Ссылка - Самсонов Геннадий Федорович (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
– Вот видите, какие люди бывают среди нас, – Кудрявцев встал из?за стола и горячо заговорил, расхаживая по кабинету. Он долго и нудно объяснял Никите о роли учителя в политической жизни страны, о происках врагов, затесавшихся в ряды пролетариата и крестьянства, о трудностях в стране, которые на руку отдельным элементам.
Наконец, он выговорился, и довольный своим красноречием вернулся за стол.
– Так что у нас на тебя надежда. Надо остановить в школе разлагающее влияние бывшего директора. Если потребуется наша помощь, обращайтесь.
– Хорошо, согласился Никита, нетерпеливо поглядывая на настенные часы.
– На месте держи связь с партячейкой. И… – Тут Кудрявцев накинул очки на нос, – подумай о вступлении в партию. Расти надо.
– Я думал об этом, – как бы смущаясь ответил Никита. – но, боюсь, что еще не созрел.
– Ничего. – снисходительно бросил инструктор. – Это нам судить созрели вы или нет. Готовься.
Это звучало уже как приказ. Никита пожал плечами и стал теребить кепку. Кудрявцев заметил это, нехотя свернул беседу, пожелал гостю успехов в работе и попрощался. На этот раз он привстал со стула и протянул Никите руку. Тот пожал ее и поспешил из кабинета. За дверью Никита остановился, нахлобучил кепку и сплюнул: «Ну и демагог. Но пойдет далеко», – подумал он и стал спускаться к выходу. Надо было опять идти в исполком.
В приемной зав. РОНО Вера подала Никите две копии приказа о назначении и сказала:
– Никита Андреевич, один вам, а второй отдадите председателю сельсовета, Рябову Михаилу Васильевичу. Я звонила, вас будут ждать. – Она дружелюбно улыбнулась. Но моему он был очень рад, что вас назначили в его школу.
– Это хорошо. – Никита принял приказы от Веры, сложил их, сунул в нагрудный карман и пошутил. – А со мной бы поехала?
– Скажете тоже, – зарделась девушка и бросилась собирать бумаги.
Уже провожая Никиту глазами, она подумала. – «Ой, поехала бы, Никита, еще как бы поехала!» Вера мечтательно прикрыла глаза. Никита был предметом ее тайной влюбленности, хотя на взаимность она и не надеялась. Личная жизнь Веры не сложилась. Замуж она вышла рано, родила дочку, но муж оказался баламутом и бездельником. Злоупотреблял водочкой и не прочь был сбегать на сторону. Вера все это скрывала и тянула семью на себе.
Никита не подозревая о чувствах Веры к себе, прошел в бухгалтерию. Сумма подъемных его приятно удивила. Он рассчитывал на меньшее. Все дела были сделаны и Никита вышел на улицу.
На улице было тепло. Никита расстегнул пальто, стащил с головы кепку, поднял лицо к солнцу и с удовольствием чихнул. На сегодняшний день он был доволен жизнью, если бы не мучивший его вопрос – как помочь девушке, которая находится сейчас в Клавиной комнатке. Ничего в голову не шло, правда была одна мысль, но она казалась Никите настолько нереальной, что он всерьез ее не осмысливал. Так как для реализации этого нужны были метрики, и самое главное, согласие Анны. Никита с долей ничтожной вероятности допускал, что Анна согласится на этот вариант, но даже если у нее и есть подлинные документы, их предъявлять где?либо нельзя. Ее имя есть в списках ссыльных в милиции, хотя возможно и с пометкой – умерла. Но нет гарантии, что попадись в руки милиции подлинные документы Анны, она немедленно будет арестована. Подсознательно Никита понимал, что в этом случае по этапу загремит и он, и Клава, а может и еще кого по пути прихватят. О себе он думал меньше всего, а Клаву он считал необходимым оградить от возможных бед.
Никита шел к базару, занятый своими мыслями и внезапно вздрогнул, когда его дернули за рукав. Это была Клава.
– Ты что оглох, – смеялась она. – кричу?кричу, а ты как уши заткнул.
– Прости, задумался, – улыбнулся виновато Никита. – Ты откуда?
– С работы, что?нибудь купить надо. Баньку затопим, праздник устроим.
– С чего это праздник? – усмехнулся Никита.
– Как с чего? – Удивилась Клава. – Назначение твое отметим и еще кое?какой повод есть.
– Что еще за повод?
– Пойдем, – потянула за рукав Клава Никиту. – Присядем где?нибудь.
