Гайдзин - Клавелл Джеймс (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
После того как его слова были переведены, сэр Уильям увидел испуг на лице старика. Затем последовала продолжительная беседа между ним и чиновником бакуфу.
Иоганн устало доложил:
— Старик отказывается платить, используя их обычную отговорку: в этом «печальном происшествии», мол, виновен человек, служивший здесь, в миссии, который потом совершил сеппуку — самоубийство. Вины бакуфу он тут не видит никакой.
Так же устало сэр Уильям сказал:
— Ответь им, как мы обычно отвечали, клянусь Господом, что это они назначили сюда того человека, они настояли на том, чтобы мы его приняли, поэтому они несут за него полную ответственность — и самоубийство он совершил только потому, что был тяжело ранен, покушаясь на жизнь моего предшественника, и ему угрожало немедленное пленение! — Стараясь отбросить усталость, он наблюдал, как два чиновника переговариваются со своим переводчиком, а третий молча сидит и слушает, как делал это весь день. Возможно, он и есть тот, кто обладает реальной властью. Интересно, что случилось с теми двумя, которые присутствовали на встрече вчера, особенно меня интересует тот, что помоложе, — тот самый, которого перед уходом остановил Андре Понсен. Какую новую пакость удумал Сератар, эта хитрая бестия?
Ставший довольно прохладным ветер подхватил качавшуюся ставню и ударил ею в окно. Один из часовых протянул руку за оконную перемычку, нащупал крюк и снова закрепил её. Недалеко от берега виднелся флот, океан стал темно-серым, на волнах появились белые шапки. На горизонте сэр Уильям заметил линию надвигающегося шквала. Его тревога за корабли усилилась.
— Старик спрашивает, — перевел Иоганн, — примете ли вы три тысячи.
Лицо сэра Уильяма побагровело.
— Десять тысяч золотом!
Опять долгие переговоры, потом Иоганн промокнул вспотевший лоб:
— Mein Gott, они согласны на десять, выплата в два срока в Иокогаме. Первая — через десять дней, остальное — за день до встречи в Эдо.
После тяжелой, нарочито затянутой паузы сэр Уильям произнес:
— Через три дня я дам им ответ, приемлемы ли эти условия.
Шумное втягивание воздуха через сжатые зубы, ещё несколько хитроумных попыток изменить три дня на тридцать, на десять, на восемь, разбившихся о каменное упорство англичан.
— Три.
Вежливые поклоны, и делегация удалилась.
Когда они остались одни, Иоганн радостно улыбнулся.
— В первый раз мы достигли какого-то прогресса, сэр Уильям, в самый первый раз!
— Да, ну что ж, посмотрим. Я не понимаю их совершенно. Они явно старались измотать нас. Но зачем? Какая им от этого польза? Свиток уже был у них, так почему, дьявол их подери, они не могли отдать его в самом начале и не покончить сразу с этой их трижды проклятой волокитой? Полнейший идиотизм! И зачем было присылать два пустых паланкина?
— Мне кажется, сэр, — заметил Тайрер, весь сияя, — что это просто одна из их характерных чёрт. Идти всегда окольным путем.
— Да, хорошо. Тайрер, будьте любезны, пройдите со мной. — Он направился в свой личный кабинет и, едва лишь дверь закрылась за ними, принялся злобно выговаривать молодому человеку: — Вас что, так ничему и не научили в министерстве? Где ваши мозги? Или их у вас никогда и не было? Неужели вы не в состоянии сообразить, что на дипломатических встречах лицо должно быть непроницаемым? У вас что, с головой не в порядке?
Тайрер был шокирован его злобным сарказмом.
— Извините, сэр, очень прошу простить меня, сэр, я просто так обрадовался вашей победе, что не смо...
— Это не была победа, идиот! Это была всего-навсего отсрочка, хотя и ниспосланная небом! — Облегчение, которое испытывал сэр Уильям теперь, когда встреча закончилась и, вопреки всем ожиданиям, принесла ему гораздо больше, чем он мог желать, подогревало его раздражительность. — Может быть, у вас в ушах плесень завелась? Или вы не слышали, как Иоганн сказал: «...то, что представляется обоснованной жалобой» — да ведь это самая большая лазейка, какую они могли для себя оставить, клянусь Богом! Мы добились отсрочки, только и всего. Но так получилось, что она прекрасно меня устраивает. И если встреча в Эдо состоится через тридцать дней, я буду крайне удивлен. В следующий раз, чёрт побери, не показывайте своих чувств, и если вы когда-нибудь станете переводчиком... вообще вам лучше поскорее выучить японский, или вы отправитесь у меня домой на следующем же пароходе с пометкой в послужном листе, которая обеспечит вам назначение к эскимосам до конца жизни!
