Развязка петербургских тайн - Зобин Вадим (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
— За что? — удивился Николай.
— Вы очень много для меня сделали.
— Господь с вами... Что же я такое сделал?
— Можно я иногда к вам буду приходить?.. Здесь так уютно и спокойно...
— Ну, разумеется... Я буду рад.
Долли быстро пошла к двери.
— Что же? Так сразу и ушли...
— В столь поздний час... У холостого мужчины... Что скажет княгиня Марья Алексевна? — И вышла.
Утром сияло солнце. Долли и Маша уезжали в город. Возле дома стояла коляска. Николай решил проводить дам до города и теперь разминал коня, посылая его рысью вокруг коляски.
Здесь же суетился Степан, покрикивал на людей, проверял упряжь, ворчал...
— Нет бы после обеда отправиться... Дорога бы обсохла... Все быстрей, все бегом! Ты гляди! — прикрикнул он на кучера. — На Матрёнином спуске покуратней! Там надысь Елохины опрокинулись...
— Учи ученого, — огрызнулся кучер. Степан подошел к Николаю.
— Навещал нас ночью кто-то, ваша светлость. Не зря собаки лаяли.
Николай спешился.
— Что знаешь? — тихо спросил он Степана.
— Почитай, ничего не знаю... У ворот следы конные... У нас так лошадей не подковывают.
Они подошли к воротам. Николай, присев, внимательно рассматривал след.
— Гусарская лошадь, — сказал он. — А вот след сапога... Что этому гусару здесь нужно было... среди ночи, в дождь?
— Надо-ть людей порасспросить, — сказал Степан.
— Никому ни слова, — распорядился Николай.
— Слушаюсь, барин.
Из дома, весело разговаривая, вышли Маша, Долли и Анна. Подошел и Николай, ведя за повод коня.
— Вы с нами до самого города? — спросила Долли.
— Если не возражаете...
— Тогда обещайте, что отобедаете у нас.
— Дел много, Дарья Даниловна...
— Я очень вас прошу, сударь, — торжественно сказала Долли.
— Там видно будет...
— Машенька! Берегись сквозняков, — Анна заботливо укрывала молодых женщин полостью. — В жару как раз и простужаются... И не пей молока со льда. Долли, я на вас надеюсь... Последите за ней...
— У меня не разбалуешься, Анна Яковлевна, — весело сказала Долли.
Николай по-казачьи вскочил на лошадь, Степан незаметно перекрестил отъезжающих, и коляска выехала за ворота.
Дом фон Шпильце. Петербург.
Узнав от Пров Викулыча, что Чернявого видели в Саратове, Хлебонасущенский поспешил поделиться этой новостью с Амалией Потаповной. Генеральшу новость весьма взволновала.
— Что за чудеса, Полиевкт Харлампиевич?! Имение Чечевинских в двадцати верстах от Саратова, Чернявый обосновался в Саратове. Как думаете, случайность?
— Чего на свете не бывает, — философски заметил Хлебонасущенский.
— Конечно, — согласилась Амалия Потаповна. — Ну, что ж, голубчик... Придется вам в Саратов ехать...
— Когда? — растерялся Полиевкт Харлампиевич.
— Чем скорее, тем лучше... Туда теперь машина ходит от Москвы. Два дня — и на месте...
— Я так не могу... У меня в Петербурге дела. Год, считай, делами не занимался...
— Ваше главное дело — Чернявый, — перебила его Шпильце. — Завтра же выезжайте.
— Завтра — никак, Амалия Потаповна, — решительно отказался Хлебонасущенский. — Раньше, чем через неделю, не смогу.
— Вы поедете завтра. О том, что Чернявый в Саратове, тем же способом и от тех же, заметьте, людей может узнать следователь. Надо быть полным идиотом, чтобы потерять неделю. И потом, вы же сами говорили, что любите эту... Машу Поветину... Ах, мужчины, мужчины... Ему представляется возможность увидеть предмет страсти, а он вместо того, чтобы бежать, как это русские говорят, сломя голову, хочет ехать через неделю... Это неправильно.
— Причем здесь Маша?
— Как причем? Я же вам сказала: имение Чечевинских неподалеку от города.
Хлебонасущенский тяжело задумался. Амалия Потаповна не торопила его.
— Хорошо, я поеду завтра, — сказал он.
— Это чудесно, — воскликнула генеральша, обворожительно улыбаясь.
— Только я в толк не возьму, что я там сделать смогу. Чернявый меня знает, увидит и прибьет... Для него это — раз плюнуть...
