Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему - Ашар Амеде (книги бесплатно читать без TXT) 📗
— Превосходно! — ответил Рено. — Но как же ты справился со страхом, который тебя пожирал?..
— Пожирал — слабо сказано, — прервал его Каркефу. Он меня убивал!
— Ладно, пусть убивал. Но как же ты совладал с этим страхом? Откуда взялась эта смелость, которая заставила тебя среди ночи, в овраге, без чьей-либо помощи сразиться со ста ей волков?
— Все очень просто. Когда мне грозит смертельная опасность, я так пугаюсь, что очертя голову, бросаюсь впереди нее, чтобы её не видеть…
— В твоем объяснении недостает логики. Подумай немного, пожалуйста.
— Господин маркиз, я не философ, я трус.
Сказав это, Каркефу не собирался рассыпаться в объяснениях: он был трусом, трусом и остался.
— Что ж, — сказал Рено. — Я избавляю тебя от этого недостатка и сделаю тебя смелым человеком, не смотря ни на что.
— Ну уж дудки! — ответил Каркефу. — Вам легче будет превратить черную овцу в белого ягненка.
— Вот увидишь, — пообещал Рено.
И оттого, что Каркефу усомнился в его заверениях, и потому еще, что скучал Рено без ссор с Арманом-Луи, г-н де Шофонтен выбрал отныне ближайшим своим противником почтенного Каркефу, хотя тот был истинным католиком.
Даже профессиональный математик, который обедает только уравнениями, а ужинает только логарифмами, не мог бы подсчитать количество ударов, тумаков, подзатыльников и пощечин, которыми они обменялись за шесть последующих месяцев. Когда они ездили, один следовал по полянам за другим; уезжали они чистыми, возвращались вымазанными в грязи; у Каркефу кулаки были тяжелы, как чугун, а мускулы Рено были стальными. Исчерпав запас сил и выносливости, сын оружейного мастера заканчивал тем, что сдавался дворянину; но из упрямства, будучи побежденным, на следующий день он снова лез на рожон.
— Это не оттого, что я смелый, — упорно при этом повторял он, — но постольку, поскольку вы занялись моим воспитанием, я обязан засвидетельствовать вам мою признательность. Однажды вечером он чуть не сломал позвоночник, упав после броска Рено на речные камни, но Рено, напуганный криками Каркефу, успел протянуть ему руку.
Каркефу уже вскочил на ноги.
— Господин маркиз, я обожаю вас, — сказал он. — Не убивайте меня больше — вы уже почти избавили меня от моего недостатка.
Смягчившись, Рено обнял Каркефу.
— Отчего ты не гугенот?! — воскликнул он. — Я с таким удовольствием обратил бы тебя в католика!
В окрестностях Гранд-Фортель и в самом деле воцарились покой и счастье. Арман-Луи каждый день находил все больше благосклонности и пленительного очарования у м-ль де Сувини. Ему казалось, что ни одна девушка на свете не обладала такой чарующей улыбкой, таким лучезарным взглядом, та кой удивительной гармонией разума и доброты.
Арман-Луи был благодарен судьбе за то, что вырос в доме, где по счастливой случайности должна была найти приют юность и красота Адриен.
Рено тем временем вострил оружие против Каркефу, которого он благоговейно и добросовестно колотил каждое утро, после чего отправлялся на охоту и рыбалку. По вечерам он на носил дружеский визит своему приятелю, который занимался тем, что любовался м-ль де Сувини, которая прогуливалась по дому.
— Ах, как прекрасна жизнь! — говорил Арман-Луи.
— Да, конечно, — отвечал Рено, вздыхая.
Он смотрел, как в мрачнеющей синеве неба исчезал один за другим косяк перелетных птиц.
— Какое все-таки это счастье — жить в этих дивных краях! — снова восторженно отозвался Арман-Луи. — Тебе не кажется, что здесь есть все, о чем только можно мечтать?
Однако в один прекрасный день Рено, топнув ногой, заявил: — И все-таки здесь нам кое-чего не хватает… Как раз чего-то такого, о чем можно только мечтать!
— Да?! Чего же?
— Нам не хватает приключений!
