Печать и колокол - Кларов Юрий Михайлович (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Несессер! – вскрикнула Помпадур, вскакивая со своего места.
Поднялся с кресла и человечек с перебитым носом, а д'Алонсо, уже не рассчитывая на пистолеты, выхватил шпагу.
Но человек в маске лишь поднял вверх руку.
– Не беспокойтесь, мадам, – сказал он. – Несессер у вашей камеристки.
Действительно, несессер с драгоценными флаконами каким-то таинственным образом вновь оказался на коленях девушки. Растерявшийся было во время переполоха Фальери выдавил на своем побледневшем лице улыбку.
– Метр убедился в подлинности духов, – объяснил он маркизе, – и счел свою миссию оконченной. Но если мадам пожелает, я вновь могу вызвать его дух…
– Не надо, – поспешно сказала Помпадур.
– Как вам угодно, – поклонился Фальери. – Может быть, вы хотите побеседовать с Аристотелем?
– Нет.
– С Платоном, Сократом, Пифагором?
– Хватит призраков, – решительно сказала Помпадур.
– Как будет угодно мадам, – вновь поклонился «профессор магии» и опасливо покосился в сторону д'Алонсо, который с мрачным видом сжимал эфес своей шпаги.
Человек в маске взмахнул платком, и дым рассеялся.
Сцену заполнили щебечущие птицы, а большой пестрый попугай подлетел к маркизе и преподнес ей букет хризантем.
На этом представление закончилось, и фокусники, покинув Бельвю, уехали в Париж.
А на следующий день утром, когда мадам Помпадур достала из несессера покойного Лоренцо Менотти флакон с духами, она не увидела на нем ангела, играющего на арфе. Не было его и на остальных флаконах. Маркиза поспешно выдернула пробку – в будуаре запахло испанскими мускусными духами.
Все флаконы были подменены…
Фальери проклинал тот день и час, когда ему пришла в голову мысль посетить Францию.
Беднягу подняли с постели и, не дав одеться, увезли в карете с зашторенными окнами в Бастилию, где поместили в самый сырой и зловонный каземат.
– Вас может отсюда вызволить только ваше искусство или чистосердечное признание, – объяснил ему тщедушный человечек с перебитым носом, которого несчастный маг видел во время своего триумфа в Бельвю.
На магию Фальери не надеялся: его фокусы все-таки были иллюзией, а Бастилия – реальностью.
Увы, перед стенами тюрьмы магия бессильна.
Что же касается признания, то у него никаких возражений не было. Он готов был покаяться и молить у маркизы прощения. Но в чем ему признаваться?
«Всемогущий» Фальери плакал, клялся, бился головой о стену.
Возможно, он так и сгинул бы в безвестности, если бы в полицию не пришел терзаемый раскаянием мосье Каэтан.
На допросе алхимик поведал о том, как к нему явился неизвестный и пообещал большие деньги за то, чтобы Каэтан помог ему проникнуть в дом метра. Незнакомец заверил, что не причинит Менотти никакого вреда, а получилось иначе…
Каэтан подробно рассказал обо всех обстоятельствах смерти парфюмера и неудачной попытке найти духи.
«Возьмите эти деньги, – сказал он. – Они жгут мне руки. Деньги за предательство никогда не приносят счастья».
По описанию алхимика, неизвестный очень походил на помощника Фальери. Поэтому в гостиницу «Капризная Жанна», где тот остановился, немедленно отправилось четверо полицейских. Но их ждало разочарование. Хозяин гостиницы сказал, что помощник Фальери сразу же по возвращении в Париж из Бельвю поспешно рассчитался за комнату и приказал своему слуге собирать вещи. Куда мосье уехал, хозяин не знал.
Кто же этот человек в серой маске?
Когда Фальери назвал его имя, многое стало проясняться.
Человека в маске звали Блондом. Это был тот самый дрезденский музыкант и парфюмер, который некогда распространил слух о том, что раскрыл секрет духов «Грезы Версаля».
– Мерзавец! Какой мерзавец! – рыдал Фальери. – Я подобрал его в жалком трактире, когда ему нечем было расплатиться за постой. Я научил его магии. Я любил его, как родного сына. И вот, вот она, благодарность!
Человечек с перебитым носом доложил о результатах расследования маркизе, которая на этот раз была уже византийской императрицей Феодорой.
«Императрица Феодора» молча его выслушала, а затем ласково спросила, есть ли в Бастилии свободный каземат.
