Изгнанники - Дойл Артур Игнатиус Конан (полная версия книги txt) 📗
Глава XXXI. ВЛАДЕЛЕЦ «СВ. МАРИИ»
Изгнанники, оставив направо форт С. — Луи, откуда доносился колокольный звон, поспешно продвигались вперед, меж тем солнце на горизонте спустилось уже низко, и на просеках лежали длинные, словно от деревьев, тени кустов. Вдруг перед ними, среди стволов, вместо зеленой травы сверкнула голубая вода, и беглецы увидели широкую быструю реку. Во Франции она считалась бы громадной, но видевших реку Св. Лаврентия она не могла поразить своим простором. Амос и де Катина уже раньше бывали на Ришелье, но теперь сердца их радостно забились, ибо они знали, что по этой реке лежит прямой путь: одному — домой, другому — к покою и свободе. Всего несколько дней по Ришелье, еще немного по прекрасным, усеянным островами озерам Шамплен и Св. Сакраменто, под тенью деревьев Адирондика — и они очутятся в верховьях Гудзона и все пережитые трудности и опасности станут только предметом разговоров в зимние вечера.
На другом берегу лежала страна страшных ирокезов и в двух местах они заметили дым, поднимавшийся к вечернему небу. Они помнили слова одного траппера, что воинственные отряды индейцев еще не переходили через реку, а потому смело шли по тропинке вдоль восточного берега. Однако через несколько шагов их остановил грозный военный оклик и из чащи показались два мушкетных дула, направленных на них.
— Мы друзья! — крикнул де Катина.
— Откуда вы? — спросил невидимый часовой.
— Из Квебека.
— А куда идете?
— Навестить г-на Шарля де ла Ну, владельца «Св. Марии».
— Прекрасно. Опасности нет, дю Лю. С ними еще и дама. Приветствую вас от имени моего отца, мадам.
Из чащи вышли двое людей. Один из них мог свободно сойти за чистокровного индейца, если бы не учтивые слова, произнесенные на безукоризненном французском языке. Это был высокий, стройный молодой человек, очень смуглый, с проницательными черными глазами и резкими, неумолимыми очертаниями рта, указывавшими на несомненно индейское происхождение. Его жесткие длинные волосы были собраны кверху в чуб; воткнутое в них орлиное перо служило единственным украшением. Грубая кожаная куртка и мокасины из оленьей шкурки совершенно походили на одежду Амоса Грина, но блеск золотой цепи на поясе, драгоценное кольцо на пальце и изящной работы мушкет придавали элегантность всему костюму юноши. Широкая желтая полоса охры на лбу и томагавк у пояса еще более усиливали впечатление двойственности от всей его наружности.
Его товарищ был несомненно природный француз, пожилой, темноволосый и жилистый, с жесткой черной бородой и суровым энергичным лицом. На нем также была охотничья одежда, а за ярким, полосатым поясом торчала пара длинных пистолетов. Его оленья куртка была увешана спереди крашеными иглами дикобраза и индейскими бусами, а ярко-красные штиблеты — бахромой из енотовых хвостов. Опершись на длинное темное ружье, он смотрел на путников, между тем как молодой человек шел им навстречу.
— Извините наши предосторожности, — проговорил последний. — Никогда нельзя предвидеть, что предпримут эти негодяи с целью провести нас. Боюсь, мадам, что столь долгий и трудный путь был для вас чрезвычайно утомительным.
Бедная Адель, славившаяся своей опрятностью даже среди хозяев улицы Св. Мартина, едва осмелилась взглянуть на свое испачканное и грязное платье. Она с улыбкой переносила все опасности и усталость, но выдержка чуть не изменила ей при мысли, что она в таком виде оказалась перед посторонними.
— Моя мать будет очень рада принять вас и позаботиться о всем необходимом, — поспешно проговорил молодой человек, как будто читая ее мысли. — Но вас, сударь, я, наверно, где-то видел прежде.
— И я вас также! — воскликнул гвардеец. — Я Амори де Катина, бывший офицер Пикардийского полка. Вы, без сомнения, Ахилл де ла Ну де Сен-Мари. Припоминаю, видал вас на губернаторских приемах в Квебеке, где вы бывали вместе с вашим отцом.
— Да, это я, — ответил молодой человек, протягивая руку и улыбаясь несколько принужденно.
