Смертельные враги - Зевако Мишель (книги бесплатно без TXT) 📗
– Успокойтесь, герцог! Главное, сударь, не двигайтесь. Малейшее движение может оказаться для вас роковым.
«Герцог! – подумал Монтальте. – Значит, этому интригану удалось-таки вырвать у моего дяди этот титул, которого он так давно и так страстно добивался.» Искусно сделанные монахом повязки и несущие бодрость укрепляющие средства оказали свое благотворное действие, и оба раненых полностью пришли в сознание; теперь они метали друг в друга угрожающие взгляды, исполненные ненависти. Монах, наблюдая за ними, подумал: «Святая Дева! Если я хоть на минуту оставлю их наедине, они набросятся друг на друга и в одно мгновение уничтожат все результаты моих упорных трудов.»
Он поспешно направился в соседнюю комнату. Там, погрузившись в молитвы и размышления (так, по крайней мере, казалось со стороны), терпеливо ждал другой монах. Лекарь чуть слышным голосом сказал ему несколько слов и, стремительно вернувшись обратно, встал между двумя кроватями, готовый пресечь любые попытки раненых приблизиться друг к другу.
Несколько минут спустя в комнате появился какой-то человек; он подошел к врачу-монаху, который почтительно склонился перед ним; между тем Монтальте и Понте-Маджоре, узнав посетителя, прошептали со скрытым ужасом:
– Великий инквизитор!
Эспиноза вопросительно взглянул на врача, и тот успокоительно кивнул, добавив шепотом:
– Они спасены, монсеньор!.. Но посмотрите на них... Я боюсь, что они вот-вот захотят возобновить поединок!
Эспиноза поочередно окинул раненых испытующе-пристальным взглядом и повелительно махнул рукой. Монах вновь согнулся в глубоком поклоне и удалился неслышными шагами.
Эспиноза взял стул и сел между кроватями, не сводя с двух соперников властного взора.
– Итак, – сказал он очень спокойно, – мужчины вы или дети?.. Разумные люди или сумасшедшие?.. Как! Вы, кардинал Монтальте, и вы, герцог Понте-Маджоре, вы, славящиеся своей рассудительностью и предусмотрительностью, – и вдруг не умеете управлять своими страстями? Что за ребячество? Вы просто-напросто поддались ревности, слепой и глупой!..
Оба раненых издали глухое протестующее рычание, и потому Эспиноза продолжал с еще большей энергией:
– Я сказал «глупой»... и настаиваю на этом!.. Вы что же – ничего не видите? Да ведь если вы уничтожите друг друга, то праздновать победу будет Пардальян!.. Ведь Пардальян-то любим! Вы станете кусать и рвать друг друга в клочья, пойдя на поводу у своего безрассудства, а Пардальян тем временем отберет у вас Фаусту и посмеется над вами...
– Достаточно! Достаточно, монсеньор, – прохрипел Понте-Маджоре, в то время как Монтальте, чьи глаза налились кровью, в ярости сжимал кулаки.
Великий инквизитор заговорил вновь – еще более резким, еще более повелительным тоном:
– Вместо того, чтобы бросаться друг на друга, подобно двум разъяренным тиграм, объедините во Христе ваши силы и вашу ненависть! Они будут нелишними в смертельной схватке с вашим общим врагом. Преследуйте его без отдыха и передышки, пока он не окажется в вашей власти! Пока он не падет, хрипя и задыхаясь, под вашими совместными ударами... И лишь тогда, когда вы его убьете – лишь тогда, не раньше! – для вас настанет пора убивать друг друга... если, конечно, вы не сумеете договориться.
Монтальте и Понте-Маджоре, пораженные, нерешительно переглянулись. Ни тому, ни другому не приходило в голову это неожиданное, однако вполне логичное решение.
– Вы говорите сущую правду, монсеньор, – прошептал Монтальте.
– Вы верите, что Пардальян – единственный человек, которого вам следует опасаться?
– Да, – прохрипели оба раненых.
– Вы действительно хотите сокрушить его, увидеть, как он умирает медленной и мучительной смертью?
– О, ради этой минуты мы отдали бы всю свою кровь.
– В таком случае, будьте товарищами и союзниками. Поклянитесь, что станете помогать друг другу. Поклянитесь, что будете сражаться бок о бок до тех пор, пока Пардальян не умрет. Поклянитесь именем Христа! – добавил Эспиноза, протягивая им свой кардинальский крест.
И оба врага, примиренные обшей ненавистью к счастливому сопернику, возложили руки на крест, и голоса их слились воедино, когда они прорычали:
– Клянусь!..
– Хорошо, – сказал Эспиноза сурово, – я запомню вашу клятву. Когда вы избавитесь от своего врага, вы снова станете действовать независимо и снова сможете без опаски кидаться друг на друга, если уж вам непременно этого хочется. Но до тех пор вы заключаете оборонительный и наступательный союз! Так вперед же, на Пардальяна!
– На Пардальяна! Клянемся, монсеньор!
– Кардинал Монтальте, – сказал великий инквизитор, поднимаясь, – вы ранены не так серьезно, как герцог Понте-Маджоре, и я оставляю его на ваше попечение. Нельзя терять ни секунды, господа; вы должны быть на ногах как можно скорее. Подумайте о том, что вы имеете дело с закаленным бойцом; пока вы по собственной вине не можете двинуться с места, он не теряет времени даром. До свидания, господа.
И Эспиноза вышел медленной и мерной поступью.
Как и обещал великий инквизитор, Фауста, сопровождаемая Сен-Малином, Монсери и Шалабром, покинула Алькасар со всеми полагающимися ей почестями.
Куда бы ни направлялась Фауста, она любила окружать себя неслыханной роскошью. Вот почему она разбрасывала золото пригоршнями, не считая его. Для этой необычной женщины расточительство не было заурядным приемом кокетки, стремящейся создать сверкающую, но вовсе не обязательную оправу для своей сказочной красоты. Баснословная роскошь, которой она себя окружала, являлась звеном тщательно продуманной системы. Это было нечто вроде ослепительного спектакля, предназначенного поразить воображение всех тех, кто к ней приближался, от мала до велика, а заодно и подчеркнуть ее красоту.
В Севилье Фауста немедленно приказала отделать себе великолепные покои, украшенные мебелью из ценных пород дерева, переливающимися драпировками, редкими безделушками, полотнами самых известных мастеров того времени; не было забыто ничего, что могло бы произвести впечатление на ослепленного посетителя.
В это-то жилище и прибыла сейчас на носилках Фауста.
