Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 1 (худ. Клименко) - Дюма Александр (полные книги TXT) 📗
— Правда, ваше высочество, — сказал Рочестер, тоже кланяясь, — правда, что Парри — образец верного слуги. Но он уже немолод, а мы смеемся, только когда видим веселых людей. Разве старик может быть веселым?
— Довольно, милорд, — сказала Генриетта сухо. — Этот разговор мне неприятен.
Потом, словно говоря сама с собой, прибавила:
— Странно и непонятно, до чего друзья моего брата мало уважают его слуг!
— Ах, ваше высочество, — вскричал Бекингэм, — вы пронзили мое сердце кинжалом, выкованным вашими руками.
— Что значит эта фраза, составленная по образцу французских мадригалов? Я не понимаю ее.
— Она значит, ваше высочество, что вы сами, вы, добрая, снисходительная, милостивая, вы иногда смеялись — извините, я хотел сказать, улыбались, — слушая несвязную болтовню доброго Парри, за которого теперь вступаетесь так горячо.
— Милорд! Если я до такой степени забывалась, то вы напрасно напоминаете мне об этом, — отвечала леди Генриетта с досадой. — Добрый Парри, кажется, хочет говорить со мной. Рочестер, прошу вас, прикажите пристать к берегу.
Рочестер тотчас передал приказание принцессы; минуту спустя лодка остановилась.
— Сойдем на берег, — сказала Генриетта, ища руки Рочестера, хотя Бекингэм стоял ближе к ней и предлагал ей свою.
Рочестер, не скрывая своей гордости, которая поразила бедного Бекингэма прямо в сердце, провел принцессу по мостику, который гребцы перекинули с лодки на берег.
— Куда вы желаете идти, ваше высочество? — спросил Рочестер.
— Вы видите, милорд: к доброму Парри, который все блуждает, как говорил лорд Бекингэм. Он ищет меня глазами, ослабевшими от слез, пролитых над нашими несчастьями.
— Боже мой, — сказал Рочестер, — как ваше высочество печальны! Мы в самом деле кажемся вам смешными безумцами!
— Говорите за себя, милорд, — заметил Бекингэм с досадой. — Что касается меня, я до такой степени неприятен ее высочеству, что вовсе для нее не существую.
Ни Рочестер, ни принцесса не отвечали ему; Генриетта только ускорила шаги. Бекингэм остался позади и, воспользовавшись уединением, принялся грызть свой платок так беспощадно, что в три приема разорвал его в клочки.
— Парри, добрый Парри, — проговорила принцесса своим чарующим голосом, — поди сюда. Я вижу, что ты меня ищешь, я жду тебя.
— Ах, ваше высочество, — сказал Рочестер, — если Парри не видит вас, то человек, сопровождающий его, превосходный проводник для слепого. Посмотрите, какие у него огненные глаза: точно фонари маяка.
— Да, и они освещают прекрасное лицо воина, — отвечала принцесса, решившая противоречить каждому слову.
Рочестер поклонился.
— Это одна из тех мужественных физиономий, какие можно видеть только во Франции, — прибавила принцесса с настойчивостью женщины, уверенной в безнаказанности.
Рочестер и Бекингэм переглянулись, как бы спрашивая друг друга: «Что с ней сделалось?»
— Герцог Бекингэм, — бросила Генриетта, — узнайте, зачем пришел Парри. Ступайте!
Молодой человек принял это приказание как милость, ободрился и побежал навстречу Парри, который вместе с д’Артаньяном не спеша двигался по направлению к принцессе. Парри шел медленно потому, что был стар. Д’Артаньян шел медленно и с достоинством, как должен был идти д’Артаньян, владеющий третью миллиона, — то есть без чванства, но и без застенчивости. Когда Бекингэм, спешивший исполнить приказание принцессы, которая, пройдя несколько шагов, села на мраморную скамью, подошел к Парри, тот узнал его и сказал:
— Не угодно ли вам, милорд, исполнить желание его величества короля?
— Какое, господин Парри? — нахмурился молодой вельможа, немного смягчая тон в угоду принцессе.
— Его величество поручает вам представить этого господина ее высочеству леди Генриетте.
— Кого же? Кто этот господин? — спросил Бекингэм высокомерно.
