Булатный перстень - Плещеева Дарья (читаем книги онлайн txt) 📗

— Это еще что такое? — закричала Настасья. — Видеть кровищу не могу! Да уведите вы ее, христа ради! Пусть у кого другого полотенца пачкает!

— Грех тебе, Настасья, — укорила бойкая мещанка. — Ее к тебе Андрей Федорович послал, а ты?

— Да она ж рожать собралась! — догадалась толстуха. — Со мной так же было!

— Рожать — этого недоставало! Да что же, метлой вас из сада гнать? Сидели, беседовали душеспасительно, а тут вы с какой-то девкой брюхатой… Сил моих нет!.. К себе забирайте!

— Да не доведем же!..

— А мое какое дело?!

На крыльце, что выходило в сад, появился хозяин дома. Был он в расстегнутом зеленом камзоле поверх грязной рубахи с закатанными рукавами, в штанах чуть за колено и турецких парчовых остроносых туфлях на босу ногу. Толстухины слова он услышал, и выводы сделал быстро.

— Так, — молвил он угрюмо. — Лопнуло мое терпение.

Подойдя к столу, он сгреб край скатерти в горсть, дернул — и все полетело на траву, толстуха еле увернулась от горячего сбитенника.

— Да ты очумел! — крикнула Настасья.

— Очумел, коли с тобой столько лет живу и до сих пор не выгнал, — отвечал он. — Собирай свое тряпье и выметайся к чертовой матери!

— Ты кого, ты меня гонишь?

— Тебя.

— Жену свою?

— Пошла вон, пока я тебя через забор не перекинул. К нам дитя в дом, а ты гонишь? Додумалась! Пошла, пошла, долго я твои затеи терпел… И вы убирайтесь, гостюшки дорогие.

Мещанки, что привели Поликсену, глядели на здоровенного хозяина с восторгом.

Первой опомнилась монахиня. Она выбежала из сада так, словно за ней собаки гнались. Толстуха и третья гостья, по виду — немолодая купеческая вдова, поспешили следом, не оборачиваясь.

— Ведите ее, — распорядился мужчина, — да осторожнее. Вот тут ступенечка чуть качается… за мной ступайте…

Он привел Поликсену и женщин в неприбранную спальню, сдернул с кровати несвежую простыню и вдруг оторвал от нее еще чистый край.

— Вот, утрите личико. Ты, сударыня, не бойся… Надо же — дитятко обидеть… Погоди, я сейчас… — Он быстро вышел, бойкая мещанка выскочила следом, а две ее подруги усадили Поликсену на кровать.

— Каково тебе? — спросили ее. — Промеж ног схватывает? Вот тут тянет, тут — давит? Спинка болит?

— Да… — прошептала Поликсена.

— Рожает… Ахти мне, рожает!

— А что Андрей Федорович сказал? Божий, божий человек!

— Он про мужа сказал!

— Ну, и муж появится во благовременье. Чай, ищет ее уже у всех соседок! Ну-ка, рассупоним ее, платье снимем… Потерпи, красавица… Это первый у тебя?..

— Ой, ой, матушки мои, что творит! — закричала, вернувшись, бойкая мещанка. — Сундук в окно вытолкнул! Сундук-то развалился! Платьица, туфельки в окошко летят! И шубка, и платочки!

— Ему обратно ее придется принять, жена все-таки. Ну-ка, Феклушка, беги живо за Карповной, скажи — первородка.

Поликсена, освобожденная от платья и уложенная, прислушивалась к себе. Боль была — но покамест еще терпимая. Вдруг вошел хозяин дома. Его пытались удержать в шесть рук, толковали о родах, до него насилу дошло, что мужчине этого видеть не положено.

— Так ведь замечательно! — сказал он. — Детки — это радость! Хоть чужое дитя в моем доме родится — и то счастье. А я его потом хоть нарисую.

Он выглянул в окно.

— Ну, слава те господи, узлы увязала и прочь плетется. Как гора с плеч. Ей-богу, долго терпел. Пусть живет, как знает, лишь бы от меня подальше.

— Иди, сударь, иди прочь! Нельзя тебе смотреть!

— Радость в дом, — сказал хозяин. — Жаль, ненадолго…

— Как знать, — загадочно произнесла бойкая мещанка. — Коли сам Андрей Федорович брюхатую девку в твой дом послал — неспроста это.

— Андрей Федорович? Та несчастная, что в мужском обличье по улицам бродит и под крышей не ночует? — спросил хозяин дома.

— Он самый.

— Она.

