Люди-монстры - Берроуз Эдгар Райс (лучшие книги TXT) 📗
Мюда Саффир прекрасно понял, что Будудрин в действительности дипломатически выразил недоверие ему самому, однако не рассердился, поскольку обвинение не являлось прямым, но он не знал главного, он не знал о тяжелом сундуке и о желании Будудрина вдобавок к вознаграждению за девушку завладеть в недалеком будущем гораздо более значительными сокровищами, которые, как он полагал, хранились под тяжелой дубовой крышкой.
Поднявшись в полный рост, Мюда Саффир и Будудрин направились по берегу к маленькому туземному каноэ, на котором раджа прибыл на встречу. Вскоре они оказались вне пределов слышимости, и Синг не мог больше разобрать ни слова, но и услышанного было достаточно, чтобы укрепить подозрения, давно зародившиеся в душе китайца.
В тот день он не стал ловить птиц, опасаясь быть замеченным стоявшими на берегу Мюда Саффиром и Будудрином, которые могли заподозрить, что он слышал их разговор. Хорошо разбираясь в малайцах, мудрый Синг Ли отдавал себе отчет в том, что те разбираются в китайцах ничуть не хуже, поэтому он тихо пережидал в укрытии, когда уберется Саффир и вернется в лагерь Будудрин.
Даже когда те исчезли из виду, осторожный Синг Ли еще долго оставался на берегу. И перед самым уходом заметил нечто, несказанно удивившее его…
Профессор Максон и фон Хорн стояли над одним из шести контейнеров, установленных в два ряда вдоль стен лаборатории. В тот день профессор пребывал в более благодушном настроении, чем обычно, и их разговор вновь приобрел нотки непринужденности, характерной для первого месяца их знакомства в Сингапуре.
— А как быть с теми, первыми, которые столь уродливы? — поинтересовался фон Хорн. — Вы не можете привезти их в цивилизованный мир, но и оставить их здесь, на этом острове, тоже не годится. Что вы решите?
Профессор Максон на мгновение замолчал.
— Я не особенно задумывался над этим, — сказал он наконец. — Они — издержки моей великой работы. К сожалению, они такие, какие есть, но без них я никогда не дошел бы до того совершенства, которое, как я уверен, мы получим здесь.
И он ласково похлопал по тяжелой стеклянной крышке контейнера, рядом с которым стоял.
— И это только начало, — продолжал он. — Отныне ошибок больше не будет, хотя я и сомневаюсь, сможем ли мы когда-нибудь улучшить то, что так быстро формируется здесь.
Его длинная худощавая рука снова ласково коснулась походящего на гроб контейнера, в изголовье которого была прикреплена табличка с надписью «НОМЕР ТРИНАДЦАТЬ».
— Но остальные, профессор! — не унимался фон Хорн. — С ними нужно решать. От них одни неприятности, причем немалые. Вчера Номер Пять захотел получить бананы, которые я дал Номеру Семь. Я попытался урезонить его, но, как вам известно, он умственно неразвит, даже слушать меня не стал и набросился на Номер Семь, чтобы отнять желанное лакомство. Разыгралось жесточайшее побоище, посрамившее бы двух бенгальских тигров. Номер Двенадцать послушен и смышлен. С его помощью и с помощью хлыста мне удалось разнять их прежде, чем они прикончили друг друга. Ваша самая большая ошибка состоит в том, 'что вы сосредоточились прежде на физическом совершенстве своих питомцев. Вы перестарались, и в итоге «двор тайн» населен дюжиной животных, обладающих страшной силой, но с мозгами, которых едва хватило бы на три особи.
— Они такие, какие есть, — ответил профессор. — Я сделаю для них все, что смогу. А когда меня здесь не будет, им придется позаботиться о себе самим. Иного выхода я не вижу.
— То, что вы им дали, можно взять обратно, — тихим голосом сказал фон Хорн.
Профессор Максон вздрогнул. Те три страшных дня, проведенных в лаборатории в Итаке, наполнили его память отвратительными подробностями, которые в течение многих месяцев он пытался забыть. Жесточайшие душевные страдания изменили его, изменили настолько, что временами он даже боялся за собственный рассудок.