Д’Артаньяна, как известно, легко было взбесить; тон герцога Бекингэма не понравился ему, он пристально взглянул на придворного, и две молнии сверкнули под его бровями. Однако он овладел собой и произнес спокойно:
— Я шевалье д’Артаньян, милорд.
— Извините, сударь, но я узнал только ваше имя, не более.
— Что это значит?
— Это значит, что я вас не знаю.
— Я счастливее вас, сударь, — сказал д’Артаньян. — Я имел честь знать ваше семейство и особенно покойного герцога Бекингэма, вашего знаменитого отца.
— Моего отца!.. Да, я начинаю припоминать… Вас зовут шевалье д’Артаньян?
Д’Артаньян поклонился.
— Может быть, вы один из тех французов, которые тайно сносились с моим отцом?
— Да, милорд, один из тех французов.
— Позвольте сказать вам, сударь: странно, что отец мой до самой смерти не слышал больше о вас.
— Это правда, но он слышал обо мне в минуту смерти. Я передал ему через камердинера королевы Анны Австрийской предупреждение о грозившей ему опасности; к несчастью, предупреждение явилось слишком поздно.
— Все равно, — кивнул Бекингэм, — теперь я понимаю. Вы хотели оказать услугу отцу и потому ищете покровительства сына.
— Во-первых, милорд, я не ищу ничьего покровительства, — отвечал д’Артаньян флегматично. — Его величество король Карл Второй, которому я имел счастье оказать некоторые услуги — надо вам сказать, что услуги королям — главное занятие всей моей жизни, — король Карл Второй, которому угодно быть ко мне милостивым, пожелал, чтобы я представился сестре его, принцессе Генриетте, так как впоследствии я могу быть ей полезен. Король знал, что вы теперь при ее высочестве, и послал меня к вам вместе с Парри. Вот и все. Я у вас ровно ничего не прошу, и если вам не угодно представить меня принцессе, то я, к моему прискорбию, обойдусь без вас и осмелюсь представиться сам.
— Надеюсь, — сказал Бекингэм, любивший, чтобы последнее слово оставалось за ним, — вы все же не откажетесь от объяснения, на которое вы сами вызвали меня?
— Я никогда не отказываюсь от объяснений, — отвечал д’Артаньян.
— Если вы находились в тайных сношениях с отцом моим, то должны знать некоторые подробности.
— Много времени прошло с тех пор, как кончились эти отношения, и вас тогда еще на свете не было. Не стоит тревожить старые воспоминания из-за нескольких несчастных брильянтовых подвесок, которые я получил из его рук и привез во Францию.
— Ах, сударь, — обрадовался Бекингэм, протягивая д’Артаньяну руку, — так это вы! Это вас так упорно искал отец мой! Вы многого могли ждать от нас!
— Ждать! Тут я мастер. Я всю жизнь свою ждал!
Между тем принцесса, которой наскучило дожидаться, пока незнакомец подойдет к ней, поднялась со скамьи и направилась к разговаривавшим.
— По крайней мере, — сказал Бекингэм д’Артаньяну, — вы недолго будете ждать услуги, которую требуете от меня.
Он повернулся и, поклонившись леди Генриетте, начал:
— Его величество король, брат ваш, желает, чтобы я представил вашему высочеству шевалье д’Артаньяна.
— Дабы вы имели, ваше высочество, в случае необходимости, твердую опору и верного друга, — прибавил Парри.
Д’Артаньян поклонился.
— Больше вам нечего сказать, Парри? — спросила принцесса старого слугу, улыбаясь д’Артаньяну.
— Король желает еще, чтобы вы, ваше высочество, свято сохранили в памяти имя и заслуги господина д’Артаньяна, которому его величество, как он сам изволит говорить, обязан своим возвращением в Англию.
Бекингэм, принцесса и Рочестер переглянулись с удивлением.
— Это тоже маленькая тайна, — сказал д’Артаньян, — и я, вероятно, не стану хвастать ею перед сыном короля Карла Второго, как я не хвастал, говоря с вами, герцог, брильянтовыми подвесками.
— Ваше высочество, — заметил Бекингэм, — шевалье во второй раз напоминает мне о происшествии, которое столь меня интересует, что я попрошу у вас позволения похитить господина д’Артаньяна на минуту и переговорить с ним наедине.
— Извольте, милорд, — отвечала принцесса, — но, смотрите, не удерживайте его долго и возвратите мне поскорее друга, столь преданного моему брату.
