Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович (читать книги регистрация txt) 📗
Действие уже началось, когда, заняв место, Вандаловская взяла соседа за руку.
– Вы дрожите. Что с вами?
– Пустяки… Это, кажется, тот старик, который привез меня в город.
Вечер для обоих был испорчен. Нахлынули воспоминания. И только в номере Татьяна Александровна, разливая чай, сказала:
– Нужно бы в постель, но у меня дурные нервы. Расскажите что-нибудь о себе.
– А что рассказать?
– Ну, как вы жили после этой истории с арканом. Ведь вы, говорят, были совсем первобытным парнем, сибирским медвежонком. – Она устало опустилась на кровать.
– Я и теперь люблю тайгу. А как я жил? Долгая песня. Сначала я попал на металлический завод, но проработал недолго. В декабре семнадцатого года дрался с юнкерами, а затем бил Колчака и Врангеля. В двадцать втором снова поступил на завод, но тут республика заговорила о золоте… Как видите, Митрофан Наганюк не зря указал мне Улентуй.
Татьяна Александровна вздохнула, закурила папиросу.
– Люблю сибиряков, – начала она. – За границей я ревела от тоски по нашим лесам и хребтам, хотя вообще-то не плакса… Особенно тянул Байкал. Ведь я выросла на Енисее и Ангаре…
Чай пили молча, курили. Глаза встречались в немом вопросе. Обоим хотелось узнать больше друг о друге, но разговор не ладился. Что-то оставалось недосказанным. Что-то ждало своих сроков.
– Пора всхрапнуть, – поднялся директор.
Вандаловская взглянула в окно. Над постройками желтком куриного яйца поднималась луна. На крышах голубели снега.
Гурьян разделся и, взяв газету, лег в постель. Но прочитанное осмысливал плохо. Он закрывал глаза и сквозь желтую, падающую на стол лунную тень видел одряхлевшее разбойничье лицо Митрофана, а рядом с ним улыбающееся – Вандаловской.
Директор выключил свет и повернулся к стене. Не помогло и это. Он поднялся и закурил, а затем откупорил бутылку коньяка, которую припас домой, и отхлебнул прямо из горлышка.
Город обволакивал серебристый туман. Напротив, с пожарной каланчи, мерцали фонари. Почувствовав головокружение, Гурьян снова лег, натянув на голову одеяло, пахнущее карболкой. Но под кроватью заскребла и пискнула мышь. Директор протянул около стены руку и провел по холодному полу. Через минуту мышь зашумела бумагами в другом углу, и Гурьян снова поднялся. Брезгливо сплюнув, он натянул брюки и подошел к залепленному снегом окну. Светло, – понял это, увидев террасу соседнего дома.
«Нервы… вот мерзость», – думал Гурьян, выходя из гостиницы. Влево, пересекая улицу, вздымались корпуса механического завода «Главзолото». Завод вырабатывал детали к агрегатам драг и обогатительных фабрик. Сквозь решетчатые окна с двух этажей зеленоватыми глазами смотрели на город многочисленные огни.
По улицам кружил снежную труху резкий ветер. Он шало разносил по пробуждающемуся городу лязг железа, грохот механических двигателей и стук колес курсирующего между цехами небольшого паровоза с двумя вагонами.
Завод жил и ночью. Гурьян взял пропуск в будке и прошел в сталелитейный цех. Он задержался в отделении механических конструкций. Здесь заступила на работу утренняя смена. Десятки универсальных заграничных станков останавливались поочередно. Грохот замирал, но усиливался разговор.
Около огромной детали, похожей на лестницу, столпились рабочие. Один конец этого чудовищного сооружения поднимался конусом к потолку.
– Что это? – спросил Гурьян у старика с острой сивой бородой, заметно любуясь многотонной махиной.
– Это черпанная рама, или, по-иному говоря, агрегат № 4. – Старик, видимо, гордился тем, что является участником сооружения столь громоздкого и важного. – Без этой оказии ни одна драга недействительна, – продолжал он. – Помаялись с ней, дай бог умному. Сорок инженеров над чертежами потели, а мы железа попортили вагоны. А все же добились. Первую раму год клепали, а шестую отстукали в один месяц. Вот чем пахнет практика и заграничные ставки. Около тридцати тонн тянет игрушечка-то.
– Нам скоро понадобятся такие штуки, – сказал Гурьян, когда старик запыхтел носогрейкой.
