Другая сторона - Семенов Андрей Вячеславович (книги полностью .txt) 📗
— Учтите, — заявил фон Гетц. — Ла-5ФН, на которых вы летаете, очень хороший самолет. У него очень мощный двигатель. Если бы в люфтваффе имелся на вооружении такой самолет…
Фон Гетц поперхнулся и, бросив взгляд на Головина, поправился:
— Смело уходите на вертикаль, если к тому подталкивают обстоятельства. Мотор выдержит. Планер вынесет вас из-под огня атакующего. В целом все вы хорошо и уверенно пилотируете. У каждого из вас уже есть победы в воздухе. С вашего позволения, господа, я порассуждаю о теории воздушного боя. Чем отличается воздушный бой от любого другого вида боя, например, танкового, морского?
— Понятно чем! — вырвалось у Дьяконова. — Самолеты все время находятся в движении, а не стоят на месте.
— Верно, господин капитан, — подхватил фон Гетц. — Главной особенностью воздушного боя, отличающей его от всех других видов вооруженной борьбы, является его динамика. Противники непрестанно на высокой скорости перемещаются в пространстве. В этих условиях ключевыми факторами достижения победы в воздухе являются скорость, маневр и навыки прицельной стрельбы на поражение на различных курсах. Особенно трудно вести прицельную стрельбу на пересекающихся курсах. Понятно, что поразить цель, летящую под большим курсовым углом, невероятно сложно и для опытного воздушного бойца, поэтому суть воздушного боя сводится к тому…
— Зайти ему в хвост и нажать на гашетку! — выкрикнул кто-то.
— Верно, только не надо перебивать, пожалуйста. Для достижения победы необходимо сблизиться с противником на малых курсовых углах. Оптимальное расстояние для открытия огня — примерно пятьдесят метров. Вот вы, господин лейтенант, — обратился фон Гетц к кому-то из летчиков. — Сегодня во время имитации воздушного боя успешно зашли в хвост господину майору и целых три секунды держали его в прицеле, пока он не отвернул. Как вы думаете, каково было расстояние между вашими машинами?
— Да метров десять! Если бы он не отвернул, я бы его пропеллером мог в щепки порубить! — с горячностью отозвался лейтенант.
— Обращаюсь к тем, кто вместе со мной наблюдал этот бой с земли. Каково было расстояние между планерами господина лейтенанта и господина майора?
— Метров двести, не меньше, — определил Дьяконов. — Просто в горячке боя глаза округляются, и все воспринимается острее. «Мессер» от тебя за два километра, а тебе кажется, что ты уже и кресты у него на фюзеляже разглядел.
— Верно! — поднял палец фон Гетц. — Основная трудность, с которой сталкиваются молодые летчики — это определение точного расстояния до планера противника. У вас, господин лейтенант, расстояние было примерно двести тридцать метров. В бою пилот испытывает сильнейшее эмоциональное напряжение, которое мешает ему правильно оценивать обстановку. Поэтому необходимо путем тренировок научиться определять точное расстояние до планера на различных высотах и курсах. Тут кто-то правильно заметил, что суть воздушного боя сводится к тому, чтобы зайти противнику в хвост, сблизиться с ним, поймать в прицел и открыть по нему огонь. Это верно. Скажу больше. По статистике Главного штаба люфтваффе, около семидесяти процентов воздушных побед были одержаны с первого захода. То есть пилот, не обнаруживая себя, не попадая в зону обзора противника, заходил ему в хвост, сближался и уничтожал его первой же очередью. Если у него это не получалось, то противник, заметив по следам трассирующих снарядов, что он находится на линии огня, отворачивал с этой линии и начиналась «карусель». Вероятность победы в «карусели» очень мала, так как противники непрестанно меняют курс и высоту, поэтому пилотам постоянно приходится делать поправки в прицеле на дальность, угловую скорость и перепад высот. Чаще всего они расстреливают боекомплект, не сумев поразить противника. Вот поэтому так важно уметь точно определять расстояние до планера, который вы намереваетесь атаковать. И непременно надо сделать это с первого же захода.
— Разрешите перебить? — поднял руку Головин.
— Да, пожалуйста, господин генерал, — фон Гетц был несколько удивлен.
Головин встал с шинели и подошел к фон Гетцу.