Де Катина действительно помнил этого юношу как одного из многочисленных молодых дворян, приезжавших раз в год в Квебек. Там они справлялись о последних модах, болтали о прошлогодних версальских сплетнях и хоть в продолжение нескольких недель жили жизнью, соответствовавшей традициям их сословия. Сейчас, под тенью больших дубов, с чубом и военной татуировкой на лице, с мушкетом в руке и томагавком за поясом, этот юноша казался совсем иным существом.
— У нас в лесах одна жизнь, а в городе — другая, — произнес он, — хотя мой добрый отец не признает этого и повсюду таскает Версаль за собой. Вы знаете его, месье, и потому излишне объяснять вам мои слова. Но настал час смены и мы в состоянии проводить вас до дому.
Двое людей в одежде канадских фермеров, держа ружья так, что опытный глаз де Катина сейчас же признал в них хорошо обученных солдат, внезапно появились перед разговаривавшими. Молодой де ла Ну, коротко отдав им несколько приказаний, пошел с беглецами вдоль тропинки.
— Вы, может быть, не знаете лично моего приятеля, — произнес он, указывая на другого часового, — но я уверен, что имя его вам знакомо. Это Грейсолон дю Лю.
Амос и де Катина с величайшим любопытством и интересом посмотрели на знаменитого предводителя «лесных бродяг» — человека, проведшего в лесах всю жизнь, неразговорчивого, ничего не записывавшего и постоянно оказывавшегося впереди повсюду, где только встречалось затруднение или грозила опасность. В эти пустынные дикие западные страны его бросила не религия или жажда наживы, а горячая любовь к природе и страсть к авантюре. У этого человека был атрофирован инстинкт честолюбия, и он никогда не пытался описывать своих странствований по белу свету. Никто не знал, где он бывал и где останавливался. На целые месяцы исчезал он из поселков колонистов, пропадал в обширных равнинах Дакоты или в громадных пустынях северо-запада и вдруг в один прекрасный день внезапно появлялся в поместье или в каком-либо другом форпосте цивилизации, несколько более худой и загорелый, чем прежде, но по-прежнему молчаливый. Индейцы отдаленнейших частей материка отлично знали его. Он мог взбудоражить целые племена и приводить на помощь французам по тысяче разрисованных людоедов, говоривших на никому неизвестном языке и появлявшихся с берегов никому, кроме него, неведомых рек. Самые смелые французские пионеры, достигнув после многочисленных приключений, по их мнению, новооткрытой земли, часто встречали там дю Лю, сидящего у костра, с трубкой во рту рядом с какой-нибудь женщиной. Иногда, сбившись с пути, окруженные опасностями путники за тысячи миль от друзей внезапно натыкались на этого молчаливого человека с одним или двумя товарищами. Дю Лю выводил путников из затруднений и исчезал столь же внезапно, как и появлялся. Таков был тот, кто шел рядом с беглецами вдоль берега реки Ришелье, и Амос и де Катина знали, что его присутствие здесь является зловещим симптомом, так как Грейсолон дю Лю всегда находился в местах, которым грозила неминуемая опасность.
— Что вы думаете о тех огнях, дю Лю? — осведомился молодой де ла Ну.
Искатель приключений набивал себе трубку отвратительным индейским табаком. Он словно нехотя взглянул на два столбика дыма, вырисовывавшихся на красном фоне закатного неба.
— Они не нравятся мне, — отрывисто произнес он.
— Так там ирокезы?
— Да.
— Ну, по крайней мере, это доказательство того, что они еще на том берегу.
— Нет, наоборот, на этом.
— Как?
Дю Лю зажег трубку.
— Ирокезы на этом берегу, — отчетливо повторил он. — Они переправились к югу от нас.
— И вы молчали! На чем основываются ваши заключения, и почему вы до сих пор не сказали нам об этом?
— Я не знал, пока не увидал этих огней.
— Ну, а что же они значат?
— Эх, каждый индейский Мальчишка скажет вам это, — нетерпеливо ответил дю Лю. — Ирокезы во время войны ничего бесцельно не делают. Они умышленно показывают нам этот дым. Будь их боевые отряды на той стороне, это было бы бесполезно. Очевидно, храбрейшие из них уже переплыли реку. А с севера они не могли этого проделать, так как их заметили бы из форта. Вывод: они переправились на юге.
