Македонский Лев - Геммел Дэвид (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗

— Премного благодарен тебе. Мотак очень много для меня значит.

— Да, — согласился Аргон, расчесывая пальцами промасленную бороду, — хороших слуг найти нелегко. У меня у самого был фракийский телохранитель, замечательный парень, который угадывал каждое мое желание еще до того, как я понимал, что мне необходимо. Я никогда больше не встречал другого подобного ему.

— Что же случилось с ним? — спросил Парменион скорее из вежливости, чем из настоящего интереса.

— Он умер, — грустно ответил Аргон. — Он страдал от рака мозга — как и ты — но был человеком, который никогда не говорил о своих невзгодах, и когда о болезни стало известно, предотвратить его смерть было уже невозможно. Никогда не забывай, мой друг, принимать отвар сильфиума. Такие смерти больно видеть и еще хуже испытать самому. Должен признать, твой слуга нашел новое лекарство для тебя. Я бы использовал его и сам, но у меня уже и так неприятности с властями.

— Я думал, что это сильфиум поставил меня на ноги, — сказал Парменион.

— Так и было. Но сначала тебя нужно было привести в себя, чтобы ты смог его выпить. Он мудрый и смышленый малый. Если он когда-нибудь решит покинуть твою службу, то я бы с радостью нанял его.

— Да, да, но что он все-таки сделал?

— А ты не помнишь?

— К своему стыду, не помню, Аргон! Если бы я помнил, разве стал бы тебя спрашивать? — проворчал Парменион с растущим раздражением.

— Он привел к тебе в постель твою любимую шлюху: жрицу. Похоже, что воля к жизни значительно усиливается в мужчине, который возбужден к половому соитию.

— Нет, прошептал Парменион, — всё было не так. Это Дерая приходила ко мне.

Аргон выпрямился на скамье, его глаза выражали беспокойство. — Прости, Парменион, — проговорил он. — Я говорил неразумно. Спишем это на недосыпание и принятое вино. Возможно, это были две женщины — бесплотный дух Дераи и жрица во плоти.

Парменион едва слышал его. Ему снова виделась жрица в дверях, ее улыбка, аромат духов, гнев и печаль в ее глазах, и хлопнувшая дверь.

— Ты не думал, зачем убийцы пытались тебя умертвить? — спросил Аргон.

— Что? Нет, мотивы мне неизвестны. Может, грабители.

— Грабители без карманов и мешков? Не думаю. Однако мне пора. Я вернусь завтра, посмотреть рану Мотака и получить свою оплату за лечение.

— Да, благодарю тебя, — ответил Парменион отсутствующим тоном.

— И будь осторожен, друг мой. Кто бы не нанял этих людей, он всегда может нанять новых.

Через два дня Пармениона навестил старший офицер городского ополчения. Менидису было почти семьдесят лет и он пробыл солдатом больше полувека. Последние десять лет он возглавлял малый отряд ополченцев, действующий в городе, ответственный за патрулирование улиц после захода солнца и охрану городских ворот Фив.

— Эти люди были чужеземцами, — сказал Менидис, глядя на Пармениона острым взором из-под кустистых белых бровей. — Они вошли в город четыре дня назад, через Проитийские ворота. Сказали, что держат путь из Коринфа и интересуются закупкой фиванских коней. Думаю, на самом деле они явились из Спарты, — старик подождал, чтобы увидеть, какой эффект произведут его слова на стоящего перед ним молодого человека, но лицо Пармениона было невозмутимо. — Роль, сыгранная тобой в избавлении нас от Спартанского владычества, хорошо известна, — продолжил он. — Думаю, их наняли, чтобы убить тебя.

Парменион пожал плечами. — Им это не удалось, — сказал он.

— В этот раз, юноша. Но не будем забывать, что их нанял какой-то богатый и знатный человек. Таких людей нетрудно разыскать. К сожалению, тебя тоже.

— Предлагаешь мне покинуть Фивы?

Старик улыбнулся. — Решай сам, что будешь делать. Я могу дать тебе людей для охраны, куда бы ты ни пошел, и караулить тебя во время сна. Высокородный Эпаминонд распорядился накануне поставить стражу у твоих ворот. И все же бывают дни, когда ты ходишь в многолюдной толпе или останавливаешься на рынке у конюшен и торговых лавок. Опытный убийца тебя найдет.

