Каперский патент (ЛП) - О'Брайан Патрик (книги .TXT) 📗
Они изумляли Софи, а поскольку она несколько раз открыто и искренне поблагодарила их за доброту к детям, то они не злились на ее добродетель. Город и в самом деле ее восхищал. Всегда что-нибудь происходило, и если бы она не взялась помочь юному мистеру Стэндишу с бухгалтерией, то вряд ли бы отошла от широкого эркера, из которого виднелась вся набережная, верфи, движение судов и вся бухта. Словно королевская ложа в бесконечном спектакле.
Главным событием вечера стало явление кареты «Уильямса». Экипаж изначально предназначался для испанского генерал-капитана Гватемалы, его щедро украсили, дабы произвести впечатление на аборигенов тех краев. Но шелмерстонский приватир захватил его в качестве трофея во время Семилетней войны и лет пятьдесят назад отдал хозяину гостиницы в счет погашения долга.
Создатели экипажа рассчитывали на шесть или восемь мулов, но сейчас, в тех редких случаях, когда каретой пользовались, ее тянули четыре удивленных фермерских лошади из Старого Шелмерстона. Прямо сейчас, протащившись под аркой конного двора, они рассудительной рысью шли в сторону верфи Болтера в сопровождении городской ребятни, восторженно вопившей по обеим сторонам. Софи поспешила наверх, чтобы надеть платье из муслина с цветочным узором.
Грядущее восстановление Джека Обри в списках уже некоторое время было на флоте секретом Полишинеля. Джек больше не отклонял приглашения — наоборот, развлекал огромные собрания старых друзей, до предела напрягая ресурсы гостиницы, и с удовольствием ждал обеда у адмирала Расселла.
— Сожалею лишь об одном, — признался он, пока карета катилась по мощеной дороге за Аллакомбом, — что Стивен не с нами. Адмирал пригласил нового главного врача флота. Они бы замечательно сошлись.
— Бедный наш Стивен, — покачала головой Софи. — Думаю, он уже в Швеции.
— Думаю, да, если путешествие оказалось удачным.
Они мрачно посмотрели друг на друга и больше ни слова не произнесли, пока экипаж не повернул к воротам адмирала.
Путешествие Стивена оказалось неудачным. На самом деле к этому времени он и на тридцать миль не продвинулся в сторону Стокгольма. Даже к тому моменту, когда «Сюрприз» через два дня вышел в море, «Леопард» с новым рулем и фальшкилем едва потерял из виду церковь в Мантоне.
После нескольких дней ожидания особого смысла ехать на север по суше уже не было — пакетбот так не догонишь. Так что он остался в городе, поселившись в «Физерс» и проводя большую часть времени со своим другом, отцом Хитом. Как Стивен сам себе признавался, он не возражал против того, чтобы его задержало кораблекрушение, Божья воля или что угодно вне его власти. К тому же он с радостью поближе познакомился с турухтанами.
Он их довольно часто видел пролетающими над заливами Средиземного моря во время миграции — довольно скучные птицы. Но сейчас Хит день за днем показывал ему из своих укрытий для наблюдения за птицами десятки и даже сотни самцов турухтанов во всем великолепии брачного оперения — танцующих, трепещущих и дерущихся друг с другом, демонстрируя исключительное разнообразие выкрутасов в ритуальных поединках в очевидном состоянии неугасимого сексуального возбуждения.
— Могучий инстинкт, Мэтьюрин, мне кажется, — прокомментировал мистер Хит.
— Действительно могучий, сэр. Очень могучий.
Инстинкт самок, пусть, разумеется, и не такой зрелищный, возможно, оказался еще сильнее. Несмотря на полное пренебрежение со стороны самцов, усилия хищников (чья жизнь зависит от собственной эффективности) и временами совершенно отвратительной погоды, Стивен и Хит увидели, как три храбрых птицы вывели всю кладку, в то время как у четвертой птенцы начали проклевываться, как раз, когда прибежал посыльный (мальчишка из хора) и сообщил, что «Леопард» выходит с верфи.
