Византия - Ломбар Жан (книги без сокращений txt) 📗
Молчальники прошли дальше, оставляя за собой умирающее эхо людских голосов, которые они принуждали умолкать, повернули, вновь поднялись по ступеням портика на другой стороне зала Магноры. Опять остановилась толпа слов, которые едва звучали, плененные знаком безжалостных лоз. Затем пересекли край гелиэкона Магноры, все так же по четыре в ряд, и косо двигались в протянутой руке их злато-серебряные лозы. Миновав своды Храма Господня, проникли в узкую галерею, очень длинную, упиравшуюся в дверь Спафакириона, где спафарии, охранявшие ее, подняли свои золотые мечи. В таинственном фиале Триконк с бронзовым водоемом в серебряной оправе народ еще толпился, сторонясь от солнца, вливавшегося в фиал, незащищенный кровлей. Многие восходили по двум мраморным лестницам Проконеза, полукружно приводившим к верхнему, как бы пробуравленному залу Сигме. Все умолкли при появлении Молчальников, которые, поднявшись по лестницам, удалились через Сигму в галерею Сорока Святых. В таинственном фиале Триконк они встретили других Молчальников, которые, выходя из Фермастры, делали знак своей серебряной вызолоченной лозой, повергая в безмолвие прозябавшую там низшую челядь. Спустились по другим лестницам. Выстроились перед Лавзиакосом-Триклинием, окаймлявшим далекий Юстинианос, галерею с воздушными портиками, и смолкали люди, проходившие через Лавзиакос. Давящая тишина воцарилась в Великом Дворце, нарушаемая лишь шелестом одежды тех, чьи остановили они разговоры шорохом скользивших башмаков, черных, желтых, зеленых, белых, тихим шепотом и щелканьем пальцев, которым друг друга подзывали ожидавшие. Остановились, наконец, перед Трипетоном, который назывался Орложионом, – ибо в одном из его фасадов устроены были часы, – и являлся портиком, предшествовавшим Золотому Триклинию, необычно восьмисводчатому, куда выйдет вскоре Константин V. Здесь склонились, обращенные лицом к залу, и, сложив свои лозы в одной из ниш Золотого Триклиния, рассеялись через Лавзиакос, куда поднималась другая феория Молчальников, возвращавшаяся из Фермастр.
Гражданские Кубикулярии показались в восьми сводчатых нишах Золотого Триклиния – все евнухи, сиявшие роскошными одеждами, покрывавшими их рыхлое, точно поблекшее, точно расслабленное тело. Они сходились из личных покоев Самодержца и супруги его Августы, – покоев, которые находились в верхнем этаже, заключавшем бесконечность зал, отдельных от зал торжественных. Выходили и из ниши Святого Феодора, где хранились оружие, венцы и одежды Базилевса вместе с его двумя золотыми червонными щитами и золотые жезлы Остиариев, осыпанные драгоценными камнями, золотые ожерелья Протоспафариев и позлащенные мечи Спафариев Великого Дворца. Появлялись и из гелиэкона Маяка – большого зала, который освещался окнами купола Золотого Триклиния, и откуда море виднелось через окружавшие галереи, омывавшее окраины садов, где блистало пронизанное светом кружево листвы. Появились и из ниши, служившей ризницей Патриарху.
Золотой Триклиний был очень красив со своей круглой галереей на восьми подвесах под куполом с шестнадцатью овальными окнами. Паникадило спускалось посредине – исполинская люстра с многочисленными разветвлениями, тень которых неподвижно плыла по мозаике пола, окаймленной серебром.
Чеканные серебряные ковши и чаши висели в галерее, а по стенам всюду возносились цветные мозаики. Перед занавесом ниши, скрывавшей дверь в гелиэкон Маяка, возвышался над несколькими ступенями тяжелый золотой трон Базилевса, осененный резным киборионом из золоченого мрамора. Семь других ниш закрывались семью занавесами, – из которых один пурпурный, прикрепленный к серебряному пруту против одностворчатой двери Трипетона, именовался Пантеоном, – семью занавесами, образовавшими семь последовательных граней, которые раздвинули Кубикулярии. Затем удалились, словно гонимые ветром, сойдя с галереи, где тонкими опахалами обмахнули ковши и блюда. Наступал черед Прэпозитов – приставов Базилевса.