– Для тех, кто имел неосторожность вызвать неудовольствие маркизы, там всегда найдется место, – заверил ее человечек.
– Вот и чудесно, – еще ласковей сказала Помпадур. – Теперь я знаю, где смогу вас увидеть, если Блонд не будет доставлен в Бельвю живым или мертвым.
– Я сам явлюсь в Бастилию, мадам, если не смогу выполнить вашу волю, – поклонился человечек.
Через день труп Блонда был привезен в Бельвю.
Блонду не удалось воспользоваться плодами своей ловкости и хитроумия. В одном из постоялых дворов в полутора лье от границы его убил и ограбил собственный слуга.
Таким образом, Лоренцо Менотти, мадам Помпадур и маг Фальери были отомщены: судьба жестоко покарала пройдоху. Но, к сожалению, она не позаботилась о том, чтобы вернуть маркизе духи.
Все попытки разыскать бесценные флаконы закончились безуспешно. Они как в воду канули. И первой даме в благоухающем царстве Косметики пришлось с этим примириться.
– Заговоры, интриги, войны… – сказал Василий Петрович. – Как видите, история косметики была отнюдь не безоблачной. В ней были свои Наполеоны, свои Фуше и Талейраны, а к запаху духов нередко примешивался и запах крови… Но вернемся к нашим флаконам. Как вы, конечно, помните, в несессере их было пять. Куда девались три из них, неизвестно. Что же касается остальных двух, то утверждали, что их приобрела жена любимца саксонского курфюрста Августа III графиня Брюль, урожденная Коловрат-Краковская. Август III известен лишь тем, что дважды бежал из собственной страны, спасаясь от прусского короля Фридриха II. А его министр Генрих Брюль прославился только своим тщеславием, жадностью и умением разбираться в винах. Но графиня Коловрат-Краковская, оспаривавшая у мадам Помпадур звание первой дамы царства Косметики и Парфюмерии, была не только общепризнанной красавицей Польши и Саксонии. Графиня никогда не забывала, что ее предок, Владислав Краковский, был знаменитым астрологом, календарь которого знала некогда вся Европа. Поэтому графиня считала своим долгом покровительствовать ученым. Разумеется, при ней процветали не только астрологи, но и парфюмеры. А если быть до конца откровенным, то придется признаться, что парфюмерия графине обязана больше, чем астрология.
В отличие от Помпадур жена Брюля охотно делилась своими косметическими секретами с дрезденскими придворными дамами. Но чтобы делиться секретами, надо их знать. Поэтому, став обладательницей знаменитых духов, она пригласила к себе во дворец десять лучших аптекарей, алхимиков и парфюмеров Дрездена. Тому из них, кто раскроет секрет Менотти, было обещано солидное вознаграждение, настолько солидное, что графиня ни на минуту не сомневалась в успехе. И действительно, через некоторое время вместо отданного на исследование флакона графиня получила девять. Все девять напоминали своим ароматом «Весенний луг», но, как вскоре Коловрат-Краковская убедилась, ни один из них не был «Весенним лугом»… И тогда, как гласит легенда, графиня вспомнила про десятого парфюмера, того, кто отказался участвовать в состязании. Как раз на него графиня возлагала наибольшие надежды: это был самый опытный парфюмер, духи которого высоко ценились в Дрездене и Варшаве.
– Похоже на то, что вы не нуждаетесь в деньгах, метр?
– Разве есть люди, которые в них не нуждаются? – возразил парфюмер.
– Вы не смогли определить составные части «Весеннего луга»?
– В него входят спиртовые вытяжки из помад фиалок, акаций, жасмина и роз. Тинктура же приготовлена из серой амбры, сибирской бобровой струи, сиамского росного ладана и листьев пачули.
– Так где же флакон с вашим «Весенним лугом»?
– Его нет и не будет.
– Но почему? – удивилась Коловрат-Краковская.
– Видите ли, графиня, – сказал старый парфюмер, – я знал некоего живописца, картины которого ныне украшают стены многих дворцов. Это был преуспевающий художник, но он умер в нищете. Никто, кроме меня, не знал, куда исчезли заработанные им деньги. Между тем нищим его сделало неуемное тщеславие. Он всю свою жизнь приобретал шедевры мирового искусства. Нет, не для того, чтобы преклонить колени перед творениями великих гениев. Он хотел вырвать у времени тайну их мастерства. По ночам он слой за слоем соскабликал краски с бесценных полотен Тициана, Рафаэля, Рембрандта… Он губил полотна великих мастеров, чтобы самому превратиться в великого мастера.
