом с мальчиком, те из нас, кому повезло иметь сидячие места, опять опустились на скамьи.

— А, вот и тот, кого мы ожидали, — удовлетворённо вздохнула донья Офелия. — Ну, сейчас начнётся процессия, вот увидишь. Это кардинал Генри Эвора, двоюродный дед короля. Он был Великим инквизитором, — донья Офелия внезапно повысила голос, от чего её слова, должно быть, стали слышны не меньше, чем в трёх рядах впереди и позади нас. — Мы так счастливы иметь регентом такого замечательного человека как кардинал Генри. — Потом, на случай, если у кого-то оставались сомнения в её лояльности, добавила: — Нет никого более преданного делу очищения Португалии от нечестивости, чем наш регент.

При первых признаках приближения процессии, в толпе раздались крики: Viva la fé! - да здравствует вера!

— Что это там за монахи? — прошептала я, когда фаланга людей в чёрных рясах и надвинутых капюшонах низко склонилась перед королевскими тронами. Каждый из них держал в руках палку.

— Монахи! — с негодованием отозвалась донья Офелия. Она, прищурившись, посмотрела на меня, как будто гадала, насмехаюсь ли я над процессией или просто вопиюще невежественна. Очевидно, пришла ко второму выводу. — Они не монахи, деточка. Это Гильдия угольщиков. Они поставляют дрова для костров, поэтому кардиналы оказывают им честь возглавить шествие. Разве отец не рассказал тебе о процессии?

Я была избавлена от необходимости отвечать, поскольку донья Офелия отвлеклась появлением на площади человека, несущего красно-золотой штандарт Великого инквизитора.

Позади знаменосца с важным видом шествовал сам Великий инквизитор, сопровождаемый с обеих сторон двумя рядами собственных солдат. За ним следовала длинная процессия священников и монахов из множества различных орденов, стремившихся засвидетельствовать свою поддержку инквизиции. Некоторые пошатывались под весом крестов, икон и реликвариев, которые благоговейно несли в руках. Остальные тащили на плечах носилки с возвышавшимися на них статуями святых. За ними следовала обвешанная драгоценностями статуя Пресвятой Девы, отстранённо улыбающаяся, глядя на толпу под ней, словно желала оказаться где угодно, только не здесь.

Солнечный свет засверкал на золоте и серебре крестов, на множестве драгоценных камней, украшавших реликварии и одеяния деревянных святых. В толпе многие опустились на колени, протягивая руки в мольбе и выкрикивая свои прошения пропалывающим мимо святыням.

Но они тут же быстро поднимались на ноги — показались монахи-доминиканцы, и благочестивые молитвы толпы обратились в шипение и злобные выкрики: монахи внесли на площадь десять деревянных фигур в человеческий рост. Эти статуи не украшали драгоценности и не венчали нимбы. Монахи выстроили их в ровный ряд перед алтарём, как дети, играющие в солдатиков. На груди каждой из грубо вырезанных деревянных фигур было нацарапано что-то, похожее на слова.

Я наклонилась вперёд, пытаясь разобрать буквы, и тут заметила, что за мной наблюдает донья Офелия.

— Ты узнаёшь одно из этих имён, деточка?

Я резко выпрямилась.

— Нет, я... я просто... ведь это же не статуи святых, да?

Донья Офелия закатила глаза и перекрестилась.

— Это подобия грешных мужчин и женщин, которые удрали прежде, чем инквизиция смогла привести их к прощению, — благоговейно прошептала она, как будто бежать, чтобы спастись от ареста, было таким гнусным преступлением, что нельзя произнести вслух.

Я видела, как шевелятся её губы, но то, что она говорила, потонуло в усилившемся шипении и непристойных выкриках толпы. На площади появились несколько монахов, несущих маленькие ящики в форме гробов.

Донья Офелия приблизила ко мне лицо так, что я ощутила запах съеденного ею завтрака — судя по зловонию дыхания, это моркела [2], острая кровяная колбаса.

— В этих гробах лежат кости злостных еретиков, которые умерли в подземельях инквизиции, — проревела она мне в ухо, — и тех, кто был признан виновным в ереси уже после смерти. Их тела выкопаны из земли, чтобы они могли понести наказание. Пусть не думают, что смерть принесёт им избавление, — добавила она с довольной гримасой.

Люди начинали плеваться и швырять экскременты и гнилые овощи, когда крошечные гробы проносили мимо.

Но, похоже, они были чрезвычайно плохими стрелками, поскольку большая часть снарядов попадала не в гробы, а в монахов, к пущей радости множества молодых людей в толпе, которые вопили от восторга и хлопали друг друга по спине. Монахи злобно зыркали на них, но ничего не могли поделать.

Внезапно толпа затихла — по площади, хромая, плелись сорок или пятьдесят мужчин и женщин. С обеих сторон каждого сопровождали два фамильяри [3], наёмных агента инквизиции в чёрных капюшонах. Некоторых они фактически тащили, поскольку истощённые пленники с трудом держались на ногах.

Моё сердце зачастило. Именно об этом моменте предупреждал отец. Я крепко вонзила пальцы в ладони, стараясь сохранять пустое выражение лица.

Пленники были одеты в санбенито, одежду еретиков, — широкую жёлтую накидку длиной ниже колен, с нарисованным крестом святого Андрея с одинарной, двойной или половинной крестовинами, в зависимости от тяжести преступления. На головах были высокие шляпы, похожие на епископские митры, разрисованные языками пламени и ухмыляющимися чертями. На шеях висели петли из толстой верёвки, а в руках пленники несли незажжённые свечи.

Одни из этих несчастных были в возрасте, с седыми волосами и позеленевшими как трава лицами от долгого пребывания без света. Другие — так же юны как мальчик-король, с провалившимися щеками, иссохшие как крошечные гоблины, обитавшие глубоко под землёй.

Я говорила себе, что не должна смотреть на их лица, но ничего не могла поделать. Они стояли, сбившись в жалкую кучку, некоторые оглядывали других пленников и толпу, отчаянно пытаясь хоть мельком увидеть кого-то из членов семьи, арестованных вместе с ними. Я видела, как они бросали взгляды на маленькие гробы.

Я понимала, что это еретики, и следует радоваться тому, что они схвачены. Но я испытывала огромную жалость к ним, а вслед за тем — вину, что испытываю жалость.