Никита с недоумением взглянул на сестру, но ничего не сказал и послушно последовал за ней. Они прошли в небольшой скверик и устроились на деревянной лавочке. Клака засунула руку в матерчатую сумку и вытащила оттуда блестящий черной кожи ридикюль с никелированными застежками. Никита удивленно взглянул на него. Такого ридикюля у Клавы он раньше не видел. Клава щелкнула застежками, достала из ридикюля сложенную в четверо бумагу и протянула ее брату.
– На, читай.
Никита прочитал бумагу, потом еще, и еще раз. Это была метрика на Полякову Анну Матвеевну с указанием места и даты рождения. Заверенная Сысольским сельсоветом республики Коми. Никита дрожащими руками сложил бумагу и осипшим от волнения голосом спросил:
– Откуда это у тебя?
– Откуда? – Переспросила Клава и задумалась, как бы не зная с чего начать. – В общем было это прошлой осенью. Я дежурила в больнице, когда позвонили с Усть?Виледи и сказали, что на пароходе, плывущем с Коми находится девушка в очень тяжелом состоянии. Мы с фельдшерицей Павлой Сергеевной выпросили лошадь с телегой у пожарников и поехали встречать пароход. Девушка была в бессознательном состоянии. Пока Павла Сергеевна делала ей уколы, ко мне подошла пожилая женщина, подала мне этот ридикюль и сказала, чтобы я сохранила его. Больная просила. Я спросила, знает ли она девушку. А женщина ответила, что не знает. Они плыли вместе. Знает только, что девушку зовут Анной Поляковой. Она себя плохо чувствовала, теряла сознание и очень просила сохранить ридикюль, мамин подарок. «Ты уж обязательно сохрани, – напутствовала меня женщина, – никого, похоже, у ней нет – памятью дорожит». Потом мы девушку с двумя пожарниками вынесли с парохода и погрузили на телегу. Когда подъезжали с больнице, девушке стало хуже и она умерла. Павла Сергеевна приказала сразу ехать к моргу. Там велела одежду с нее и вообще все, что есть при ней собрать и сжечь. Мы так и сделали. Тогда все боялись тифа. Только ридикюль я незаметно вытащила из за пазухи и сунула под крыльцо морга. Пожарникам Павла Сергеевна спирту дала, карболкой их обработала. Мы и сами продезинфицировались. А на утро девушку одели во все больничное и похоронили на кладбище. Меня тогда спрашивали: были ли при девушке какие?нибудь документы. А я побоялась рассказать про ридикюль, боялась, что и его сожгут, да и я могла бы с работы вылететь за то, что ослушалась Павлу Сергеевну и не все отдала. Разве я не права тут? Клава разгорячилась. – Ну, должна же остаться от человека хоть какая?то память! Что я не права? Никита промолчал, пережевывая услышанное. А Клава уже спокойней закончила, – в общем, промолчала я, а ридикюль не трогала. Может, и в самом деле думала, тиф у девушки был, так и похоронили ее. Я написала на досочке «Полякова Анна Матвеевна» и приколотила к кресту.
Потом снег выпал, я к крыльцу морга не подходила всю зиму и как?то не думала и ридикюле, а тут как раз случай такой с Аней, вот и достала его. Видишь, что получается, и имя, и возраст подходит,
– Да, – протянул Никита, напряженно осмысливая услышанное от сестры. – Ну?ка, что там еще есть? В ридикюле было несколько фотографий. На одной из них на стуле сидела молодая женщина с девочкой на коленях, а рядом стоял мужчина с короткими усиками, в шляпе. На второй – девочка уже, видно, постарше. Вот мужчина в оленьей дохе в ружьем в руках, девушка с букетом цветов.
– Это она? – спросил Никита.
– Похоже, – ответила Клава, – только тогда она была в очень плохом состоянии.
В ридикюле оказалась справка, выданная Поляковой Анне Матвеевне в том, что ее отец промысловый охотник Поляков Савватий Дмитриевич погиб в лесу при невыясненных обстоятельствах. Дата, подпись и печать сельсовета.
Здесь же в другом отделении ридикюля конверт с письмом. Письмо адресовалось Поляковой Анне Матвеевне и начиналось так: «Аня, здравствуй. Письмо твое с известием о смерти отца твоего Савватия Дмитриевича получила. Права была мать твоя, а моя сестра Варвара, царство ей небесное, что занятия охотой для твоего отца может когда?нибудь плохо кончиться. Еще я ему говорила два года назад, когда он с тобой уезжал куда?то на Север, чтобы бросал это занятие и тебя с собой не таскал. Не послушался меня и тебя теперь оставил совсем одну. Я совсем плоха, комната у меня крохотная, и тебе ничем помочь не в силах. Ты девушка взрослая и сможешь сама устроить себе судьбу. Не поминай лихом. Твоя тетка Манефа Кузьминична».