По лестницам, примыкавшим к куполам, спустились они из верхних покоев и рассыпались по Трипетону. Некоторые из них направились через Лавзиакос, некоторые – через галерею Сорока Святых, расположенную на другом конце. Другие углубились в Триконк и к Сигме, величественно, по четыре в ряд спустились в таинственный Фиал, поднялись на галерею Дафнэ и здесь разделились; часть проследовала через Храм Господень к Великой Консистории, остальные к Ипподрому, ведущему в Фиал, и по лестнице Фиала, где голубая покоилась в водоеме вода, в преддверие Сцил, связанное с обширным Гелиэконом, господствовавшим над Ипподромом. Пустой и безлюдный раскидывался он, готовый вскоре открыться народу, который в необозримом скоплении рокотал снаружи радостным гудением Голубых, пронизанным горестными воплями Зеленых. Прислужники хозяйничали в огромном здании, мели арену и убирали толстыми тканями площадку под кафизмой, тогда как Кубикулярии, показывавшие в пасти кафизмы свои скопческие головы, уставляли золотой трон, увенчанный золотым киборионом.
Отрывистыми приказаниями скликали Прэпозиты в Дафнэ людей, над которыми еще тяготел запрет говорить, наложенный Молчальниками. Подобно глыбе двинулись призываемые, и устремились через Триклинии по иерархическому чину знатных, прибывших из дальних провинций. Прэпозиты поднялись к Магноре, выстроились перед портиком ее Гелиэкона и, следуя иерархии Проконсулов, каковыми были все там собравшиеся, – тяжело потянулись они от своей вынужденной немоты, имея вид встревоженный и как бы отупевший. На зов других Прэпозитов восходили по двум полукруглым лестницам люди из Фиала и по иерархическому чину Патрициев расходились с воротниками сдержанно горделивыми, на которых играло солнце, прорывавшееся в отверстие Великого Дворца. В иерархии Сенаторов тронулись на громкий повелительный призыв Прэпозитов те, что замолкли в Лавзиакосе, повинуясь Молчальникам, и ожидали, волоча башмаки и сталкиваясь спинами, украшенными изображениями зверей. Таким же образом приглашенные, появились военачальники Схолариев во внушительных мантиях и скарамангионах, ниспадавших на их заостренную обувь, а следом за ними чин плотно сомкнувшихся начальников Кандидатов и чин Доместиков. Наконец, выйдя из Августеона, бывшего продолжением части Великого Дворца, называвшейся Дафнэ, – степенно выступали чины Епархов, надменно сжимая губы, округлив глаза с важностью, подобающей значительным Магистратам. Чины эти проследовали к Золотому Триклинию.
Из Триклиния Девятнадцати Лож шествовали высокие сановники, и пред ними, согласно церемониалу, простерлись Диетарии и Гетерии в простых шерстяных парагавдионах. Соответственно обильному золоту головного убора, оружия и тяжелого жезла Великого Доместика выпячивался и его живот. Эластичная походка Великого Друнгария придавала ему вид толстокожего, и рыхлость его еще ярче оттенялась костлявым силуэтом Великого Логофета, его худым верблюжьим лицом, которое выделялось над другими сановниками наравне с раскачивающейся круглой тыквообразной головой Великого Папия, выделывавшего замысловатые движения своим серебряным ключом: затянутые и в зеленые узорчатые ткани облеченные, все они походили на ихтиозавров, на вздутых, брюхастых плезиозавров, которые шевелят крестцом и бедрами, старательно переступая гулкими ногами. Жидкая борода Протостатора в торжественности Триклиниев хорошо гармонировала с обнажавшимися гнилыми зубами Протовестиария, обрамленными седой короткой бородой. То самое, что казалось сжатым на плоском черепе блюстителя Певчих, сияло и расплывалось на остроконечном черепе Великого Стратопедарха, который, слово надувшись, презрительно созерцал толпу Остиариев, поспешавших в процессии, чтобы предшествовать им в Золотой Триклиний. Подскакивал на коротких ногах Великий Хартуларий, а Протокинег плавал под грузом жира, висевшего на всем его теле чудовищными комками. Искусными шагами, прижав локти к телу, выпятив грудь, скользили Великий Протоиеракарий и Великий Диойкет, а Протопроэдр и Проэдр, утопая в неисчислимых размышлениях, погружали квадратные подбородки в свои желтые хламиды. Радостные и легкие шли на цыпочках Великий Миртаит, Каниклейос, Кетонит и Кюропалат, подобные юным развратникам, которых ожидают нагие рабыни. Прошли эксерон Девятнадцати Ложей, отделенных им от Триклиния Экскубиторов, и двор Оноподиона, размыкавший Ложи с Триклинием Кандидатов и Великой Консисторией. Через портик Златой Руки поднялись в Триклиний Августеона, направились по галереям Дафнэ над Фермастрой, откуда, несмотря на запрет Молчальников, доносилось жужжание челяди, приставленной к кухням, к седельням, к пекарням и скотобойням Великого Дворца. Проникли, наконец, в таинственный Фиал Триконк, предшествуемые Остиариями, назначенными возвестить о них Базилевсу, который восседал на троне в Золотом Триклинии, переполненном теперь народом.