— Он. Коли так велит себя звать — стало быть, так и нужно. Он божий человек, ему виднее… да что ты, сударик, в дверях встал? Ступай, ступай, тут сейчас начнется! Да где ж Карповна? Ох, Митьку уведи! Вишь, паршивец, в угол забрался и глядит!

Хозяин дома взял мальчишку за руку и повел его с собой.

— Идем, идем, — говорил он. — Ты крокодила когда-либо видел?

— Нет.

— Я тебе крокодила покажу. И рыбу акулу на картинке. И глобус покажу, — обещал хозяин дома, — и астролябию! И разных рыб тебе нарисую, и кораблики — шхуны, фрегаты, бриги, и различать их научу…

— А пряника дашь? — спросил практически мыслящий Митька.

— И пряника дам. В саду по травке их много разлетелось, пойдем, соберем. Там и пастила лежит, ты какую любишь — яблочную, малиновую?

— А как тебя, дяденька, звать? — соблазненный пастилой Митька вспомнил о светском обхождении.

— Владимиром Данилычем меня звать. Ну, пошли в сад за пряниками. Сколько там есть — все твои.

Пока Митька ползал по траве, хозяин дома уселся на скамейку и задумался. Он столько лет прожил с бесплодной женой, что препятствий к разводу быть не должно — развод отнимет немало времени и денег, но состоится. Если пойти к отцу Амвросию, который лет пятнадцать, поди, прослужил судовым священником и флотских привечает, то будут разумные советы, как это дело уладить с наименьшими потерями. А потом — свобода и новая жизнь. Можно выписать наконец младшую сестру с детишками, поселить ее наверху, дом оживет — зазвенят смешные голосишки…

— Детки, — усмехаясь, сказал Новиков. И, словно в ответ, из спальни донесся крик.

— Что это, дяденька? — спросил Митька.

— Та девица, что вы привели, кричит — брюшко у нее болит.

— А я знаю! Она рожает! Мамка так же голосила, когда Феньку рожала!

— Экий ты грамотный…

Следующий крик заставил Новикова вскочить. Он и сам не знал, что так отзывчив на чужую боль.

— Эй, хозяин! — позвали его из-за угла. Он вышел и увидел бойкую мещанку и дородную тетку в тех годах, когда накоплены и сила, и разум, а до старости еще далеко. Эту тетку он знал — она так разругалась с Настасьей, что на их крики сам частный пристав прибежал.

— Иди в дом, Карповна, — сказал он, — заступай на вахту.

— А твоя дура где же?

— Нет ее. Ты вот что — ты там побудь, пока я не вернусь. Я заплачу. Дождись меня, ради бога. Я, может, к полуночи буду, а может, вовсе к рассвету. Что надобно — полотенца там, ну, я не знаю, — все бери. Ох, черт, я ж тряпье в окошко покидал…

— А твоя?

— Не придет, говорю. Делай, что надобно.

— Верно Андрей Федорович сказал! Сюда-то и следовало вести! — вмешалась мещанка. — Идем, матушка, идем. Там, поди, и котла с водой еще греть не поставили!

Поликсена опять закричала. Новиков кинулся к калитке и вдруг остановился — если бы он в таком виде побежал по улицам, непременно следом погнались бы десятские, связали и сдали в бешеный дом. Он поспешил обратно — хоть чулки натянуть и туфли обуть. Старые туфли стояли в кабинете, а вот чулки лежали в комоде, который был в спальне, а там женщины хлопотали над роженицей.

Моряк всегда найдет выход из положения. Новиков вошел в кабинет и достал из тайничка деньги. Потом он, взяв в сенях ту епанчу, которой укрывался частенько при ночной рыбалке, закутался и отправился в ближайшую лавку.

Там уже знали, как он вышвырнул из дому супругу.

— Твоя-то кричала — молодую девку завел, она к тебе с брюхом притащилась, — сказал приказчик, выдавая простые нитяные чулки и рубаху.

— Дура она. Дай-ка я тут у тебя и оденусь. Жаль, кафтана на мои телеса у тебя не найдется.

— Кафтана точно нет, а могу дать балахон, он чистый, потом вернешь.

— Белый, поди? — Новиков вовремя вспомнил, что предстоит ночная беготня. — Может, бурый есть? А лучше бы черный.

Вдруг приказчик расхохотался.

— На грех ты меня, сударик, навел! Ох, на грех!

— А что такое?

— Да у хозяина нашего какой-то женин дядька скончался, был дьяконом, оставил сундук с рухлядью. А там — подрясники старые, как раз твоей милости впору. Хозяйка хотела на тряпки пустить…