5. Человек с красным крестом
Между тем, однажды дождливым вечером группа всадников постучалась в ворота Гранд-Фортель, прося убежища от непогоды. Г-н де Шарней встретил их на пороге дома и отдал распоряжения отвести лошадей на конюшню, а всадников — в большой зал замка.
Четверть часа спустя у животных уже были высокие, до брюха, подстилки, а чужестранцы сидели вокруг стола, который ломился под тяжестью мясных блюд и кувшинов с напитками. Верховодил этими людьми красивый молодой человек, на вид которому было лет двадцать семь-двадцать восемь. Все на нем было из бархата, кроме камзола, сшитого из кожи. Гарды его шпаги и кинжала, великолепной работы, сверкали золотом и серебром. Массивные кольца золотой цепи лежали на груди, металлические шпоры позвякивали на сапогах. У него был внушительный вид, дерзкий сверкающий взгляд, надменное и суровое лицо, высокий лоб, подвижные брови, вырази тельная и властная линия рта, на голове — лес черных волос. Он говорил по-французски, но с каким-то странным акцентом. Время от времени его глаза останавливались на мадемуазель де Сувини.
Арман-Луи, в первый раз заметив это безмолвное внимание к девушке, поставил бокал на стол. Увидев во второй раз, нахмурил брови. Эти жесты Армана-Луи незнакомец в свою очередь не оставил без внимания. Вскоре он снова скользнул высокомерным взглядом по молодой девушке, а затем перевел его на Армана-Луи и улыбнулся.
Гость решительно не нравился г-ну де ла Герш.
Заканчивая трапезу, г-н де Шарней поднялся, держа в руке бокал, наполненный до краев, и заговорил, обращаясь к гостям:
— Господа, — сказал он, — добро пожаловать в мой дом! Двадцать замков нашей прекрасной Франции, несомненно, оказали бы вам более гостеприимный и щедрый прием, но более чистосердечного и искреннего радушия, думаю, не предложили бы вам ни а одном из них. Дом — ваш! Если вы проголодаетесь прикажите подать еду, если вас одолеет жажда — пейте, если вы устанете — отдыхайте. Почту за честь видеть вас у меня возможно дольше. Я — граф де Шарней. Я был доблестным солдатом и воевал под знаменами прославленного, ныне покойного Генриха Четвертого. А вот это моя родственница — мадемуазель де Сувини…
— А, это мадемуазель де Сувини! — тихо, со странным акцентом, повторил имя представленной ему девушки незнакомец, более внимательно приглядываясь к ней.
— А это мой внук, граф Арман-Луи де ла Герш — дворянин, готовый так же отстаивать честь французского оружия, как и его отец, скончавшийся на королевской службе.
Г-н де Шарней поднял бокал и осушил его до последней капли.
Незнакомец последовал его примеру, не сказав ни слова.
— Если какие-то причины не позволяют вам открыть нам ваше имя, — продолжал хозяин замка, — можете быть спокойны: пока я жив, оно никогда не будет упомянуто в числе визитеров замка Гранд-Фортель.
Незнакомец встал и наконец заговорил, не снимая маски высокомерия со своего лица:
— Я вовсе не намерен скрывать своего имени. Да и за чем? Оно не из тех, что опасаются произносить вслух, тем более, что вряд ли кто сможет потягаться с ним в славе и известности! Я — Годфруа Анри, граф де Паппенхейм.
Г-н де Шарней поклонился в ответ.
— Вы — представитель того знаменитого дома, в котором из поколения в поколение наследуется высокое звание маршала Германской империи?! — воскликнул он.
— О, я вижу вы наслышаны о знаменитых домах Европы! Теперь единственным представителем Паппенхеймов являюсь я. Через Францию я возвращаюсь в Германию, потому что мой долг зовет меня на войну, которая вновь началась там.
— Снова война? — удивился г-н де Шарней.
— Ее развязали те, кто претендует на религиозную ре форму. Эти люди поднимают отряды, нанимают военачальников, укрепляют города и свои замки, собирают оружие — и все это делается так, как будто речь идет о вторжении иноземцев. Мятежные князья, протестанты, хотят скинуть с трона моего славного властителя — императора Фердинанда. Бог и Святая Дева помогут нам разбить их армии, мы разнесем их укрепленные города, убьем вождей и расширим наши владения за счет нечестивцев.
— Я — гугенот! — медленно и членораздельно сказал г-н де Шарней.