— Хочу внести предложение, Конрад Карлович. Почему бы вам не показать вашим ученикам, как надо вести воздушный бой?
— Мне?! — изумился фон Гетц.
— Ну да. Вам. Я-то летать не умею, — улыбнулся Головин. — Преподайте наглядно. Чтобы они увидели. Теория — это, конечно, хорошо, но критерий истины, как известно, практика. Ну что, герои? Кто из вас решится бросить вызов прославленному немецкому асу?
Летчики смотрели молча.
— Разрешите, товарищ генерал?
— Дьяконов? Отлично. Вылет через двадцать минут, — скомандовал Головин. — Волокушин!
— Я! — подбежал комендант.
— Дайте команду зенитчикам: «Воздух!». Машину подполковника заправить горючим на пятнадцать минут полета. Четверка перехватчиков на полосе. Пилоты в кабинах, моторы запущены.
— Есть!
— Предупреждаю, Конрад Карлович, — Головин повернулся к фон Гетцу. — Воздушный бой — и ничего более. Как только вы выйдете за квадрат, зенитки откроют огонь на поражение и будет поднята четверка истребителей на ваш перехват. Обе ваши пушки разряжены, самолет Дьяконова имеет полный боекомплект. Поймите меня правильно. Уловили? Горючего у вас в обрез, дальше, чем на шестьдесят километров, вы все равно не улетите.
— Разрешите выполнять, господин генерал? — нескрываемое презрение сквозануло сейчас в усмешке Конрада.
— Выполняйте. И покажите этим соплякам класс!
Головин искренне болел сейчас за немца.
Если фон Гетц сумеет победить в этой имитации боя, значит, все расчеты Головина были правильны. Немец натаскает наших летчиков и передаст им те знания, которые они добывали на войне своей кровью и жизнями товарищей. Если фон Гетц победит, значит, он не сломлен, не смирился с пленом, не вышел из войны, а продолжает осознавать себя солдатом и внутренне готов к борьбе. Это-то как раз и нужно было Головину, и он желал в этом убедиться. Вот только твердой уверенности в победе своего подопечного у него не было: Дьяконов не пацан, не желторотый птенец, только что выпустившийся из училища, а опытный летчик, на счету у которого шестнадцать сбитых немцев.
Фон Гетц взял у кого-то краги и шлемофон и пошел к машине под номером 17, на которую ему указал Волокушин. Дьяконов уже запустил мотор и выруливал на старт. Конрад влез в кабину, сел на сиденье. Ему показалось, что сидит он низко и неудобно, и он вспомнил, что никто не предложил ему надеть парашют. Напоминать об этом он не стал, опасаясь, как бы не отменили вылет. Все-таки существует разница между Героем Советского Союза и немецким военнопленным.
Фон Гетц защелкнул фонарь остекления, запустил двигатель и включил подсветку приборов. В принципе, ничего страшного. Те же приборы, что и на «мессершмитте». Спидометр также слева, вот только высотомер и компас сдвинуты правее от рукоятки управления. Слева на топливомере уже мигала красная лампочка — горючее на исходе. Мимо с ревом пошел на разбег «Лавочкин» Дьяконова. Конрад воткнул гарнитуру шлемофона в разъем, передвинул сектор газа вперед и тоже стал выруливать на старт.
— Семнадцатый, взлет разрешаю, — раздался в наушниках металлический голос.
— Есть взлет, — заученно ответил Конрад.
«Дьяконов имеет преимущество по высоте, — фон Гетц дождался, когда пропеллер наберет обороты, и отпустил тормоз. Самолет дернулся и тронулся по полосе. — Закрылки выпущены, скорость — сорок. Когда я стану взлетать, он будет где-то на высоте тысяча — тысяча сто. Я стану делать боевой разворот, а он в это время будет кружить над аэродромом и как раз пролетит надо мной. Когда я наберу равную высоту, у него будет преимущество по скорости. У меня — где-то двести тридцать километров в час, а он успеет разогнать машину до четырехсот, следовательно, и преимущество в пространстве тоже будет за ним. Если он не дурак, то зайдет от солнца, чтобы ослепить меня, пропустит меня под собой, сделает резкий разворот и попытается пристроиться мне в хвост».