— Как вы сказали, раз плюнуть? Это нужно запомнить. А вы сильно боитесь смерти. Наверное, грешили много. Не надо бояться. Там, — она подняла указательный палец, — никого нет. Уверяю вас...
Полиевкт Харлампиевич набожно перекрестился.
— Есть у меня в Саратове один человек, — как всегда неожиданно изменив тему разговора, сказала генеральша. — Гусарский корнет Стевлов... Он мне очень обязан... Год назад здесь, в Петербурге, проиграл он в карты большую сумму, и если бы не я, быть ему опозоренным на всю, как вы говорите, матушку Россию. Или пулю себе в лоб пустить... Но он, как и вы, смерти боится... Своей, конечно... Я ему дала деньги под строгий вексель. На полгода... Год прошел. Долг вырос порядочно. Найдите его... Он сделает все, что вы прикажете.
Вошла горничная, пошептала что-то Амалии Потаповне на ухо. Она поднялась, встал и Хлебонасущенский.
— Покорнейше прошу простить. Дела... Лизхен, проводите господина.
Горничная повела Хлебонасущенского к другой двери. Уже выходя, Полиевкт Харлампиевич обернулся и спросил:
— А как же?.. — Он имел в виду Юлию Николаевну.
— Вторую часть нашего дела я, по-видимому, возьму на себя, — поняв его вопрос, сказала Шпильце.
Амалия Потаповна подошла к зеркалу, поправила прическу. Она это делала всегда, когда нервничала. Сообщение горничной о том, что с визитом явился профессор Платон Алексеевич Загурский, действительно взволновало ее. Она давно ждала его прихода. Вот уже несколько лет наблюдала генеральша за успехами его сначала в Москве, потом в Петербурге. Она знала о нем все: круг друзей и знакомых, состояние его финансов, ар-тисточек балета, к которым он благоволил. И много, как она любила говорить, «темненького», того, что, по ее глубокому убеждению, должно было быть у всякого человека, даже у самого высоконравственного. Знание этого «темненького» давало ей власть над людьми, а власть впоследствии превращалась в деньги. Деньги же Амалия Потаповна любила больше всего в жизни.
Платон Алексеевич Загурский, тот самый профессор, которым бредил теперь великосветский Петербург, стремительно вошел в комнату. Он великолепно выглядел в светлой пиджачной паре от лучшего варшавского портного.
— Амалия Потаповна! — воскликнул он, бросившись к генеральше и целуя ее руку. — Давно хотел познакомиться и засвидетельствовать глубочайшее восхищение и уважение... Много наслышан о вас, о вашем замечательном уме и отзывчивости. Считал своим долгом нанести визит и представиться.
Амалия Потаповна обворожительно улыбнулась.
— Весьма польщена, дорогой Платон Алексеевич. Нынче в Петербурге многие злословят про Амалию Потаповну... Тем ценнее для меня ваш визит. Я тоже много слышала о вас и, честно сказать, питала надежду, что вы ко мне придете. Уж и не знаю почему, мне казалось, что нам будет интересно поближе познакомиться и что в дальнейшем наше знакомство окажется полезным и вам, и мне.
Генеральша позвонила в колокольчик и, когда явилась горничная, распорядилась подать кофе.
Она усадила Платона Алексеевича в покойное кресло, явилось кофе, и завязалась непринужденная беседа. У них нашлись общие знакомые в Москве и Йетербурге. Платон Алексеевич был человек светский, язвительный и остроумный, и Амалия Потаповна много смеялась его метким характеристикам известных лиц.
— У вас прекрасный род занятий... Столько знакомств, столько всевозможных характеров. Вы посвящены в самые тайные уголки души ваших пациентов, а потому знаете о людях много такого, чего другим никогда не постичь.
— Работа моя хороша прежде всего тем, что я облегчаю страдания, — сразу став серьезным, сказал профессор. — Но должен согласиться с вами, что иной раз попадаешь в ситуации романические. Вот на днях, к примеру, совершал обход в женской палате Обуховской больницы. Коллеги попросили — не мог же я отказать. А народ там помещают самый недостаточный. Да... Иду это я от больной к больной, от койки к койке и вдруг вижу в изголовье одной из коек на табличке надпись: «Баронесса фон Деринг». Можете себе представить мое удивление. Баронесса в общей палате для бедных... Лежит в беспамятстве... Привезла ночью полиция... Но хороша собой, скажу я вам! Настоящая