— Нет, нет! — запротестовал он. — Это было бы убийство. Они же…
— Они ничто, — прервал его фон Хорн. — Это не люди и даже не животные. Они уродливые бездушные существа. Вы не имеете права позволить им жить дольше, чем это необходимо для доказательства вашей теории. Об их существовании не знает никто, кроме нас, и никто не узнает о том, что их не стало. Это нужно сделать. Они представляют для всех нас постоянно растущую опасность, но более всего — для вашей дочери.
В глазах профессора появилось хитрое выражение.
— Понимаю, — сказал он. — Вам необходим прецедент, чтобы потом избавиться от всех, даже тех, кто не урод и не зверь, даже от этого верха совершенства. — И он снова прикоснулся к контейнеру. — Таким образом вы задумали устранить со своего пути всех соперников. Ну уж нет! — голос его сделался визгливым. — Я не пойду ни на какие компромиссы. Ничто не заставит меня отказаться от принятого решения. Каким бы он ни получился, он непременно женится на моей дочери!
Достигнув кульминационного пункта своей речи, профессор приподнялся на цыпочки, занес высоко над головой сжатый кулак, а когда громогласно изрек последнюю фразу, сопроводил заключительное слово ударом кулака по стоявшему перед ним контейнеру; В его глазах полыхало пламя необузданного безумия.
Фон Хорн, хотя и был не из робкого десятка, растерялся при виде маниакальной злобы своего старшего коллеги и попятился. Спорить было бесполезно. Повернувшись, он покинул лабораторию.
Синг Ли явился в лагерь с опозданием. Вернувшись затемно с неудавшейся охоты, он уклонился от объяснений причины столь позднего ужина. После еды Вирджиния стала разыскивать его, но китаец снова куда-то пропал.
И лишь когда лагерь погрузился в сонную тишину, Синг Ли появился вновь и крадучись, с загадочным видом двинулся под покровом безлунной ночи к двери лаборатории. Как ему удалось проникнуть внутрь, об этом знает лишь Синг Ли, но только спустя мгновение в лаборатории раздался приглушенный звон разбитого стекла, и китаец выскользнул наружу, снова запер дверь и засеменил к своему жилищу, расположенному поблизости. Но спешил он напрасно — кроме него самого, никто не слышал звука, раздавшегося в лаборатории.
Наутро следующего дня, когда профессор Максон и фон Хорн вошли в лабораторию, было около девяти. Едва переступив порог, пожилой ученый в ужасе всплеснул руками. Контейнер № 13 лежал на полу, стеклянная крышка была разбита, а по циновке расползлось липкое коричневое вещество. Профессор Максон закрыл лицо руками.
— Боже! — вырвалось у него. — Все пропало. Еще каких-нибудь три дня и…
— Глядите! — воскликнул фон Хорн. — Еще не все пропало.
Профессор с усилием поднял глаза и его взору предстал красавец-гигант, воплощение физического совершенства, сидящий в дальнем углу комнаты. Существо глядело вокруг себя затуманенным, ничего не понимающим взглядом. На его умном лице был написан немой вопрос. Шагнув вперед, профессор Максон взял его за руку.
— Пойдем, — сказал он и повел его к маленькой комнате, примыкавшей к центральной лаборатории. Гигант послушно последовал за ним, блуждая взглядом по помещению. На его красивом лице застыло беспомощное выражение. Фон Хорн отправился к себе.
Вирджиния, покинутая всеми, даже верным Сингом, который, наверстывая упущенное за предыдущий день, вновь отправился на берег ловить птиц, чувствовала себя не в своей тарелке из-за вынужденного безделья и одиночества. Какое-то время она бродила по замкнутому сектору, отведенному для белых, но вскоре ей это наскучило, и она решила выйти за ограду, чего раньше никогда не делала, разве что в сопровождении фон Хорна, ибо и он, и ее отец категорически запретили ей отлучаться с территории лагеря.
— Что там может быть страшного? — подумала она. — Мы же знаем, что, кроме нас, на острове нет ни души, как нет и хищных зверей. И вообще, всем как будто безразлично, что со мной будет, вот разве только… разве только… хотелось бы знать, ему безразлично или нет? Интересно, обрадует ли это меня или нет. О, Господи, разобраться бы наконец в себе…