— Верно, — согласился Парменион. — Но у меня нет никакого настроения убегать. Это мой дом. И мне не нужна здесь стража, хотя благодарю за предложение. Если убийца достанет меня, пусть будет так. Но я не такая уж легкая добыча.

— Если бы не твой фиванский слуга, — заметил Менидис, — ты стал бы куда более легкой добычей. Спящий человек не потребует больших усилий. Как бы там ни было, это твой выбор, и ты его сделал. — Солдат встал и надел свой бронзовый шлем, застегнув ремень на подбородке.

— Скажи мне кое-что, — спросил Парменион. — Я вижу, тебе все равно, преуспеют они или нет — почему?

— Ты очень любопытен, а я всегда верил в честность, поэтому скажу тебе. То, что ты решил предать свой город и присоединиться к Фивам, дает мне причину быть тебе благодарным. Но ты остаешься спартанцем, а я ненавижу спартанцев. Хорошего тебе дня.

Парменион посмотрел как выходит старик, затем покачал головой. В известной степени слова Менидиса задели его сильнее, чем само нападение. Он поднялся в комнату Мотака, где слуга чертыхаясь пытался просунуть раненую руку в хитон.

— Дай помогу, — предложил Парменион. — Хоть Аргон и велел тебе оставаться в постели неделю.

— Два дня показались мне неделей, — проворчал Мотак.

— Ты чувствуешь достаточно сил, чтобы ходить?

— Конечно! Я что, похож на калеку? — Парменион посмотрел мужчине в лицо, прочтя гнев в его глазах. Щеки Мотака раскраснелись, а его борода и грудь вздымались от тяжелого дыхания.

— Ты упрямый парень. Но как скажешь; пойдем прогуляемся. — Парменион вооружился мечом и кинжалом, и они медленно пошли к садам на восточной окраине Кадмеи, где располагались прохладные фонтаны и цветы цвели круглый год. Двое мужчин сели близ ручья под желтеющей ивой, и Парменион рассказал фиванцу о своей беседе с Менидисом.

Мотак усмехнулся. — А он с годами не меняется, не так ли? Два года назад он арестовал двух спартанских солдат, проломив им черепа. Обвинил их в оскорблении благородной фиванской женщины, что само по себе нонсенс. Благородные фиванки не допускаются на улицы.

— В этом — как ни в чем другом — вы отстаете от Спарты, — сказал Парменион. — Там женщины ходят так же свободно, как и мужчины, без ограничений.

— Это оскорбительно, — заключил Мотак. — Как же вы их сможете отличить от шлюх?

— В Спарте нет шлюх.

— Нет шлюх? Невероятно! Тогда неудивительно, что спартанцы так стремятся покорить другие города.

— Кстати, о шлюхах, Мотак, расскажи мне о той ночи, когда ты привел одну ко мне в постель.

— Как ты узнал?

— Это не имеет значения. Почему ты не сказал мне?

Мотак пожал плечами, поморщился от боли. Он зажал рану, но от этого стало только хуже. — Ты был убежден, что это было чудо. Я хотел сказать тебе правду, но… но не сказал. Мне нет прощения. Мне жаль, но ничего другого мне в голову не пришло. И все же это сработало, не так ли?

— Сработало, — согласился Парменион.

— Ты разозлен?

— Нет, только немного опечален. Так отрадно было чувствовать, что Дерая вернулась ко мне — пусть даже только во сне. Может, Эпаминонд прав, и богов не существует. Надеюсь, что все-таки неправ. Когда я смотрю на небо, на море или на красивого коня, то мне хочется верить в богов. Хочется верить, что есть какой-то закон, какой-то смысл существования.

Мотак кивнул. — Я понимаю, о чем ты — и я верю. Я должен верить. Кое-кто ждет меня там, на той стороне; если бы я не верил, то давно уже перерезал бы себе глотку.

— Она умерла в тот день, когда ты пришел ко мне, — сказал Парменион. — Ее звали Элея.

— Как ты узнал?

— Я пошел за тобой в первый день. Видел похоронную процессию. Когда ты ушел — как потом оказалось, убивать Клетуса — я подошел к могиле, чтобы отдать дань уважения.

— Она была изумительной женщиной, — сказал Мотак. — Никогда не жаловалась. И я до сих пор вижу перед собой ее лицо, как только закрываю глаза.