– А вы откуда будете?
– Я директор Улентуя. У себя мы тоже будем строить ремонтные мастерские. Нет ли у вас свободных мастеров? Мне бы подошли всякие.
– О-о! Чего захотел. В тайгу у нас мало охотников, милок…
Не сманишь…
– Я и не собираюсь, – осердился Гурьян и поспешно вышел из цеха.
Ему нужно было осмотреть на станции грузы для Улентуя. Взяв извозчика, директор привалился к облучку и посмотрел на реку.
По ней густо шла шуга. Ниже города льдины вздымались дыбом, образуя по заберегам торосы. Но фарватер бешено боролся и стирал лед в кашу. На другом берегу в маленькой гавани стоял на парах дежурный теплоход. Ангара вставала, грозя обычным здесь наводнением.
«А что, если наши грузы еще не выброшены из города», – подумал директор. Он взглянул на мост и заторопил извозчика.
На средине сгрудились автомашины, подводы и люди. Около будки ожидали рабочие с канатами и баграми. Они готовились снимать среднее звено моста и поглядывали на тяжелые проржавленные цепи якорей, которые натужно дрожали и гудели, разрезая наплывающие льдины.
Проверив накладные, Гурьян поторопился возвратиться в город. Но около хлебного магазина, где стояла очередь, директор бросил руку на плечо извозчика.
– Стой, парень!
Он заметил вчерашнего оборванца, подплясывающего от озноба, и направился к нему. На закопченной бороде старика болтались ледяные сосульки. Подняв выцветшие глаза, нищий попятился и запнулся о ступеньку крыльца.
– Узнаешь? – спросил Гурьян, осматривая рубище Митрофана. Тот тряхнул головой.
– Хошь убей – не помню. Подай, гражданин, на хлеб. – Рука нищего протянулась, к директору. – Не оставь, добрый товарищ.
У Гурьяна больно застучало сердце, губы искривились. «Какой ветошью стал ты, которого я боялся когда-то и считал героем», – подумал он.
– Нарыкова помнишь?
Старик зашлепал губами, оглянул оленью парку и развел руками.
– Стой, стой, сынок…
– Самородок мы еще нашли… в семнадцатом году…
– Гурьян! Свящик! – вырвалось у старика.
Глаза Митрофана расширились, подернулись мутью.
Он скрипнул палкой о снег и, покорно опустив голову, тихо сказал:
– В тюрьму, что ли, потащишь меня? Вали, там хоть отдохну в тепле и зароют бесплатно.
У Гурьяна подступили к горлу спазмы. Ночью он долго думал о старике, смутно надеясь получить от него ценные сведения по золотодобыче. Но сейчас эту мысль вытеснило простое человеческое чувство.
– Ах ты, чудак! Зачем ты нужен кому-то… Поедем, я отогрею тебя коньячишком. Видишь, до чего дожился.
Митрофан покорно пошел за директором. Он долго поднимал ноги через грядку кошевки и уже не старался рассматривать старого свящика.
Жители гостиницы с недоумением останавливались в коридоре, когда, стуча посохом, Митрофан прошел за директором в номер.
Гурьян бросил на стол рыжий портфель и подставил Митрофану стул. И опять чувство брезгливости и жалости закралось в сердце директора.
– Выпьешь? – спросил он, оттыкая бутылку.
– А ты не шутишь? – Старик оборвал с бороды ледяшку и открыл беззубый рот. – Значит, квиты? Ах, сынок!
– Противно, что ты так закончил, но старое не поминают. Пей, да расскажи, что с тобой тогда стряслось.
У Митрофана сверкнули слезы. В теплом помещении дрожь в его теле усилилась и руки не могли удержать стакана. Гурьяя поднес к облупившимся губам старика лафитник и вылил коньяк в рот.
– Эх, не доумился ты поискать нашу настоящую дорогу и простукал жизнь в карты.
– Верно… До самой могилы верно…
Митрофан опустил голову, пожевал губами.
– Дозволь закурить, сынок?
Гурьян протянул ему папиросы.
– Вали. Только лучше бы закусил сначала. Вот колбаса, хлеб.
– Это нам лишнее.
Старик тупо уставился глазами в пол, заметно опьянел. Гурьян резал хлеб.
– Слыхал про Улентуй-то? – спросил он, коверкая в зубах мундштук папиросы.
– Ать? Ты подсядь поближе. Ухо у меня стало фальшивить.