— Слушаюсь, сэр.
Все ещё не выпустив пар до конца, сэр Уильям увидел, как молодой человек вытянулся перед ним, стоически глядя ему в лицо, и спросил себя, что же так изменилось в нем. Тут он заметил выражение его глаз.
Где же я раньше видел этот взгляд — та же самая, почти неуловимая отчужденность, что и у молодого Струана? Ах да, ну конечно, теперь я вспомнил! В глазах молодых солдат, возвращавшихся с Крыма — и тех, что были целы и невредимы, и раненых, будь они союзниками или врагами. Война вырвала из них молодость, вытравила в них юношескую чистоту с такой бесстыдной быстротой, что после этого они навеки стали другими. И это всегда видно не по лицам, а именно по глазам. Сколько раз мне говорили: перед сражением — мальчишка, несколько минут или часов спустя — мужчина. Англичанин ли, русский ли, немец, француз или турок — разницы никакой.
Посему получается, что идиот-то я, а не этот молодой парень. Я забыл, что ему едва исполнился двадцать один, а за последние шесть дней его чуть было не убили и он пережил такое, что иному мужчине и за всю жизнь не выпадает. Или женщине, клянусь Создателем! Правильно, глаза той девушки смотрели точно так же. Какой я глупец, что не понял этого. Бедняжка, ей ведь, кажется, только-только минуло восемнадцать? Ужасно, когда приходится взрослеть так быстро. Мне повезло больше.
— Ну ладно, мистер Тайрер, — резко закончил он, завидуя ему, той храбрости, с которой он прошел крещение огнем. — Я уверен, что вы со всем справитесь. Эти встречи, кхм, они даже Иова выведут из себя, а? Полагаю, мы заслужили по бокалу шерри.
Той же ночью, когда все вокруг стихло, Хирага и его спутники осторожно выбрались из погреба, который был присмотрен ими заранее. Они скользнули в темноту и стали, каждый своим путем, пробираться к своему тайному убежищу.
Черное небо было затянуто тучами, сильный ветер хлестал по лицу редкими дождевыми каплями. Я не буду чувствовать холода, не подам виду, что промок, я самурай, приказал себе Хирага, следуя методике воспитания, принятой в его семье с тех пор, как он помнил себя. Точно так же я буду воспитывать и моих сыновей и дочерей — если в моей карме есть место для сыновей и дочерей, подумал он.
— Пора тебе жениться, — сказал ему отец год назад.
— Я согласен, отец. Я почтительно прошу вас изменить своё решение и позволить мне жениться на той, кого я выберу сам.
— Во-первых, долг сына подчиняться отцу; во-вторых, долг отца выбирать жен для своих сыновей и мужей для своих дочерей; в-третьих, отец Сумомо не дает своего согласия, она сацума, а не Тёсю; и наконец, как бы желанна она ни была, она не подходящая пара. Как насчет девушки из Ито?
— Пожалуйста, извините меня, отец, я согласен, что выбор мой несовершенен, но она из семьи самураев, получила воспитание самурая и она владеет мной всецело. Я молю вас. У вас есть ещё четыре сына — я же имею одну только жизнь, и поскольку мы, вы и я, оба согласны, что она должна быть посвящена сонно-дзёи, она, следовательно, будет недолгой. Подарите мне это как главное желание моей жизни. — Согласно обычаю, такое желание содержало в себе самую большую просьбу человека и означало, что если её исполнят, обратившийся с ней уже не станет просить ни о чем другом никогда.
— Очень хорошо, — сердито сказал его отец. — Но не как главное желание твоей жизни. Ты можешь назвать её невестой, когда ей исполнится семнадцать. Я с радостью приму её в нашу семью.
Это было в прошлом году. Через несколько дней после того разговора с отцом он покинул Симоносеки якобы затем, чтобы вступить в полк воинов Тёсю в Киото, на самом же деле, чтобы объявить о своей приверженности сонно-дзёи, стать ронином и найти применение четырем годам тайной подготовки, духовной и физической.