«Леопардовцы» несколько улучшили манеры при дальнейшем знакомстве. Частично потому, что после того как судно отбуксировали из гавани, славный брамсельный ветер наполнил паруса и понес его со скоростью в шесть и даже семь узлов — прекрасный ход в нынешнем состоянии. Даже у угрюмого мистера Роука улучшилось настроение. Частично потому, что моряк-инвалид, некогда матрос на «Боадицее», а теперь работник верфи в Мантоне, узнал доктора Мэтьюрина. В то же самое время широкий кусок парусины, прибитый к его рундуку с временным указанием «С. Мэтьюрин, пассажир до Стокгольма», слетел, когда багаж снова поднимали на борт. При этом обнажился список кораблей, на которых он служил, написанный по обычаю флота спереди и перечеркнутый ярко-красной чертой после каждого назначения.
Стивен замечал, что мореплаватели, в целом довольно доверчивый и неосведомленный о большом мире народ, в самый неподходящий момент обычно оказывались проницательными, подозрительными и опасливыми. Но такое независимое двойное свидетельство оказалось неопровержимым, и во время обеда в первый день плавания мистер Роук после всеобщего молчания поинтересовался:
— Так кажется, вы были «леопардовцем», сэр?
— Именно так.
— А почему вы нам об этом не сказали, когда поднялись на борт?
— Вы не спрашивали.
— Он не хотел хвастаться, — заметил казначей.
Эту мысль обдумали, а потом хирург уточнил:
— Вы, должно быть, доктор Мэтьюрин, автор трактата «О болезнях моряков».
Стивен кивнул. Казначей вздохнул, покачал головой и заметил, что в этом вся суть Комитета. Дают письменное распоряжение «Примите такого-то на борт до Стокгольма, снабжение только продовольствием», и ни слова о его достоинствах. Будь мистер Агамемноном или Навуходоносором, они бы так и не узнали:
— Мы думали, что вы обычный предприниматель, отправляетесь на Балтику по делам, как эти господа, — указал он на торговцев, уставившихся в грязную скатерть.
— Рискну предположить, что судно все еще было боевым кораблем, когда вы на нем служили? — спросил Роук.
— Последнее плавание как пятидесятипушечного корабля. «Леопард» потопил «Ваакзамхейд», голландский семидесятичетырехпушечник, в высоких южных широтах. Не слишком известный бой — в тех водах не остается ни обломков, ни пленных. Кажется, о нем и официального объявления не было.
— Расскажите же нам об этом, доктор, будьте добры! — попросил Роук, его лицо засияло светом отраженной славы, а другие моряки придвинули стулья поближе. — Как пятидесятипушечный корабль потопил семидесятичетырехпушечник!
— Вы должны понимать, что я провел весь бой внизу, и, хотя слышал орудийную стрельбу, но ничего не видел. Поведать могу только то, о чем мне рассказали участники боя.
Все равно. Собравшиеся слушали жадно, выпрашивая точные детали, прося повторить отдельные эпизоды так, чтобы полностью их понять. «Леопард», хотя и далекий от времен своей славы, все еще оставался их судном. В этом заключался смысл. Они вежливо слушали рассказ о последних подвигах Джека Обри и тоже негодовали по поводу плохого обращения с ним, но все это будто в другом измерении и очень далеко. Значение имел только «Леопард», только «Леопард» оставался реальным.
Следующие несколько дней Стивен рассказывал эту историю или отдельные эпизоды из нее снова и снова. Иногда в капитанской каюте, куда его приглашали на обед, и где он мог точно указать места установки ретирадных пушек (следы от колес все еще виднелись). Иногда на квартердеке, и слушатели сразу его поправляли, если он менял эпитеты или порядок. И все это время ветер держался, неся их на норд-норд-ост так быстро, как стоило пожелать. Быстрее, чем Стивен на самом деле желал. С дрогнувшим сердцем он заметил первых северных птиц — гаг над Скагерраком.
Мягко задувший с веста ветер провел их через Каттегат и Бельт. Ни одной задержки, пока сломавшаяся фор-стеньга не задержала их немного к норду от Готланда. С этого момента продвижение стало медленным, и они лишились надежды на отличное плавание. Как результат — масса проклятий и раздражения. Но для Стивена путешествие не могло оказаться слишком медленным. Часы медлительности принесли облегчение от постоянного растущего напряжения.
